– А когда мы им расскажем?

– Не знаю, может быть, никогда, но самое главное – точно не сейчас…

Более месяца назад они высадились на этой планете. Случилось непоправимое, и продолжить путь далее уже не удастся. Выживание в суровых условиях местного мира также под большим вопросом. Необходимо добраться до одной из теоретически еще существующих, давно покинутых, устаревших и заброшенных, но возможно чем-то еще полезных баз. Ресурсов, которые посчастливилось спасти с таким большим трудом, даже при самом строгом расчете и экономии надолго не хватит. А зимы тут суровые… На орбите остался лишь пробитый в нескольких местах спасательный маяк. Но если время от времени ему не подавать корректирующий сигнал, то и он долго не протянет, электроника практически вся пришла в непригодность еще до эвакуации… А подавать сигнал с поверхности планеты желательно регулярно, с одного места и в определенное время. Но как это сделать, если из выживших только двое взрослых, а остальные – дети, спасенные с гибнущей планеты, причем не своей, а мало изученной расы? Эти дети пока ничего не понимают, да и вся операция проходила в жуткой спешке. Большинство беженцев приняли военные корабли, но спасти всех даже при сильном желании просто нереально ни технически, ни по отпущенному войной и судьбой времени. Потому последних спасали все, кто решился помочь, в том числе и несколько оказавшихся поблизости научных судов взяли на борт беженцев, сколько смогли. И только этот маленький исследовательский корабль единодушно присоединился к спешной эвакуации, без размышлений выбросив все научное оборудование, запасы и даже результаты своей многолетней работы. Потому что жизни важнее, их никогда не вернуть. Времени размышлять не было, когда с каменистого плато, уже утопающего в огне, был послан призыв спасти оставшихся детей. И безоружный маленький исследовательский кораблик совершил невозможное, прорвавшись на планету и забрав последних из оставшихся…

Но им не суждено было долететь до другой звезды, и вот они затерты во льдах чужого и негостеприимного мира. Только маленькие пассажиры планеты, которой уже, наверно, нет, надеются и ждут, что за ними придут их взрослые, и наполненные печалью и тревогой глаза постоянно спрашивают: зачем мы здесь? За что? Даже заставить их есть – уже непростая проблема, потому что их раса бывает подвержена разрушительным переживаниям и депрессивному желанию от всего отстраниться и не так цепляется за жизнь, как другие. Это не дети Земли, а совсем иначе воспитанные. Им страшно, но они гордо молчат и наедине с собой мучаются вопросами, стараясь посторонним показаться независимыми и сильными. Так их учили наставники, но на самом деле они слишком малы, чтоб осознать серьезность положения. Им не так страшен холод, как недостаток пригодного для дыхания воздуха или еды. Слишком многое им пришлось терпеть в последние месяцы перед эвакуацией, и сил на что-то большее уже не осталось. А маленький почти разбитый маяк на орбите – последняя надежда на спасение, дающая шансы, только если он не упадет на планету или не слишком отдалится от нее, затерявшись в космосе среди астероидов и обломков чужих кораблей, или просто не сгорит, приблизившись к солнцу.

– Ради выживания мы должны покинуть это ненадежное временное убежище. Это уже решенный вопрос, ради детей. Мы обязаны искать все возможные и невозможные варианты. Остается подумать, как это им объяснить и что им придется делать в наше отсутствие. Все придется делать вручную, потому что почти ничего не осталось и ремонту не подлежит.

– Мы расскажем детям легенду. Это ведь необычные дети, просто дать им инструкции в их возрасте бесполезно. Мы должны дать им больше, чем надежду, – мы доверим им важное дело. И не ради их самих, потому что лишь ради себя они не умеют ни жить, ни бороться со своей депрессией, а ради достойных. Практически мы поступим так же, как было принято в их достаточно жестком и обособленном обществе. Понадеемся на их привычки и гены, другого пути сейчас просто не найти, будь у нас больше времени и ресурсов или будь они немного постарше…

– Уверен, что они все правильно поймут?

– В самый раз. Они же совсем другие. Это ты в первую очередь по своей земной привычке обращаешь внимание на саму личность, а они в первую очередь смотрят на поступки, на деятельность. Мы наделали ошибок, но они больше ценят то, чего мы достигли. Посмотри, как они смотрят на тебя. Они не пропустят ни одного поступка, они наблюдают за нами.

– Мне бы твою уверенность! Хотя это был риторический вопрос… Мне кажется, что огонь тоже бывает холодным, разным. И для меня тут он действительно холоден. Мысль про огненную звезду как-то не приходила мне в голову, хотя мы практически живем среди звезд в последнее столетие. Мне кажется жестоким и неприемлемым, когда так обходятся с тем, кто всегда заботился о других и в кои-то веки захотел хоть что-то для себя. Хотя меня мучает даже вопрос, что же он такое захотел? Ты допишешь эту историю хотя бы для меня?

