Жилка
Вечером, устанавливая на крепких, прошлой осенью только сколоченных мостках насос для полива, Сергей Юрьевич дал себе слово посидеть завтра на утренней зорьке. Да и в самом деле – позади уже, считай, половина лета, пруд под самым забором, а он еще ни разу нынче не порыбачил. Собирается всё, собирается, поглядывая из огорода, как мужички душу отводят, и никак не соберется. То одно дело зацепит, то другое…
Обосновались они здесь с женой семь лет назад, когда сын надумал жениться. Передали молодым городскую квартиру, купили избушку. Кстати тут и выход на пенсию подоспел. Село же это знали с давних пор – традиционно ездили в сосновый бор, что поблизости, резать грибы, собирать в июле жимолость, а в сентябре бруснику. Проскакивали мимо села на своем «Москвиче», любовались крепкими домами и опрятными палисадниками, прудом, на котором, как огромные поплавки, белели сытые, сонные гуси, а в воде, казалось, кишмя кишат жирные карпы и караси. Но Сергей Юрьевич не признавал тогда прудовую рыбалку, говорил о ней: «Как возле лужи на виду у всех торчать». Любил реку, течение, шум перекатов или таинственную тишину таежных озер, любил спиннинг, резиновую лодку, удочку-ходовушку… А вот заиметь свой домик с огородом хотелось, и как о чем-то несбыточном, почти не всерьез, они тогда мечтали с женой под старость лет здесь поселиться. Время пришло – и как-то легко, без суеты и волнения, без ломки поселились.
Постепенно завели кур, гусей, кроликов, козу, поставили пару тепличек и вроде бы превратились в крестьян. И как-то незаметно красоты природы поблекли, бор стал чуть ли не дальше, чем когда жили в городе, все силы и время уходили на хозяйственные заботы. Даже вот удочку уже некогда кинуть…
Под конец ужина, за чаем, Сергей Юрьевич почти торжественно объявил:
– Завтра утречком хочу порыбачить сходить. Что-то рыбки давно не жевали.
– Да как давно?! – первым делом чуть не с обидой удивилась жена. – Горбуша вон со стола не сходит!
Действительно, она каждый раз привозила из города то соленую, то копченую, то мороженую (для ухи или на жарёху) тушку горбуши. Дефицитная в прежнее время, теперь лежала эта красная рыба в каждом магазине и стоила не намного дороже селедки… Да, горбуша… Но почему-то за рыбу ее Сергей Юрьевич никогда не считал – ел как мясо скорее. И уж тем более не ее имел в виду сейчас. Объяснять не стал, да и жена поняла, что удивилась-обиделась зря, – глянула на мужа извиняющимся взглядом, напомнила:
– Сумка в кладовке. На второй полке лежит… слева.
– Уху, я знаю. Спасибо.
Когда стемнело и всё, что успелось за сегодня, было сделано, Сергей Юрьевич вывалил на обеденный стол рыболовные снасти. Закурил перед тем, как начать разбираться.
Он не помнил, как досталась ему, откуда взялась эта коричневая, пупырчатой кожи офицерская полевая сумка. Теперь казалось, она была у него чуть не всю жизнь, и всегда в ней хранились пластмассовые баночки с мормышками, крючками, мошками, колокольчики для закидушек и донок, катушки с леской, поломанные поплавки, куски свинца для грузил, спичечные коробки, запятнанные зеленоватой слюной кузнечиков, разнообразные, порой очень аппетитные блесны…
Глядя на эти старые, дорогие ему вещицы, Сергей Юрьевич вспоминал давнишние поездки на Енисей, походы по узеньким таежным речкам, хариусов, ленков, колючих непокорных окуней, головастых таймешат, похожих на овчарок щук, которые, бывало, выматывали все силы, сопротивляясь, пока затащишь их в лодку; вспоминал мелких, зато самых вкусных (если подсушишь, почти обуглишь на сковородке) пескариков. Налимья уха вспоминалась, заполошный звон колокольчика на закидушке, сулящий богатую, крупную добычу… Много рыбачил Сергей Юрьевич на своем веку, множество рек и речушек, проток, горных озер прошел с удочкой, спиннингом, разную рыбу доставал из воды, а теперь вот остался пруд возле самого дома, перспектива поймать карася или окунька с ладонь, и вряд ли уже когда он метнет закидушку на Енисее, ожидая вытащить сияющего розовыми боками ленка граммов на восемьсот, вряд ли ему придется сражаться со щукой или охотиться на хариуса на безымянном таежном ручье, пуская и пуская по быстрине приманку-мошку… Да, было времечко.
