С 1004 или 1005 г., когда византийская аристократка Мария Аргирополина использовала в Венеции свою маленькую золотую вилку, поведение людей за столом изменилось навсегда. Поначалу вилки сочли претенциозными; они стали предметами роскоши, которые часто изготовляли из драгоценных металлов с костяными или эбеновыми ручками. Монархи собирали их и завещали церквам. Римляне использовали вилки в древности, вкушая пищу на диванах. Но и диваны, и вилки в раннем Средневековье были позабыты: для мяса использовали примитивный столовый инструмент с одним острым концом, и люди ели руками. Знакомая всем и каждому вилка, которой Норберт Элиас приписал «цивилизаторскую» роль, вернулась в Европу благодаря Византии. Золотая вилка Марии является лишь символом многих аспектов византийского культурного влияния на Запад.

Это влияние было особенно очевидным в поселении, расположенном в головной части Адриатики. Его основали беглецы с материковой части Италии во время нашествий лангобардов в VI в. – в будущем это город Венеция. Перебравшись со всеми своими пожитками на песчаные банки, образовавшие острова лагуны, жители стали опытными мореплавателями и судостроителями. Они активно использовали имевшиеся в их распоряжении запасы рыбы и соли. Ими правил экзарх Равенны, сохранявший связь с Константинополем. В начале VII в. император Ираклий выделил средства для постройки церкви Богоматери на Торчелло (Санта-Мария-Ассунта, которая была позднее перестроена с грандиозным ансамблем византийских мозаик), и местные жители создали новый город, назвав его в честь императора Civitas Nova Heracleana. Сочетание местного богатства, военной поддержки из Равенны, епархии, созданной в Маламокко, и культурных инвестиций из Византии создали ядро Венеции, куда вошли разбросанные на разных островах общины.

Лангобардские вторжения в Северную Италию также оказали давление на византийский экзархат Равенны, в котором редко было достаточно войск и средств, чтобы защитить территорию, покоренную воинами Юстиниана. В 751 г. король Дезидерий наконец реализовал честолюбивые планы лангобардов и захватил Равенну. Византия переместила свое внимание непосредственно на Венецию. Но ее обитатели осторожно балансировали между союзом с Византией и поиском союзников на Западе. Начиная с VIII в. они поддерживали близкие отношения с франками, чтобы сохранить независимость от враждебных сил – в первую очередь лангобардов, а позднее – венгров. Старый римский титул венецианского герцога постепенно утратил византийские корни; герцог (dux) превратился в дожа (doge), под руководством которого мало-помалу сформировалась автономная система городского управления. Контакты с востоком укрепились византийским контролем над некоторыми далматинскими портами на восточном берегу Адриатики, и венецианские корабли регулярно перевозили послов, путешествовавших между востоком и западом. Известно, что венецианские купцы торговали лесом для судостроения, пшеницей, солью и рабами. Археологические находки предполагают также распространение венецианского стекла и гончарных изделий, таких как амфоры для транспортировки вина, зерна и масла. В конце IX в. дож Орсеоло подарил набор из 12 колоколов императору, получив в качестве ответного дара шелка.