– Дело не в том, что именно он захотел, мы тоже не идеальны, дело в том, кем при этом он был. Он жил так, что у него для себя даже времени не хватало, но не мог жить иначе. Суть в том, что некоторые вещи не стоит менять, даже если можешь, и нельзя отказаться… Откажись от своих обязанностей – кто тогда их исполнит, кому по силам? Некому было оставить, нельзя переложить на чьи-то плечи – вот и получилось, что единственный выход был тот, что был сделан. И даже этот нелегкий выбор послужил на благо всем. Мог ли пожелать нечто недостойное? Конечно, не мог. Ничего необычного, просто было немыслимо, что он может пожелать что-то для себя, ведь он был больше инструментом, как часы, часы должны отмерять время, очень нужная вещь, но разве могут быть у часов желания? Потому не важно, что он пожелал, может, он захотел завести себе кота, научиться вязать крючком или немного личного времени… Главное, как он жил и что сделал для других.

– И ты полагаешь, они это поймут?

– Обязательно. Именно это они и способны понять. Ты посмотри, как они смотрят и ждут…

Лой спустился с верхней площадки, помогая себе второй парой рук, и осторожно положил на стол небольшой прибор из тех, которые еще функционировали. Возвращаться к своим он не торопился, хотя его смена закончилась еще несколько минут назад. Он уже слышал, как к нему идет младшая сестра, и знал, что она опять будет просить. Она это просит каждый раз, когда на душе у нее сгущаются сумерки и мучает неопределенность. А то, что он рассказывает, помогает всегда и безотказно. И не только ей – это помогает всем и даже ему самому. В минуты отчаянья и одиночества, когда уже ни во что не хочется верить и не остается ни желания, ни сил, он повторяет это сам себе. Люди, которые их вывезли из огня, были слишком далекими и непонятными, все, что они делали или говорили, требовало больших усилий для понимания и все равно казалось слишком странным и чужим. И только то, что они передали перед уходом, оказалось самым понятным и ценным. Они обязательно вернутся, ведь у каждого достойного уважения есть свой долг, который нужно исполнять. А пока их нет, ему и оставшимся тоже нужно исполнять свой долг. Чтоб ничего, что сделали другие достойные, не было зря и чтобы стать таким же достойным. Это он отлично понимал и принимал. Сестра мягко протопала маленьким ножками, одетыми в меховые мокасины. Она сдержанно поприветствовала Лоя и, сразу забыв о нордическом этикете, обняла и попросила от имени всех оставшихся, чтоб не показаться самой слабой:

– Ты нам обещал сегодня рассказать еще раз, ты рассказываешь лучше всех, ну пожалуйста…

Он это рассказывал уже много раз, но ни один из них не был последним и не будет. Когда ему это передали люди, он даже не сразу поверил, как такое может быть. Каждое слово было ясным и ярким, как небо над его давно покинутым домом. Это было равноценно инициации, которую ему предстояло пройти еще нескоро. И вот самые младшие уже черпают в этом свои силы и учатся действовать и жить, так же как учили бы наставники дома. Откинувшись на своем сиденье, он заглянул в глаза младших и начал…

Сердце Ледяного Лорда.

Это было очень давно.

В том Мире и в то Время Он был тем, кого сейчас назвали бы Верховным Техномагом, а не простым правителем на троне. И обязанностей у Него было намного больше, чем у других, потому что Он все делал один, – так уж сложилось. Он жил в самой высокой башне огромной цитадели. У Него был свой двор, свои люди и друзья, но все же большей частью роскошные залы были пусты. Он не требовал лишнего, и большую часть времени люди были заняты собственными делами, семьями и хозяйством. Он был высок и достаточно красив. В руки Его легко ложились и рукоять клинка, и тонкий стебель хрупкого цветка. И каждый день к Нему приходили те, кто нуждался в Нем, да и Сам Он многое знал и помогал без всяких просьб. Он призывал дожди, когда были засухи, строил, спасал, судил, говорил и молчал… И ни разу никому в голову не пришло сказать даже простое «спасибо», потому как Он делал то, что был должен. И это считалось сутью Его существования. Никто даже не обращал внимания на Его заботы. Для всех Его труды были естественным положением вещей. Если бы Он вдруг что-то пропустил, все обратили бы внимание, шептались бы, беспокоились, что случилось с Ним, почему не выполнил должного, как выполнял всегда.

Иногда, находясь рядом с друзьями, Он понимал, что все они далеки от Него. Вроде бы рядом, веселятся, но когда Он присоединяется к ним, смех становится тише и кажется, что до Его прихода они говорили совсем о другом. И тогда казалось, что между ними незримая стена, но Он старался прогнать от Себя это странное чувство.