Воспоминания о том, чего не вернуть, не повторить, расстроили, Сергей Юрьевич пожалел, что опростал сумку, выпустив из нее прошлое. Тем более что нужное для его теперешней рыбалки лежало на самом верху – три готовые с прошлого года удочки. Вот они – намотанная на картонку леска, шарики грузил, по два изогнутых, мелких, с острыми жалами крючка и поплавки, сделанные из винных пробок. Нехитрая снасть для нехитрой рыбешки…
Сергей Юрьевич отложил это в сторону, остальное сгреб, небрежно засунул обратно, закрыл сумку, отнес в кладовку. Потом под навесом во дворе, где светила всю ночь лампочка, привязал леску к длинным сосновым удилищам, порадовался, что они не утратили гибкости, не затрухлявели, хотя и сделаны лет уже пять назад.
Возвращаясь в избу, глянул на висящий у двери термометр. Двадцать три градуса. Хорошо. Карась любит тепло, да и для грибов подходяще. После позавчерашнего ливня вполне могут маслята высыпать. Надо б проверить…
В пять утра затрещал будильник. Сергей Юрьевич подскочил, вдавил пипку на его макушке, оглянулся испуганно на жену – не разбудил ли. Нет. Спит спокойно, лицо во сне разгладившееся, почти молодое. И ему захотелось обратно под одеяло – обнять ее, еще подремать. Привык вставать на час позже – под петушиную, на всё село, перекличку.
– Эх-хе-е, – вздохнул, пристыдил себя, – разленился, парень! – Стал кряхтя, позевывая одеваться.
Солнце пока только угадывалось за цепью холмов на востоке, но небо уже становилось почти по-дневному голубым, высоким. Чуть-чуть марала его сероватая поволока – дотаивающий след уходящей тьмы.
Седой, от старости ленивый Шайтан недовольно высунулся из будки, заворчал, будто спрашивая, зачем хозяин появился в такую рань. Чего не спится…
– Пойду карасиков… может, удастся натаскать, – непослушным еще языком объяснил Сергей Юрьевич, выбирая из ящика под навесом подходящую банку для червей.
И Шайтан, удовлетворенный ответом, широко, во всю пасть зевнул, спрятался в своем домике. И даже не шевельнулся, когда минут через пять хозяин с удилищами на плече, скрипя ведерком, прошел мимо, открыл и закрыл калитку.
Еще недавно пруд был красив и живописен; на песчаном берегу слева от плотины имелся песчаный пляжик, где с мая до сентября лежали-загорали местные и приезжие, а на мостках женщины полоскали по вечерам белье в чистой воде. Но выдалась в позапрошлом году небывало снежная зима – избы завалило чуть не по окна, по обочинам улиц стояли сугробы, как крепостные стены; начальство испугалось наводнения и, не слушая стариков, пруд велело спустить.
Осталось от пруда в ту весну лишь руслице речки Лугавки и болотце с плитами льда вокруг. Рыба частью ушла вниз, а в основном ее переловили острогами, а то и прямо руками. Мешками таскали… Весна же, как и пророчили старожилы, получилась долгой, недружной – зря, значит, спускали, разорили пруд.
Караси с окуньками более-менее развелись, а вот карпов, кажется, ни одного не уцелело. Не играют они больше в жаркий день, подпрыгивая над водой золотистыми оковалками, тревожа гусей и заставляя сердце Сергея Юрьевича выплескивать в кровь что-то, отчего хочется спешить куда-то, охотиться, чувствовать себя хищником – что-то такое, без чего мужик как бы не совсем и мужик…
Теперь на пруду тишь да гладь. Изредка лишь шарахнутся дружно у самого берега вглубь испуганные мальки, но это так – будто пригоршню песка по воде сыпанули.
Ладно, бог с ней, с рыбой. Рыба – дело наживное. Беда, что стал пруд после той весны зарастать, киснуть, пованивать. Пятачок густых камышей, где традиционно гнездилась семейка-другая диких уток и в мае бились, выпуская икру и молоку, караси, потихоньку стал расползаться вправо и влево, а вдоль берега образовалась полоса напоминающих елочки водорослей и салатового цвета точек ряски. Пляж съежился, купаться отваживались совсем немногие.
Перед тем как закачивать воду, Сергею Юрьевичу приходилось разгонять эти «елочки» граблями, вставлять меж двух жердин сетку от «камазовского» фильтра, а уж в него бросать хоботок насоса. Иначе насосется «Кама» водорослей и мусора и перегорит… Да и рыбачить стало теперь неприятно – как в болото крючок кидаешь, и пойманная рыба вялой, больной кажется, с запашком тухловатым.
