История освободительного движения в Тибете началась осенью 1954 года. Тогда китайская деспотия уже распространилась на такие районы страны, как Литан, Чатин, Батан и Транко, а также на другие области Восточного Тибета, лежащие за пределами государственных границ. Там, на востоке, в провинции Кхам жили знаменитые кхампа. Это что-то вроде тибетского Дикого Запада. На этих территориях живет множество разбойников, и все население с незапамятных времен для защиты собственной жизни привыкло носить огнестрельное оружие. Китайцы стали опасаться, что это оружие может быть использовано против их солдат, и поэтому в октябре 1954 года был издан приказ, обязывающий сдавать все стволы и патроны полиции. Но кхампа отказались выполнять такое распоряжение.
Борьба за контроль над оружием кхампа продолжалась весь 1955 год, причем китайцам приходилось несладко. В Лхасе и остальных частях страны народные лидеры изо всех сил пытались поладить с китайцами. Нельзя отрицать, что вся страна, и прежде всего Далай-лама, прилагала усилия для налаживания мирной жизни под навязанным китайцами руководством. Но сами китайцы своей чрезмерно жесткой политикой подталкивали народ к сопротивлению. И именно конфликт, разгоревшийся в провинции Кхам в 1955 году, положил начало борьбе тибетцев с китайскими захватчиками.
Осенью китайские власти потребовали провести учет всех лошадей, лошаков, овец, а также пахотных полей для уплаты налогов; все собранные деньги должны были быть незамедлительно отправлены в Пекин. Кроме того, представители китайского налогового ведомства стали совершать обходы монастырей для оценки стоимости хранящихся там статуй божеств и священных книг, чтобы и с них можно было взимать сборы.
Следующей мерой стала земельная реформа. Китайцы попытались настроить крепостных крестьян против их господ. Они нашли недовольных, которые в некотором количестве есть в каждой стране, и стали платить им за то, чтобы они подогревали обстановку. Таким образом, осенью 1955 года, как полагали китайцы, все было подготовлено к тому, чтобы начинать общественные суды над тибетскими землевладельцами. Это была настоящая издевка над страной, столетиями жившей при феодальном строе. Землевладельцев потащили в суды, обращались с ними как с преступниками, чернь выкрикивала в их адрес оскорбления. Подкупленным подстрекателям пообещали, что им достанется вся земля, отобранная у «хищников-эскплуататоров». Но вскоре все иллюзии рассеялись как дым: выяснилось, что лучшие участки экспроприированной земли достанутся китайским переселенцам и семьям военных.
Среди землевладельцев было много кхампа. А эта народность отличается необыкновенно жестким, прямым нравом, который никоим образом не позволяет снести подобного обращения. Поэтому неудивительно, что появившийся в это время народный герой и освободитель происходил именно из провинции Кхам. Это был 44-летний Андруцан, глава одного из старейших, богатейших и самых уважаемых кхамских родов. Его во всем Тибете знали как доброго и всегда готового помочь человека, который первым раскошеливался, если кто-нибудь попадал в беду. И вот этот человек теперь отправился в леса и встал во главе группы друзей, решивших бороться с китайским владычеством. Сначала они довольствовались тем, что спускали каменные оползни на построенные китайцами в горах дороги, тем самым перерезая им пути сообщения. Но скоро эта группа начала нападать на китайские военные посты и забирать у них оружие, патроны и так необходимую провизию. За три месяца численность партизанского отряда выросла до нескольких сот человек, которые боролись с китайцами по всей провинции. В ответ китайцы предприняли бомбардировку Чатина, Батана и Транко и разрушили несколько монастырей.
Потом они бомбардировали еще Чекундо и Литан, два города, которые подозревались в поддержке кхампа. А Андруцан в это время повел своих людей на Лхасу, надеясь там отыскать возможность оказывать длительное влияние на местное правительство и еще сильнее давить на китайцев. Весной 1958 года большие группы кхампа-партизан расположились вокруг Лхасы. Множество торговцев и землевладельцев из Кхама и других частей страны переехали в столицу, потому что там они чувствовали себя в большей безопасности от китайцев. Город оказался перенаселен, и день ото дня нехватка провианта становилась все ощутимее.