Очень прибыльная торговля рабами объединяла венецианцев с мусульманским миром, хотя римские папы регулярно осуждали торговлю с нехристианами. Византийские императоры ее тоже запрещали – особенно когда находились в состоянии войны с исламом. Венецианцы продолжали продавать рабов (и христианских, и нехристианских пленных) в торговых центрах восточной части Средиземноморья, а сами покупали там специи, драгоценные камни и ладан. В 829 г. они воспользовались христианскими тревогами в Александрии относительно возможных мусульманских преследований, чтобы тайком вывезти из Египта мощи св. Марка. Этот святой стал покровителем Венеции, а его золотой лев до сих пор украшает городской флаг. Когда началось строительство большой новой церкви, достойной вместить драгоценные мощи, был выбран византийский стиль архитектуры. В 976 г. церковь Св. Марка уничтожил огонь, но ее восстановили и позднее заменили величественной базиликой, которая возвышается на площади Св. Марка и сегодня. Архитекторы из Константинополя, вдохновленные церковью Св. Апостолов в византийской столице, начали строительство базилики в середине XI в. при доже Доменико Констарини и создали грандиозное сооружение, характеризующееся византийскими куполами и мозаичными украшениями, а также некоторыми западными архитектурными элементами. На западном входе были поставлены бронзовые двери, изготовленные в Константинополе, а за высоким алтарем установили Пала д’Оро – великолепный алтарный образ из золота и эмали, заказанный дожем Орделафо Фальером в 1105 г. Воздействие имперской культуры возросло после 1204 г. благодаря материалам, привезенным из Византии. В Венецию доставили четырех бронзовых коней с константинопольского ипподрома, резные столбы из церкви Св. Полиевкта и порфировую скульптуру четырех тетрархов – теперь она вмонтирована в южный фасад собора Св. Марка. Эта базилика символизирует восхищение венецианцев византийской культурой.

Высокопоставленные венецианцы стремились к византийским титулам и почетным званиям. Они регулярно отправляли сыновей в столицу учиться и поощряли их браки с византийскими дамами. Мария Аргирополина – воплощение тесных связей византийцев и венецианцев. Ее брак с Джованни, сыном Пьетро II (дож с 991 по 1008 г.), был знаком византийской благодарности Венеции за недавнюю военно-морскую помощь, расстроившую арабскую осаду южноитальянского города Бари. Этот брак объединил аристократический род Аргир (Аргиропуло) с известным венецианским родом Орсеоло; Роман Аргир, близкий родственник Марии, в 1028–1034 гг. был императором. Свадьбу сыграли в Константинополе летом 1004 г. Патриарх благословил молодую чету, а императоры Василий II и Константин VIII возложили золотые венцы на их головы. Когда Мария и Джованни вернулись в Венецию, их торжественно приветствовал весь город, а рождение их сына, названного в честь византийского императора Василием, было встречено общим ликованием. Правда, тремя годами позже все трое умерли во время эпидемии. Тем не менее их союз укрепил отношения между Венецианской республикой и империей.

Константинополь развивал эти связи не только ради культуры, но и по стратегическим соображениям: венецианский флот строился, чтобы выполнять и военные, и торговые задачи, а также при необходимости оказать бесценную помощь Византии, старавшейся защитить территории Южной Италии. Отношения были оформлены документом, подписанным Василием II в марте 992 г. Венеция получала самый благоприятный торговый статус под прямым контролем министра иностранных дел. В этой грамоте, скрепленной золотой печатью (лат. Bulla Aurea, греч. chrysoboullos) и потому называемой хрисовул, перечислялись привилегии, дарованные венецианским купцам, в обмен на военную и военно-морскую помощь. Самым важным стала сниженная плата за вход и выход из константинопольского порта, которая предоставлялись только венецианским купцам и не распространялась на купцов или товары из других городов. Купцам из Амальфи и Ломбардии, так же как иудейским торговцам, оставалось только завидовать. В документе оговаривалось, что венецианцы всегда были верными слугами византийского императора, особенно когда требовалась их помощь в итальянских водах, и такое положение следовало сохранить.

Когда дож Пьетро Орсеоло инициировал обсуждение, приведшее к подписанию новой грамоты, формальный стиль его проведения наводил на мысль, что это не было равноправное двустороннее соглашение. Хотя венецианская провинция рассматривалась как независимое иностранное государство, а не подчиненная часть империи, Византия диктовала условия, а дож принимал их. Василий II совместил настойчивое требование поддержки на море с торговыми привилегиями, а когда Алексею I Комнину (1081–1118) потребовалось больше помощи на море, он расширил и привилегии. В XII в. Венеция имела в Константинополе не только целое поселение вдоль бухты Золотой Рог, но и крупные склады в разных эгейских портах. Местные византийские купцы все еще платили 10 %-й налог kommerkion, что вызывало неприязненное отношение к венецианцам. Позже, как мы увидим, Венеция пошла против Византии и после 1204 г. объединила свои разбросанные базы в колониальную империю, создав ее на руинах византийской имперской территории.