Ну ничего, пусть не ради добычи, так хоть для души посидеть, на пару-тройку часов от привычного отключиться. Пережить опять то ощущение, когда поплавок вдруг – совсем, как всегда, неожиданно – оживет, пойдет прочь от берега и исчезнет под водой. Дернуть вверх потяжелевшее удилище, а через несколько секунд вынимать из карасьей губы крючок с измочаленным, бледно-розовым червяком или, беззлобно поругиваясь, доставать его из окунька, который глотает частенько до самого желудка… Какая-никакая, но природная радость удачливого добытчика.
Сергей Юрьевич устроился на своих мостках, наживил удочки, забросил. Толстые концы удилищ вставил во вбитые в доски мостков скобы, а серединой удилища устроил на торчащих из воды березовых рогулинах, что давно уж, чуть не в первый год житья здесь, он самолично вбил в дно.
Уселся на перевернутом вверх дном ведре, стал наблюдать за поплавками. Ветра нет, но вода беспокойна – ее то и дело касаются разные мошки, стрекозы, носятся туда-сюда водомеры, и впечатление, будто сеется мелкий-мелкий слепой дождик. Никакой ряби, а просто точечки, и на несколько сантиметров разбегаются от них кружочки. Красиво, только вот после нескольких минут глаза устают от этих кружочков, начинают чесаться. Да еще комары налетели!
Рядом совсем, за забором, – огород, двор, крольчатник, и там их даже вечерами не очень-то, и ведут себя осторожно, с опаской кружат поодаль, выискивая, выбирая момент, как бы так укусить, чтоб не прихлопнули, а здесь, на берегу, они – хозяева. Садятся сразу, без страха, и тут же жадно впиваются… И Сергей Юрьевич только успевал шлепать себя по незащищенной штормовкой шее, по ушам, ловил руками мельтешащее перед самым лицом комарьё, мошкару. На какое-то время и про поплавки забывал. Наконец не выдержал и раньше, чем захотелось, закурил сигарету. Хоть дымом слегка отпугнуть…
А клева-то нет. Разок, другой поплавок левой крайней удочки шевельнулся и снова замер. И, словно бы издеваясь, на лески всё пытались присесть тяжелые стрекозы, вокруг поплавков играли водомеры.
«М-да-а, – с досадой подумал Сергей Юрьевич, – наелась, видимо, после ливня рыбешка. Или снова грозу чувствует…»
К соседним, окруженным молодым камышом мосткам подошел мужичок. Нет, скорее парень еще – лет ему тридцать пять на вид. С верхнего края села. Имени его Сергей Юрьевич не знал, просто частенько встречал на улице, в магазине, у автолавки… Да и, впрочем, особых знакомых, приятелей они тут с женой не завели. Не получилось у них по-настоящему, как говорится, акклиматизироваться… Началось с того, что жена на приглашения соседок посидеть на длинной лавочке у общественного колодца всё отказывалась: некогда, мол, – а Сергей Юрьевич не составлял мужикам компанию насчет выпить… Вскоре их почти перестали замечать.
Теперь они с местными в основном только здоровались. Да и что – их частенько навещали дети, друзья из города, сами, то он, то она, мотались туда на автобусе. Всего-то полста километров.
– Здоровенько, – раздалось приглушенно приветствие парня. – Как оно?
– Да пока не особо, – не поворачиваясь в его сторону, тоже негромко ответил Сергей Юрьевич.
– Хм… Что-то не идет в этот год рыбалка…
Сергей Юрьевич усмехнулся: «Мешками таскали, так чего теперь… И ты таскал дай бог, спину, наверно, сорвал». Но говорить ничего не стал – чего бисер метать?.. Проверил удочки одну за другой, сменил червей. Глядел перед собой, на сползающие в воду огороды на том берегу, на черные кривоватые стайки, баньки, завозни; слушал, как где-то далеко ревет корова, зовя, наверно, заспавшуюся хозяйку, чтоб шла доила.
Тонкий короткий свист и легкий бульк, затем еще свист и еще один бульк – парень забросил свои снасти. Чиркнула спичка – закурил… Из-за плешиво поросшего осинником холма показался краешек солнца, и сразу по воде побежали яркие, но пока еще не слепящие искорки – отражения первых лучей.
– Жаркий день обещается. – Снова голос с соседних мостков. – Хорошо бы… Карась-то тоже живой – жрать хочет, а ни вчера, ни третьего дня… Попусту и утро, и вечер тут проторчал.