В это время смута охватила всю страну. Под контролем кхампа-партизан оказались существенные территории. Китайские солдаты больше не отваживались сильно удаляться от своих бараков, и китайский губернатор Лхасы стал опасаться серьезных трудностей. Так как ему было известно, что в городе скрываются сотни кхамских повстанцев, он издал приказ всем, кто не является жителем столицы, возвращаться туда, откуда они прибыли. Атмосфера накалилась до предела, когда одним апрельским утром китайский губернатор приказал своим войскам арестовывать всех иногородних торговцев и гостей столицы. За один день они схватили около восьмисот тибетцев и приказали им немедленно покинуть Лхасу. Но арестовать хоть одного кхампа китайцы не решались, опасаясь мести Андруцана.
Он же наблюдал за происходящим из своего укрытия. Теперь он понял, что настал момент для большой операции, и приказал своим сподвижникам скупить все доступное оружие и снаряды. Среди трех сотен его людей, молодых и храбрых, многие настаивали на том, чтобы войти в ряды кхеленпа (что-то вроде отрядов смертников). Это были группы молодых бойцов, прошедших специальную подготовку и твердо решивших, что лучше умереть за свободный Тибет, чем жить под властью китайцев.
В мае 1958 года Андруцан приказал своей маленькой армии, разделившись на группы из трех-четырех человек, отойти к Ньемо, что в восьмидесяти километрах южнее Лхасы, и собраться там за пределами деревни. Он знал, что в расположенном близ этой деревни монастыре находится тайный арсенал лхасского правительства. Знал он и то, что ему придется перебить китайский гарнизон в Ньемо, чтобы дать возможность монахам открыть арсенал.
Ньемо спокойно спал в лунном свете, когда Андруцан начал свою операцию. Китайский гарнизон, состоявший примерно из тысячи двухсот человек, тоже был погружен в сон, за исключением часовых – по большей части насильно забранных на службу парней, которым давно осточертела «китайская освободительная армия». Вскоре после полуночи люди Андруцана напали на расположение китайских войск. Вооруженные ружьями, пистолетами и саблями, они застали врасплох и обезвредили сначала часовых, а потом и весь гарнизон. Когда забрезжил утренний свет, тысяча мертвых китайцев лежали на месте сражения, а остальные бежали. Еще до наступления дня кхампа снова растворились в пространстве. Из арсенала они взяли пятьсот новых винтовок и огромное количество патронов. Этими винтовками кхампа могли вооружать своих «новобранцев», которые в большом количестве вступали в отряд Андруцана, уже ставшего национальным героем. Партизаны продолжали перерезать китайские пути сообщения и совершать небольшие налеты. Они перекрыли дорогу между Лхасой и Шигаце, где в монастыре Ташилюнпо находилась резиденция Панчен-ламы. Наконец, они разрушили важную переправу через Брахмапутру и отправились в Конка-Дзон. Там они напали на китайскую колонну подкрепления. В этом сражении было убито двести китайцев и приведено в негодность тридцать девять грузовиков. В этот раз партизаны опять захватили большое количество оружия и снарядов.
Осенью 1958 года отряд кхампа почувствовал, что у него достаточно сил, чтобы вступить в открытый бой с противником. Андруцан выбрал для военной операции Цетан, довольно большой торговый город южнее Брахмапутры. Китайцы разместили там свой гарнизон и укрепили поселение. У них было несколько лет, чтобы соорудить всевозможные военные укрепления. Их главное оборонительное сооружение представляло собой ров с водой глубиной восемь метров и шириной – три. Они полагали, что пересечь этот ров, не будучи замеченным, невозможно, потому что и днем и ночью его охраняли часовые. Китайцы считали свою базу совершенно неприступной.
Жители Цетана очень устали от китайских военных в городе. Те, кто имел какие-то сведения о секретах китайских укреплений, охотно делились ими с Андруцаном. И вот однажды темной ночью несколько храбрых горожан рискнули жизнью, подкрались к основным контрольным пунктам, убили часовых и привели в действие механизм, спускавший воду изо рва. Под покровом тьмы люди Андруцана обрушились на китайский гарнизон. Битва продолжалась несколько часов и стоила жизни трем тысячам китайцев.