Лишь однажды Он пожелал что-то для Себя Самого и поделился этим с тем, кого считал лучшим другом, но друг поступил совсем не так, как Он ожидал. Друг вспылил и стал хмур. И много было сказано громких и несправедливых слов, а суть была в том, что друг обвинил Его в эгоизме и гневно отвернулся. Нет, Он не разозлился тогда, хотя мог бы и как Лорд имел на это право. Он мог бы уничтожить ушедшего так же легко, как вызывал ливень на иссушенную землю. Но не об этом Он думал, глядя вслед ушедшему, – Ему просто стало печально.

В полном смятении Он лег, сбросив тяжелую верхнюю одежду и не закрывая глаз, и вокруг Него, словно фантастический ковер, медленно расцвели тонкие переплетения цветных узоров, рожденные Его воспоминаниями. Некоторые из них были яркими и радостными, словно светились изнутри, бережно обнимая контуры Его тела. Он раскинул широко в стороны руки, чтоб прикоснуться к ним пальцами, раздвигая границы, словно стремясь ощутить, поддержать и усилить этот свет, а местами узоры скрывали темнеющая дымка и подступающая темнота…

Он понял, что всегда был один, с самого начала.

И тогда Он закрыл за Собой двери Своей башни, отгородившись от всех.

Лишь спустя несколько дней люди заметили неладное. Никто не заботился об их нуждах, как прежде, не выслушивал их просьб, не спешил на помощь… Сначала они ждали, потом стучали в кованые двери, но ломать не рискнули. Запоздало они спохватились и задумались, а когда осознали, в чем дело, решили дождаться, пока Он Сам выйдет, и к этому времени приготовить разные дары за все хорошее, что было и будет когда-то Им сделано. Были среди даров и те, что должны были напомнить о счастливом времени, проведенном с друзьями, чтобы Он понял и поверил, что Он не одинок. А еще они нашли того, по чьей вине это случилось…

– Когда Он выйдет, извинись перед Ним…

И друг Лорда, молча склонив голову, ждал вместе с остальными Его возвращения. Наконец двери башни отворились и Он вышел им навстречу. И было много теплых слов и даров. Он принимал их, благосклонно улыбаясь, кивал и говорил со всеми. Но присутствующих не оставляло чувство, что что-то не так. Он был непринужденно вежлив и внимателен, но только так и там, где это следовало делать.

– Поговори же с ним, – шепнули другу.

– Я был неправ, прости. Конечно, Ты имеешь право на то, что пожелал. Я только поддержу Тебя, – сказал друг, оставшись с Ним наедине.

Но в ответ все та же вежливая улыбка, а взгляд будто насквозь.

– Тебе не надо беспокоиться. Я больше не нуждаюсь в этом. Мне уже ничего не надо, – безмятежно ответил Он и прошел мимо удивленного друга.

Почему?..

Тогда, за закрытыми дверями башни, у Него появилось время подумать о Себе и принять единственное решение для Себя. В один из вечеров Он поднялся на самый верх башни, а потом еще выше, ступая по невидимым ступеням прямо к ночному небу. И там Он оставил Свое сердце холодной и яркой Звездой и спустился обратно, чтобы следующим днем вернуться в мир.

– Но почему? Как? Зачем? – Голос друга прерывался от волнения: – Как же так?

– Я понял, что оно мне не нужно. – Он лишь на мгновенье обернулся, чтобы дать ответ, и ушел, чтобы заняться привычными делами.

Тысячи лет прошли, уже никого не осталось из тех, кто помнил Его. Даже потомков того народа уже нет, и прожито столько жизней, что можно забыть о той истории. Он видел многое, но чаще оставался равнодушен, а своими лучшими собеседниками считал цветы и камни. Он больше не искал ни друзей, ни врагов – ничего. И прозвали его Ледяным Лордом за холод и спокойствие, что исходили от Него.

А сердце, оставленное в небе, по ночам все так же сияет недосягаемой четырехконечной Звездой. Той, что стала Путеводной… Звездой, что ведет корабли от земли к земле, никогда не предавая и ничего не прося взамен.

И нет рядом с ней ни одной столь же яркой или близкой…

Так и пояснил историю тот исследователь, кто ее рассказал, и шагнул за порог убежища в поисках спасения для всех.

Закончив, Лой встал, но не пошел отдыхать вместе с остальными, а поднялся наверх, чтобы снова посмотреть на темное небо. Там заметной точкой сверкала Звезда. Сердце Ледяного Лорда, которое было нужно поддерживать, чтоб оно служило всем достойным Путеводной Звездой.