Пока Венеция развивала свои специфические связи с Константинополем, регионы Южной Италии и Сицилии оставались под прямым имперским контролем, и в раннем Средневековье они стали фемами. Сицилия была стратегически важна как пункт на морском пути между Новым и старым Римом, а отрезок между Диррахием и Бари соединял две половины сухопутного пути (Via Egnatia – Эгнатиева дорога). Император Лев III передал диоцез Восточный Иллирик, который включал эти районы, под контроль патриарха, тем самым укрепив самосознание греков. У империи также имелись союзники в разных прибрежных городах, включая Неаполь, Амальфи, Солерно и Равенну. Хотя северная часть Италии в VIII в. перешла под контроль лангобардов, а в IX в. арабы заняли Сицилию, два южных итальянских региона Калабрия и Апулия оставались частью Византийской империи до середины XI в. Затем Византия была вынуждена уступить их отряду авантюристов из Нормандии, являвшейся частью массового исхода молодых рыцарей, происходивших от викингов, которые устремились в дальние страны в поисках славы и богатства.

Пока итальянские торговые города создавали более тесный союз с Византией, другие западные страны предпочитали скреплять отношения с империей брачными союзами. Начиная с VIII в. и далее постоянно велись дипломатические переговоры, составной частью которых был вопрос о византийской невесте (porphyrogennita). В 767 г. Константин V одновременно отправил королю франков Пипину орган и брачное предложение, а позже придворный евнух императрицы Ирины остался на Западе, чтобы обучить дочь Карла Великого греческим обычаям. Но ни один из предполагаемых союзов не был заключен. В 901 г. Лев VI послал свою незаконную дочь Анну к Людовику III, королю Прованса (887–928). Константин VII Порфирогенет не только одобрил этот брак, но также выбрал западную невесту для собственного сына (см. гл. 17).

Византийские невесты были чрезвычайно привлекательными, поэтому и заключенные с ними браки считались очень престижными для европейских правителей. Феофано, племянница императора Иоанна I Цимисхия, считалась одной из самых заметных невест. В 972 г. Иоанн отправил ее, чтобы та вышла замуж за Оттона, сына германского правителя Оттона I (912–973). Хотя Никифор II Фока раньше ответил Лиутпранду отказом на предложение этого брака, Иоанну нужен был мир в Южной Италии, чтобы он мог сосредоточить все усилия на восточной границе, поэтому он снова начал переговоры с Западом. Феофано не была «рождена в пурпуре», но византийский двор хорошо подготовил ее к предстоящей миссии, и она привезла с собой большое приданое – шелка, драгоценности, иконы и манускрипты. Брачный контракт написали золотыми чернилами на свитке пергамента, раскрашенном так, чтобы походить на рулон византийского шелка. Церемонию в Риме изобразили на костяной пластине, на которой мы видим Христа, коронующего молодоженов в императорском стиле. Этот брак подтвердил центральное правило византийской политики: использование императорских родственниц для укрепления дипломатических отношений. Это было важно и в X в., когда Феофано вышла замуж за Оттона II, а Анна, сестра Василия II, была отправлена в Киев в жены князю Владимиру, и в XIV в., когда Феодора Кантакузина, дочь Иоанна VI, стала женой оттоманского правителя Охрана.