Это была большая победа кхампа. Но на этом они не успокоились. В ноябре 1958 года под командованием Андруцана сражалось уже двенадцать тысяч человек, которые держали под контролем все территории южнее Брахмапутры и восточнее Гьянце. Везде они находили поддержку местного населения. Потому что это уже был не бунт землевладельцев и купцов, а всенародное восстание, в котором принимали участие все слои населения, жаждущего освободить свою страну от ненавистных захватчиков.
Тем временем ситуация в Лхасе обострилась. Весной 1958 года китайцы прекрасно понимали, что многие из высокопоставленных правительственных чиновников, которые якобы сотрудничали с ними, на самом деле помогали кхампа. Но доказать это было невозможно. К лету 1958 года китайцы настолько обеспокоились, что в качестве доказательства «благонадежности» потребовали от Далай-ламы послать собственных солдат и личную охрану на борьбу с кхампа.
В это время Далай-лама повел взвешенную дипломатическую игру, надеясь выгадать время. Тибетцы по своей природе миролюбивый народ. Они никогда не повышают голоса, если мягкий ответ обещает предотвратить ссору. Когда китайцы потребовали у Далай-ламы послать его войска против кхампа, он вежливо ответил, что с радостью сделал бы это, но, к сожалению, его солдаты очень плохо вооружены и потому не смогут стать достойными противниками для кхампа. Когда же китайцы предложили предоставить соответствующее вооружение, Далай-лама снова высказал сожаление: как бы печально это ни было, он вынужден признать, что сомневается в надежности своей армии и боится, как бы бойцы не переметнулись на сторону кхампа.
Пока продолжалась эта дипломатическая переписка, подошло время, когда Далай-ламе следовало нанести официальные визиты «трем столпам государства», то есть посетить главные монастыри Тибета – Дрепун, Сэра и Гандэн, – это надлежало проделывать раз в несколько лет. Настоятели этих трех монастырей были одними из самых влиятельных людей Тибета. Они использовали визиты Далай-ламы, чтобы проводить долгие совещания с ним и его министрами. На дворе был июль 1958 года, и государственные мужи уже начинали опасаться за жизнь своего молодого монарха. Поэтому было решено издать эдикт, согласно которому к Далай-ламе нельзя было допускать никого без письменного разрешения Кашага, то есть Кабинета министров. С помощью этой меры они надеялись удерживать китайцев на расстоянии от дворцов Далай-ламы и не допустить его убийства или похищения.
Китайцы поняли подоплеку этого эдикта и пришли в ярость. Военный губернатор города заявил, что, поскольку Кашаг не представляет народа, этот указ силы не имеет. Кабинет министров отреагировал на это очень умно. Было созвано новое Цогду, народное представительство, взамен распущенного китайцами после вторжения в страну «китайской освободительной армии». Прежнее Цогду было довольно неповоротливой структурой, состоящей из шестисот представителей всех слоев населения: знати, монахов, купцов, мелких торговцев и ремесленников. Это собрание выражало мнение народа и хотя не имело настоящей власти, к его решениям Кашаг все же прислушивался. Новое Цогду, члены которого были выбраны из тех же слоев населения, состояло всего из шестидесяти человек. После этого Кашаг объявил китайцам, что с этого момента аудиенцию у Далай-ламы можно получить только при наличии положительного решения Народного собрания.
Теперь молодой монарх оказался как бы за высокой стеной. Китайский губернатор по настоянию Пекина приложил все усилия, чтобы пробить в ней брешь. А советники Далай-ламы, наоборот, прилагали не меньшие усилия к ее укреплению. В ноябре 1958 года китайцы направили Далай-ламе приглашение принять участие в работе Всекитайского собрания народных представителей Китайской Народной Республики, которое должно было состояться в январе следующего года. И снова пошли в ход дипломатические хитрости, чтобы выиграть время. Далай-лама послал китайскому премьер-министру Чжоу Эньлаю ответ, в котором сообщал, что с радостью принял бы приглашение, но, к сожалению, именно в этом месяце ему предстоят экзамены на звание геше лхарамбы, доктора буддийской философии, и он надеется на понимание. Тогда китайцы, стремясь заманить Далай-ламу в свои сети, ответили, что в таком случае могут отложить созыв Национального собрания на более поздний срок. Но теперь весь тибетский народ требовал, чтобы Далай-лама ни при каких обстоятельствах не ехал в Пекин.
