Глава восемнадцатая
Всегда против ветра.
Я слышу, они идут.
Расскажи мне еще, Ама, расскажи про бурю.
Не время для историй, дитя.
Ама, пожалуйста.
Ее глаза пусты.
Сегодня у нас нет ужина.
История – единственная, чем я могу насытить ее.
Была буря, вот и все, что я помню.
Буря, которой не было видно конца.
Великая буря, подсказывает она.
Да, вздыхаю я и сажаю ее себе на колени.
Давным-давно, дитя,
Очень, очень давно,
Семь звезд упали с небес.
Одна, чтобы сотрясти горы,
Одна, чтобы вспенить море,
Одна, чтобы взорвать воздух,
И четыре, чтобы испытать сердца людей.
Тысячи ножей света
Превратились в облако, пылающее, кружащее,
Словно голодное чудовище.
Только маленькая принцесса обрела милость,
Принцесса, вот такая, как ты…
Буря, которая лишила смысла пути стариков.
Острый нож, тщательно выбранная цель, железная воля и чуткое сердце,
Вот и все, что имело значение.
И движение. Постоянное движение.
Иди, дитя, пора уходить.
Стервятники явились, я слышу, как они шуршат в холмах.
Последний завет Годрель
Столько всего собиралась я сказать Паулине сегодня. Столько всего, что тогда казалось мне важным. Я хотела отчитать подругу за распространение историй о моей боязни кроликов. Подшутить над ее неистощимой изобретательностью, которой не служит помехой даже недомогание. Рассказать о том, что Рейф привез корзины, и поведать о том, как мы собирали с ним ежевику в каньоне. Мне не терпелось узнать ее мнение обо всем этом, а потом обсудить всевозможные мелочи нашей жизни, как мы делали всегда, вернувшись в свою комнату в конце дня.
И вот теперь я сидела одна в темном стойле, не решаясь встретиться с Паулиной, гладила ослика межу ушами и шептала: «Что же делать? Что же мне теперь делать?»
Я добралась до таверны со страшным опозданием и ворвалась прямо на кухню. Берди прямо кипела, точь-в-точь, как похлебка в ее котле. Я собиралась объяснить ей, почему опоздала, но все, что смогла выдавить из себя, было: «У меня есть новости о Микаэле», после чего горло у меня сжалось так, что из него не вырвалось больше ни звука. Возмущение Берди мгновенно улеглось, она молча кивнула, протянув мне тарелку, а остаток вечера прошел в привычной суете, помогающей оттянуть неизбежное. Я улыбалась, приветствовала гостей, подавала, убирала со столов. Но никто в тот вечер не слышал от меня острого словца. В какой-то момент я остановилась у барной стойки и, пока кружка наполнялась сидром, прислонилась к стене, глядя перед собой невидящими глазами. Паулина тронула меня за локоть и спросила, что со мной такое.
– Просто устала, – ответила я. – Провела слишком много времени на солнце.
Паулина начала было извиняться, что от нее сегодня не было помощи, но я не дала ей договорить и убежала подавать сидр.
Каден сидел за столом один. Увидев, что Рейф не явился, я испытала облегчение. Мне и без того было скверно, а под его мрачным взглядом стало бы еще хуже. И все же каждый раз, как кто-то входил в таверну, я поглядывала в сторону двери. Рано или поздно он все-таки должен проголодаться, думала я. Я следила за тем, чтобы улыбка не сходила с лица, и обращалась к вошедшим с обычными приветливыми словами, но, когда я принесла Кадену еду, он задержал меня, не позволив сразу удалиться.
– Сдается мне, сегодня твой огонек светит не так ярко, Лия.
– Прошу меня извинить. Я сегодня немного рассеянна. Я забыла принести что-то, что вы просили?
– О нет, все прекрасно. Чем ты озабочена?
Я была невольно тронута тем, что постоялец заметил мое состояние.
– Просто голова болит немного. Скоро это пройдет.
Каден не отводил от меня внимательного взгляда, он явно не поверил моим словам. Я вздохнула и опустила голову.
– Что ж, скажу правду: я получила сегодня нерадостные новости от своего брата.
Брови Кадена полезли на лоб, как будто я чем-то сильно его удивила.
– Твой брат?
Я заулыбалась. Вальтер. Подумать только, я чуть не забыла, какую радость он доставил мне сегодня.
– Он заезжал ненадолго сегодня вечером. Я была так счастлива его увидеть, но, к несчастью, перед самым расставанием он рассказал мне кое-что неприятное.
– Высокий мужчина? На тобианском жеребце? По-моему, я встретился с ним сегодня на тракте.
Меня удивило, что Вальтер скакал из Луизвека по тракту, а не по одной из малых боковых дорог.
– Да, это он, – ответила я.
Каден кивнул и откинулся на спинку стула с таким довольным видом, будто уже насытился – а ведь он еще и не прикоснулся к ужину.
– Теперь, когда я знаю, что это твой брат, я даже понимаю, что между вами есть сходство. Темные волосы, высокие скулы…
Как много деталей он успел разглядеть во время краткой случайной встречи на дороге.
Впрочем, этот человек очень наблюдателен – сразу заметил сегодня в переполненной таверне, что мой огонек еле теплится.
Каден выпрямился.
– Могу ли я чем-то помочь?
Его голос был участливым, теплым, он напомнил мне отдаленные раскаты летнего грома – они кажутся даже ласковыми на большом расстоянии. И снова взгляд этих глаз, под ним я чувствовала себя обнаженной даже в одежде, как будто они видели меня насквозь. Я понимала, что не могу сесть рядом и рассказать ему обо всех своих горестях, но под его неотступным взглядом меня так и подмывало это сделать.
– Ничем, – шепнула я. Он протянул руку и стиснул мои пальцы. Между нами повисло молчание. – Мне пора возвращаться к своим обязанностям, Каден.
Оглянувшись, я заметила, как Берди наблюдает за нами из дверей кухни. Что она должна о нас подумать, было первой моей мыслью, а затем: кто еще это видел? Но было ли в этом что-то предосудительное? Чего мне стыдиться? Разве это не хорошо, что хоть кто-то беспокоится обо мне, тогда как весь мир только и думает, как бы накинуть мне на шею петлю? Я была благодарна Кадену за его участие, но все же отняла руку.
– Благодарю вас, – шепнула я, боясь, как бы не задрожал голос, и поскорее убежала прочь.
Когда мы покончили с вечерними трудами, я оставила недоумевающую Паулину у двери, а сама убежала вперед, оправдавшись тем, что мне нужно на свежий воздух и я хочу пройтись. Но моя прогулка была не дальней, я дошла только до стойла Отто. Там было темно, пусто, и я могла без опаски поделиться с ослом своими тревогами. Усевшись с ногами на перегородку загона и удерживая равновесие, я одной рукой обнимала опорный столб, а другой поглаживала своего четвероногого друга. Отто не удивился моему позднему визиту. Он принял его с такой благодарностью, что у меня сжалось сердце. Я и без того еле сдерживала подступающие рыдания. Что же мне делать?
Правда убьет Паулину.
Я услышала шорох, лязг металла и замерла, всматриваясь в темноту.
– Кто здесь?
Ответа не было.
А потом снова раздался шум, как мне показалось, с другой стороны. Ничего не понимая, я развернулась, соскочила на пол и снова окликнула: «Кто здесь?»
В лунном луче появилось бледное лицо Паулины.
– Это я. Нам надо поговорить.