Сергей Юрьевич опять отмолчался. Он никогда не был любителем балякать, а тем более – на рыбалке. Даже если клева нет – сиди, вспоминай о прошлых уловах, надейся, что и сегодня вот-вот станешь таскать одну за одной. Или просто о жизни подумай. Спокойно, со стороны, так, как это на неудачной рыбалке только и получается. А лучше всего вообще не думать, а… есть такое умное слово – созерцать. Небо вот, под которым всю жизнь живешь, но почти его и не замечаешь, взглянешь иногда мельком, есть ли где долгожданные тучи или когда долгожданное солнце проглянется. Или – холмы вот, подковой окружающие село, будто нарочно для защиты созданные, для уюта; бывал Сергей Юрьевич в настоящей степи, и такая тоска там давила от этой глади, которая от горизонта до горизонта…
Или за играми водомеров понаблюдать, проводить глазами совсем вроде неприспособленную к полету, но когда надо, когда опасность грозит, такую быструю, неуловимую стрекозу. Да и комаришка прихлопнутый, если его разглядеть как следует, тоже ведь чудо природы, загадка необъяснимая…
– Оп-ля! – На этот раз голос парня до того ликующий и азартный, что Сергей Юрьевич не в силах был не повернуться в его сторону.
Парень снимал с крючка добычу. Не мелочь, кажется… Снял, взглянул на соседа, улыбаясь счастливо. И Сергей Юрьевич поздравил:
– С зачином!
– Ага, спасиб! И вам – не скучать…
Поскучивать все же приходилось – не та рыба карась, чтобы клевать бесперечь, как, бывает, окунь или елец. Но и жаловаться тоже не приходилось.
Сергей Юрьевич выдергивал снасти молча, ограничиваясь волнением в душе, про себя кого-то прося (саму рыбу, наверно), если поплавок начинало подергивать или уводило в сторону, но слишком вяло, так что и не стоило подсекать: «Ну давай! Дава-ай!» А парень рыбачил шумно, на каждого пойманного или сорвавшегося карасика у него находилось свое восклицание, каждого наживленного червяка он напутствовал словами вроде:
– Подмани-ка пожирней чего! Добрэ? Оп-ля-а!
Потом он вдруг сбежал с мостков и долго ковырялся в крапиве на склоне у берега. Видимо, черви закончились…
Село оживало, по дамбе прогнали в стадо коров, проскрипел на своем велосипеде Витька Дарченко, сторож из магазина… Часов с собой Сергей Юрьевич не захватил, но по всем признакам определил, что уже начало девятого.
Что ж, потихоньку нужно и закругляться. В ведре плескалось, ходило кругами десятка два карасей (на жарёху им с женой за глаза), да и дела ведь ждут. Но рыбалка не отпускала. Только настроишься удочки сматывать, и один из трех поплавков оживет, суля очередной улов, или сосед, заметишь, вытягивает очередную блестящую бронзой рыбку. И еще десяток минут потратишь, ожидая последней, самой крупной сегодня удачи…
У парня дела шли лучше. По крайней мере, так казалось – он чаще выдергивал удочки, радостно или разочарованно вскрикивал, наживлял новых червей, приговаривая слегка досадливо и удивленно:
– Да что ж ты вертисся! Как змея прям какая!..
Правда, он первым и собрался уходить. Явно нехотя, но быстро смотал снасти, слил из ведерка, где был улов, воду.
– Н-ну, не зря посидел! – сказал на прощание. – Слава богу. Жена хоть пилить перестанет.
Сергей Юрьевич, чтоб как-то отреагировать, вздохнул – «м-да» – и покивал. А парень с готовностью стал пояснять:
– Был тут в городе, жилку купил. Старая вся уж как нитки стала. Жена увидала – и давай: «Четырнадцать рублей на ветер! Три булки хлеба!» И каждый день теперь поминат… Ну, счас-то, – он тряхнул ведерком, глянул в него, – счас, может, простит. Ухи наварит – два дня исть.
– Да карась жареный лучше, – подсказал Сергей Юрьевич.
– Ну оно так, понятно. Жир только кончился.
– Моя на масле растительном жарит. Отлично…
– Это на постном, что ли? – Парень стоял на мостках с удилищами на плече и ведерком; видимо, хотелось ему поговорить после удачной рыбалки.
– Ну да, «Олейна» или – как его?.. – А Сергей Юрьевич, наоборот, уже жалел, что в разговор ввязался. – «Злато»…
Парень усмехнулся:
– Так его ж покупать надо! Бутылка-то тридцать пять, что ли, рубликов… Ладно, и уха сойдет. Картошки туда, лучку, крупки, может, какой – порядок. Грузди вот пойдут, наберем, сдадим, тогда уж можно и с маслицем шиковать. – Он глянул на солнце, заторопился: – Ну, бывай! Бежать надо. Жена в бор собралась по жимолость, а мне за ребятам смотреть… Тоже вот, жимолость, говорят, нынче добрая… – И осекся, выдохнул: – Ла-адно. – Снова с удовольствием тряхнул ведром. – Слав богу, хоть жилку оправдаю теперь!.. Счастливо!
– Давай! – кивнул Сергей Юрьевич и, поглядывая, как парень весело, бодро шагает вдоль берега, что-то уже неразборчиво, самому себе, бормоча, тоже стал собираться.