Между тем в столице действовала подпольная молодежная организация «Цокпа». Эти молодые люди уже вынашивали лозунги, которые скоро будет повторять весь народ: «Китайцы, уходите с нашей земли – мы за независимость!»
В это критическое время – утром 9 марта 1959 года – в резиденцию Норбу Линка на велосипеде приехал предатель, чтобы заманить Далай-ламу в ловушку к китайцам. В качестве Иуды захватчики выбрали монаха по имени Пхакпа-ла. Обычно все монахи-чиновники являлись на утренний прием к Далай-ламе. На такое ежедневное собрание ста семидесяти пяти высших чиновников 9 марта 1959 года явился и Пхакпа-ла. На нем было обычное коричневое монашеское одеяние и желтая куртка. Он подгадал момент, чтобы шепотом переговорить с Далай-ламой. От имени китайского генерал-губернатора Тибета, генерала Тань Куаньсаня, в строжайшей секретности он пригласил его присутствовать на следующий день на китайском «театральном представлении» в гарнизоне китайского военного командования. Предатель подчеркнул, что речь идет о неофициальном приглашении, поэтому Далай-лама – в интересах китайско-тибетских отношений – должен прийти без министров, членов Кашага и только с тремя-четырьмя невооруженными сопровождающими.
Далай-лама принял это приглашение с притворным воодушевлением. То, как оно было сделано, грубо нарушало дворцовый протокол, поэтому Далай-лама тут же поставил в известность своего старейшего учителя Йондзина Римпоче. Тот увидел в этом явную опасность и вызвал для совещания тех членов Кашага, в преданности которых не сомневался: Суркхана, Шасура и Люшара. Эти люди, вернейшие из верных, долго обсуждали ситуацию, до глубокой ночи с 9 на 10 марта. Они были уверены, что китайцы хотят выманить Далай-ламу из Лхасы, чтобы убрать его с дороги, раз он не желает быть послушной марионеткой в их руках. Той ночью впервые стали рассматривать вариант отъезда Далай-ламы в Индию. Но, не решаясь самостоятельно принять столь важное решение, эти доверенные лица сошлись на том, что необходимо поставить этот вопрос перед шестьюдесятью членами нового Цогду. Народное собрание постановило созвать для обсуждения этого вопроса большее количество народных представителей. И вот в исторический день 11 марта 1959 года около тысячи тибетцев – аристократы, купцы, монахи, мелкие торговцы и ремесленники – собрались вместе и целую неделю совещались о том, как можно спасти жизнь своему любимому духовному лидеру и главе государства. В том, что Далай-лама находится в серьезной опасности, никто не сомневался. Это было самое большое по числу участников Народное собрание в истории Тибета, и первым его решением было объявить недействительным договор с китайцами, состоящий из 17 пунктов, так как он нарушает нормы международного права.
Пока в спешке собирали Народное собрание, по улицам Лхасы поползли самые страшные слухи. Говорили о том, что жизнь любезного сердцу каждого тибетца Далай-ламы находится в опасности. На рассвете 10 марта лхасские женщины стали сходиться к воротам парка Норбу Линка. К восьми часам утра там собралось около тысячи жительниц города. Они были полны решимости не дать проникнуть в парк ни единому китайцу. В десять часов у ворот показались высокопоставленные ламы, собиравшиеся на ежедневную встречу у правителя. К полудню вокруг монаршего сада стояла стена из десяти тысяч человек, среди которых были и женщины, и мужчины, и дети; люди перекрыли все входы в резиденцию Норбу Линка. Атмосфера была крайне напряженная. Собравшиеся знали, что Далай-ламу ждут на «театральном представлении» в китайском гарнизоне, и собирались всеми силами препятствовать его появлению там.
Предатель Пхакпа-ла в тот день покинул Норбу Линка вместе с другими монахами после окончания утреннего совещания. Но вскоре после этого он вернулся – видимо, чтобы проводить Далай-ламу в китайский гарнизон. Однако на этот раз на нем было не монашеское облачение, а китайская куртка и белый шарф, закрывавший нижнюю половину лица. Таким образом он надеялся пройти во дворец инкогнито. Когда стража остановила его у главного входа, он тут же вынул из куртки пистолет. Но прежде чем Пхакпа-ла успел выстрелить, часовые схватили его и сдернули шарф с лица – толпа тут же узнала этого человека. Людей охватила дикая ярость, и кто-то саблей раскроил предателю череп.
