Глава двадцать четвертая
Принц
Из-под занавеса из свисающих с веревки мокрых простыней виднелись только их ноги, но я отчетливо слышал голоса. Я пришел, чтобы заплатить Берди еще за неделю – после этого я собирался поехать в Луизвек. Это был ближайший город, откуда можно было отправить сообщение, и где посыльные хранили молчание за умеренную плату.
Я помедлил, разглядывая башмаки Лии, увлеченной развешиванием белья. Будь я проклят, если меня не восхищает в ней все, абсолютно все. Грязная, потертая кожа – и это была единственная обувь, которую я видел у нее на ногах. А она, кажется, не придавала этому значения. Она росла с тремя старшими братьями – может, поэтому для нее в жизни важно было совсем не то же, что для других знатных девиц, каких я знавал. Либо она вообще никогда не вела себя, как принцесса, либо полностью отказалась от этой роли по приезде сюда. Ей трудно пришлось бы в Дальбреке, где придворным протоколом одежде придавалось значение не меньшее, чем религиозным ритуалам.
Я сунул руку в карман, чтобы достать морриганские купюры для расчета с Берди. Внизу замелькали руки Лии, расправлявшие края простыни, затем она выхватила из корзины следующий комок мокрой ткани.
– Ты любила когда-нибудь, Берди? – спросила Лия.
Я перестал шарить рукой в кармане. Берди тянула с ответом.
– Да, – наконец, отозвалась она. – Давно.
– Ты вышла за него замуж?
– Нет. Но мы очень любили друг друга. Боги всемогущие, как же он был красив. Не в обычном смысле слова. У него был нос крючком. Глаза близко посажены. На голове было не так уж много волос, но в комнате становилось светлее, когда он входил. Было у него то, что я называю изюминкой.
– Что же случилось?
Берди была немолода, но вздохнула так, словно воспоминания были совсем свежи.
– Я не могла отсюда уехать, а он не мог остаться. Вот, в общих чертах, и вся история.
Лия продолжала расспросы, и Берди поведала, что тот человек был резчиком по камню и держал дело в Граде Священных Таинств. Он хотел увезти ее с собой, но у нее умерла мать, отец сильно сдал, и она боялась оставить постоялый двор на немощного старика.
– Ты жалеешь, что не уехала?
– Мне некогда думать о таких вещах. Что сделано, то сделано. Я тогда поступила так, как должна была, – над веревкой показалась узловатая рука Берди с горстью прищепок.
– Но что если бы…
– Почему бы нам не поговорить немного о тебе? – перебила Берди. – Ты не жалеешь о решении оставить дом – теперь, когда пожила здесь?
– Я счастлива, как никогда. А когда Паулине полегчает, буду еще счастливее.
– Даже несмотря на то, что некоторые люди по-прежнему считают долг и традицию…
– Стоп! Вот два слова, которые я не хочу слышать больше никогда, – услышал я голос Лии. – Традиция и долг. И мне неважно, что думают другие.
Берди хмыкнула.
– А что если, там, в Дальбреке не так уж…
– А вот и третье слово, которое я не желаю слышать. Никогда! Дальбрек!
Я смял зажатые в кулаке купюры, чувствуя, как учащается пульс.
– Он в не меньшей степени виноват в моих проблемах. Что это за принц…
Ее голос сорвался, и воцарилось долгое молчание. Я подождал, и наконец услышал, как Берди ласково сказала:
– Все в порядке, Лия. Ты можешь все мне рассказать.
Они еще помолчали, а когда Лия заговорила, ее голос звучал совсем тихо.
– Всю жизнь я мечтала, что кто-то меня полюбит. За то, какая я. Не принцессу. Не Первую дочь. Просто меня. И уж точно не потому, что так предписано договором.
Она пнула корзинку.
– Неужели это слишком много – хотеть быть любимой? Заглядывать ему в глаза и видеть в них… – голос Лии дрогнул, она снова помолчала. – … видеть в них нежность. Знать, что он непритворно хочет быть с тобой, делить с тобой жизнь.
Я ощутил, как горячая кровь отливает от висков, а шея вдруг стала влажной от пота.
– Я понимаю, дворяне все еще заключают договорные браки, – продолжала Лия. – Но так бывает все реже. Мой брат женился по любви. Грета даже не Первая дочь! Я надеялась, что когда-нибудь тоже найду того, кто…
У нее снова прервался голос.
– Продолжай, – подбодрила Берди, – Ты слишком долго носила все в себе. Выговоришься, и тебе станет легче.
Лия откашлялась, прочистила горло, и слова полились снова, пылкие и искренние.
– Я надеялась, пока король Дальбрека не сделал предложение нашим министрам. Это была его идея. Похожа я на кобылу, Берди? Я ведь не племенная лошадь на продажу.
– Конечно, нет, – согласилась Берди.
– А принц? Что это за мужчина, если он позволяет папочке добывать ему невесту?
– Совсем не мужчина.
– Он даже не удосужился приехать и познакомиться со мной до свадьбы, – она презрительно фыркнула. – Ему было неважно, на ком он женится. Я могла бы оказаться старой каргой. Он просто-напросто послушный папочкин сынок, даром что в короне. У меня не было ни капли уважения к такому человеку.
– Тебя можно понять.
Да, подумал я, ее можно понять.
Я сунул купюры назад в карман и ушел. Берди можно было заплатить и позже.