Благодаря брачному союзу, заключенному в 972 г. между Оттоном II и Феофано, влияние Византии распространилось на Северную Европу. Свекор выделил Феофано поместья возле Неймегена и Кельна, где она жила и в должное время дала жизнь четверым детям – трем дочерям и сыну, будущему Оттону III. Будучи женой западного императора, она участвовала в многочисленных пожертвованиях северным монастырям, а после его смерти в 983 г. продолжила строительство церквей в Риме, Франкфурте, Магдебурге и Ахене. Некоторые из них были посвящены восточным святым – Николаю, Дионисию, Алексию и Димитрию. Она укрепила культ Богородицы и св. Пантелеймона в Кельне, поместила своих дочерей в монастыри Кведлинбурга и Маастрихта, где хранились византийские шелка. Пока сын был ребенком, она издавала за него нормативные акты, причем использовала термин imperator, а не женский вариант – imperatrix. Она проследила, чтобы сын получил хорошее образование, изучил греческий язык, и всячески поощряла его интерес к классической культуре. Позднее он учился математике у Герберта Орильякского, ученого, который популяризировал арабские научные достижения в математике и астрономии в Европе, посредством переводов, сделанных в Каталонии. В 999 г. Оттон выдвинул его на папство под именем Сильвестр II. Задолго до того, как Оттон достиг брачного возраста, Феофано отправила посольство в Византию, чтобы ему нашли подходящую невесту. Переговоры были долгими, и в конце концов обе стороны пришли к соглашению относительно Зои, племянницы Василия II. Но этот брак так и не состоялся, поскольку император западного мира скончался на двадцать втором году жизни.

Расширение византийского влияния к северу от Альп было новшеством. В Италии Византию знали очень хорошо. Купцы из Неаполя, Амальфи и Салерно, а также из Пизы, Генуи, расположенных к северу, и Бари – к востоку, регулярно торговали в Константинополе, а монахи из Амальфи селились на горе Афон. Знание греческого языка был распространено на юге и на Сицилии, где на греческом диалекте говорят до сих пор. В XI в., когда византийское политическое влияние начало ослабевать, империя создала новую моду на церковные двери, отлитые из бронзы, которая захлестнула Италию. Византийские двери экспортировались в Амальфи, Монте-Гаргано, Монтекассино, Венецию. Когда аббат Дезидерий (1058–1087) перестраивал главную церковь в монастыре Св. Бенедикта (основанном им самим) в Монтекассино, он попросил, чтобы ему прислали мастеров-мозаичников, и заказал литургические принадлежности, включая бронзовые вещи и серебряный экран. Монастырский скрипторий создавал иллюстрированные манускрипты – по образцу византийских, а ремесленники занимались металлообработкой, резьбой по дереву, камню, кости, алебастру и изготовлением стекла. При Оттонах и Гогенштауфенах, правивших Италией и Германией, бенедиктинцы из Монтекассино регулярно путешествовали через Альпы и укрепляли знания о Византии при императорском дворе.

Если браки Феофано и Марии Аргирополины показывают, как глубоко ценилась византийская культура в определенных странах Европы, в других ее районах энтузиазма было намного меньше. Обе женщины стали объектами грубых атак западных клириков, утверждавших, что они оказывают дурное влияние, и предсказывавших им адские муки за внедрение предметов роскоши на Западе. Петр Дамиани (1007–1072) приводит Марию как пример, которому не следует подражать. И еще он критикует ее вилку. Дамиани считал, что она живет в собственном, искусственно созданном мирке – она отказывалась мыться в воде, которой пользовались все венецианцы, и заставляла слуг собирать дождевую воду. В комнате Марии пахло тимьяном и другими ароматами – «мерзкий постыдный запах», за который следуют ужасные наказания.

О Феофано около 1050 г. пишет Отлох Сент-Эммерамский в своей «Книге видений»: «Феофано в обличье, вызывающем сострадание, явилась некой достопочтенной и посвященной Богу деве в видении, упрашивая ту смиренно, чтобы помолилась за нее». Он обвинил Феофано в том, «что многие излишние и роскошные женские украшения, которые принято носить в Греции, но до того времени неизвестные в провинциях Германии и Франции, сюда впервые перенесла и убрала ими себя больше, чем подобает человеческой природе. Расхаживая же в таком вредоносном виде, заставила грешить прочих женщин, ищущих подобного». Неудивительно, что императрица являлась монахиням в видениях и просила помолиться о ее душе.