Всю неделю, пока заседало Цогду, лхасцы день и ночь стояли у парка Норбу Линка. Тут же из собравшихся сформировалось пятнадцатитысячное народное ополчение, каждый член которого был готов отдать жизнь за Далай-ламу.
Тем временем китайские солдаты оставались в своих бараках. Ни один китайский офицер не отваживался покинуть свою квартиру. Множество тибетцев столпились у консульства Индии и просили помощи у этой страны. Тогда китайский губернатор приказал произвести два залпа по дворцу Норбу Линка. Именно эти выстрелы и решили исход дела: уже через несколько часов «добыча», за которую сражался губернатор, – Далай-лама, – в чьей помощи он нуждался, чтобы подчинить тибетцев, была уже далеко от своих охранников.
Далай-лама, его семья, учителя, министры и свита из восьмидесяти сопровождающих, караульных и слуг смогли незамеченными покинуть дворец благодаря одной из знаменитых страшных песчаных бурь. Эта буря, начавшаяся во второй половине дня и продолжавшаяся до глубокого вечера, приглушила свет прожекторов, которыми китайцы пытались осветить Драгоценный парк. Каждому из пятнадцати тысяч охранявших парк тибетцев пришлось накрыть голову одеждой и в таком закутанном виде часами стоять, подставив спину яростному ветру, пока непогода не улеглась. Несмотря на все это, никто не пошел домой. Пока природа бушевала, Далай-лама, одетый как простой горожанин, проскользнул через стоявшую у ограды сада толпу. Затем он пересек реку на пароме у Рамагана, после чего поскакал вверх по течению Брахмапутры в области, контролируемые кхампа.
Это произошло вечером 17 марта 1959 года. А в два часа утра 18 марта в арьергарде у Далай-ламы уже шли последние пятьсот солдат тибетской армии. Из этих людей четыреста были кхеленпа, члены того самого отряда смертников. Все они поклялись лучше умереть, чем позволить хотя бы одному китайцу приблизиться к Далай-ламе на расстояние выстрела. Бо́льшую часть этого достопамятного побега арьергард следовал на расстоянии четырех дневных переходов от правителя страны.
Добровольная народная охрана простояла около Норбу Линка еще сорок часов. Больше никаких инцидентов не было. Все полагали, что Далай-лама по-прежнему находится во дворце, что дало ему нужную фору.
Утром 19 марта китайцы собрали совет всех своих находящихся в Лхасе руководителей. Также были приглашены несколько тибетских коллаборационистов. Посовещавшись, они потребовали, чтобы Далай-лама покинул резиденцию Норбу Линка, причем ему «гарантировали» уважительное обращение и полную безопасность. Кроме того, они обещали лхасцам не применять никаких репрессивных мер, но объявили, что собравшиеся в Драгоценном парке «главные реакционеры», вообще-то, заслуживают смерти.
Не получив никакого ответа на свои обещания, китайцы начали планомерный обстрел летнего дворца, надеясь таким образом заставить Далай-ламу покинуть его. Дула орудий были направлены на дворец с трех сторон. Первый снаряд разрушил западные ворота. Но это было лишь начало систематического обстрела прилегающих к дворцу территорий площадью в одну квадратную милю. А там располагалась не только сама летняя резиденция Далай-ламы, но и летние дома его наставников, учителей, министров и солдат личной охраны. Кроме того, там были обширные конюшни и стойла, где, помимо прекрасных придворных скакунов, жило множество старых лошадей, овец, коз и других животных, за которыми по буддийскому обычаю заботливо ухаживали до конца их дней.
Начатый китайцами обстрел был удивительно точен. Для начала они обозначили серией выстрелов периметр интересовавшей их территории. Затем сделали паузу. Следующая серия снарядов легла уже несколько ближе к центру участка. Так они и продолжали действовать, раз за разом сужая кольцо обстрела, пока не сровняли с землей все, что там было. Они разрушали все планомерно и методично, время от времени прерываясь, чтобы дать Далай-ламе возможность покинуть дворец. Они хотели принудить его сдаться.
Пока шел этот многочасовой артобстрел, ни один из пятнадцати тысяч тибетцев не покинул своего добровольного поста перед дворцом. В тот день было убито много людей. Кое-кто старался спасти из разрушенных зданий священные предметы. В ночь с 19 на 20 марта живая стена все еще окружала дворец. Только около полудня 20 марта стало известно, что Далай-лама бежал.
По улицам города стали разъезжать китайские автомобили с громкоговорителями, через которые объявляли, что «бандиты похитили Далай-ламу». Это известие произвело на народ глубокое и двоякое действие: с одной стороны, люди почувствовали облегчение, узнав, что их монарх в безопасности, а с другой – они были вне себя оттого, что китайцам удалось заставить правителя покинуть их.
Тут началась страшная двухдневная битва за Лхасу, в ходе которой погибло более восьмисот тибетцев. Это было просто убийство безоружных людей. Китайцы стреляли по невооруженной толпе, обстреливали жилые дома и храмы, а также монастыри, расположенные внутри и вокруг города.
Среди погибших было много молодежи. Тибетская подпольная молодежная организация «Цокпа» оказалась хорошо организованным тайным обществом. В него входили в основном юные тибетцы, которых китайцы посылали на учебу в Пекин. Для их возвращения на родину были приложены все возможные усилия. Большинство из них провели три года в коммунистических учебных заведениях. В одном из этих юношей, Агване Сэнги, талантливом сыне лхасского купца, китайцы видели подающего большие надежды молодого коммуниста. Он был лучшим учеником в школе, а потом даже стал заместителем старшего учителя. Но молодому человеку была отвратительна вся та коммунистическая реальность, которую он видел в Китае и Тибете, и по возвращении на родину вместе со своими друзьями и прежними одноклассниками он организовал общество «Цокпа». Так же как в Венгрии и Польше, в Тибете именно молодежь – то есть те люди, которых коммунисты изо всех сил старались «перевоспитать», – стала ядром движения сопротивления.
Сэнги, этого замечательной красоты атлетически сложенного юношу, все в Лхасе очень любили. На первом этапе восстания «Цокпа» под его руководством еще не предпринимала активных действий. Группа была занята поисками оружия, снарядов и новых людей для воюющих кхампа. Только когда бойня в городе уже завершалась, Сэнги стоял у переправы в Рамагане, помогая своим людям в последнюю минуту бежать из столицы. На рассвете он последним прыгнул в лодку и стал обеими руками махать людям, чьи силуэты показались на холмистом берегу. Сэнги думал, что это тибетские солдаты, узнавшие о побеге «Цокпы». Но это были китайцы. Едва он замахал руками, как его расстреляли.
Еще один молодой тибетец героически погиб в тот день у рамаганской переправы. Его имя Лобсан Гендон Садуцан, он еще в 1950 году был выбран прикрывать отъезд Далай-ламы из Лхасы. Это лишь двое из многих тысяч тибетцев, которые отдали жизнь в кровавой бойне тех дней. Но, быть может, смерть избавила их от еще более печальной судьбы. Ведь теперь китайцы решились полностью занять усеянную трупами Лхасу. В городе они арестовали всех оставшихся в живых мужчин в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет и отправили их на принудительные работы в Китай.
При поддержке всего народа, а в особенности боевых отрядов кхампа, 31 марта 1959 года Далай-лама со всей своей свитой при драматических обстоятельствах достиг Ассама на границе с Индией и, таким образом, оказался под защитой индийской армии.
Утверждение китайцев о том, что восстание было организовано «реакционным классом», уже давно опровергнуто. Количество беженцев, большая часть которых происходит из бедных семей, говорит само за себя. Кроме того, вожди восстания, собрав «Национальную добровольческую армию защиты Тибета», собираются существенно реформировать политическую и социальную организацию Тибета, что полностью одобряет Далай-лама. В декларации, опубликованной 1 января 1959 года, говорится: «Мы берем на себя обязанность улучшить условия жизни нашего народа и поднять жизненный уровень страны. Мы обещаем проводить все необходимые реформы в соответствии с природными условиями, а также обычаями и духом нашего народа. Мы клянемся принимать все меры для улучшения жизни наших кочевников, землепашцев, ремесленников и рабочих, руководствуясь достижениями научного прогресса, и проводить необходимые изменения во всех сферах жизни нашей страны. Мы поддерживаем только такую политику, которая позволит достичь всех этих важных изменений мирными средствами».