Почему образованные клирики, вроде Отлоха и Петра Дамиани, с такой яростью нападали на византийских женщин, которые выходили замуж за западных мужей двумя поколениями раньше? Не говоря об их явном отвращении к ухоженным женщинам, которые желают мыться в чистой воде, жить в благоухающих комнатах, носить шелковые платья и не грызть ногти, причина заключается в осознании других теологических верований и церковных традиций – византийских. Западные теологи перенесли свою враждебность ортодоксальным определениям и практикам на женщин, принесших в Западную Римскую империю обычаи Византии. Нападая на личные привычки Феофано и Марии после их смерти, клирики отрекались от византийского влияния.

Эта враждебность возросла в середине XI в., когда контакты между старым и Новым Римом углубили осознание разницы между восточной и западной церковной практикой, особенно в формулировке Символа веры. В то же время завоевание частей Южной Италии норманнскими авантюристами под командованием Роберта Гвискара подсказало императору Константину IX (1042–1055) и папе Льву IX (1049–1054), что необходимо искать способ остановить их. В 1054 г. по приглашению императора из Рима выехало папское посольство под руководством кардинала Гумберта Сильва-Кандидского, чтобы обсудить отношения. Но к большому разочарованию императора, прочный союз не был создан; отношения между кардиналом и патриархом Михаилом Керуларием быстро испортились. 16 июля они отлучили друг друга от церкви, и надежда на союз против норманнов была потеряна. Отлучение вскоре сняли, но не забыли.

Хотя термин «великая схизма» вряд ли оправдан, этот раскол привлек внимание к различиям в вере, использованию пресного хлеба, целибата клириков и подразумевающейся идее римского превосходства. Если Византия отказывается признать главенство епископа Рима, наследника св. Петра, это отражается на ее неправильной теологии. Западная враждебность Востоку могла переходить с чисто церковных тем, таких как исхождение Святого Духа, на вполне земные проблемы. Помимо выражения крайнего антагонизма к византийским шелкам, евнухам и вилкам, Петр Дамиани обвинил Феофано в аморальном поведении – с Джованни Филагатто, греческим монахом из Калабрии (типичный способ подорвать репутацию противника). От вопроса о женщинах, носивших прозрачные шелковые платья, остается лишь один короткий шаг до осуждения длинных придворных облачений византийских придворных – мужчин куда менее мужественных, чем западные панталоны. От вилок до прочих странных пищевых привычек, таких как использование чеснока и лука-порея, приготовленного в масле, от странной еды до еще более странного обычая поручать евнухам придворные церемонии, от распространения евнухов до предположения, что все византийские мужчины женоподобны и предпочитают не воевать. Все эти глубокие предрассудки питались недостоверной информацией и антивизантийскими стереотипами. Подборка папских писем IX в., особенно последних, составленная Анастасием Библиотекарем, и «Деяния Карла Великого» Ноткера изображали греков самыми отвратительными созданиями (nefandissimi). Большинство из этих стереотипов возникли в Риме и были распространены франками – в противоположность более теплым отношениям, которые поддерживали с империей Венеция и другие итальянские торговые города. Но они имели порочное и непропорциональное влияние на современных историков, отраженное в повторении осуждения Дамиани (позднее усиленного св. Бонавентурой, 1221–1274). Даже сегодня некоторые ученые воспроизводят старые стереотипы, несмотря на их очевидную предвзятость. Они используют их, подразумевая, что все византийское влияние, включая внедрение вилки, органа и греческих знаний, было достойным сожаления. Но ведь за западной тревогой по поводу этого влияния лежит преломление теологического спора 1054 г. на отдельных византийских женщин. Хочется верить, что не потребуется еще тысячелетие после разоблачения этих идей, чтобы положить им конец.