Лхасцы балуют бедных беглецов

Наверное, нет другой страны в мире, где пару несчастных беглецов приняли бы так тепло, как в Тибете. Власти прислали нам посылку с одеждой! Перед нами еще извинялись, что на это понадобилось больше времени, чем изначально предполагалось, потому что мы оказались крупнее среднего тибетца и из готового платья ничего подходящего для нас не нашлось, так что одежду и обувь нам сшили по мерке. Мы радовались как дети. Наконец-то мы избавились от своих страшных, завшивленных лохмотьев! Мы тут же примерили обновки. Это, конечно, не были костюмы от европейского портного, но вполне приличная, чистая одежда, в которой не стыдно было показаться на люди.

Свободное от общения с гостями время мы посвящали работе над своими набросками и дневниками. Скоро мы подружились и с детьми Танме. По утрам они уходили из дома еще до того, как мы вставали, – они посещали частные школы, где проводили целый день под присмотром учителей, это было вроде наших школ полного дня. По вечерам дети с удовольствием показывали нам свои задания и учебные материалы. Меня все это очень интересовало, потому что я сам старался овладеть тибетским письмом. Ауфшнайтер начал заниматься этим раньше и кое-чему научил меня во время наших странствий. Но быстро писать по-тибетски я смог только через несколько лет. Самое сложное тут выучить не отдельные буквы, а то, как их нужно размещать внутри слога. Многие знаки заимствованы из древней индийской письменности, поэтому тибетское письмо больше напоминает алфавит хинди, чем китайские иероглифы. Пишут в Тибете на очень красивой, тонкой и прочной, похожей на пергамент бумаге китайскими чернилами. В самой Лхасе производят бумагу только из макулатуры, невысокого качества, но в Тибете есть и знаменитые бумажные фабрики, особенно в тех местностях, где растут можжевеловые деревья. Кроме того, ежегодно в страну на яках привозят тысячи тюков с бумагой из Непала и Бутана, где ее производят таким же способом. Позже мне не раз доводилось наблюдать за процессом изготовления бумаги на берегах реки Кьичу. Жидкую бумажную массу наносят на льняные полотна, закрепленные на деревянных рамах. Сухой воздух высокогорного плато высушивает эту массу за несколько часов, она затвердевает, и готовую бумагу снимают с тканевой основы. Конечно, поверхность листов получается не совсем гладкой, и часто даже взрослым писать на них не очень просто. Поэтому дети учатся писать на деревянных дощечках. Для упражнений в письме используют разведенные чернила и бамбуковые палочки, а написанное стирают с дощечки влажной тряпочкой. Детям Танме приходилось не легче, чем нашим первоклассникам: часто они по двадцать раз стирали написанное, прежде чем у них получалось выполнить задание.

Скоро мы стали настоящими членами семьи. Жене Танме нравилось разговаривать с нами о своих больших и маленьких заботах. Мы болтали с ней обо всем, и она очень радовалась, когда мы делали ей комплименты по поводу ее красоты и замечательного вкуса. Как и все женщины, она любила наряды и украшения и очень гордилась своими драгоценностями.

Однажды – это был знак большого доверия – она привела нас к себе в комнату и стала показывать свои сокровища. У нее был большой сундук, полный шкатулочек и завернутых в шелковые салфетки украшений. Какие там были драгоценности! Мы ничего подобного никогда не видели. Тут была и роскошная коралловая диадема со вставками из бирюзы и жемчуга, кольца, бриллиантовые серьги и маленькие тибетские амулетницы гау, которые вешают на шею на нитках из кораллов. Амулетницы бывают очень разные – от совсем дешевых до очень изящных и дорогих. Многие женщины постоянно носят такие подвески, потому что внутри них спрятан талисман, который, как они верят, защищает от несчастий.

Нашей хозяйке понравилось, что удалось удивить нас драгоценностями. Она рассказала, что мужья обязаны покупать женам украшения в соответствии со своим статусом. И если, например, ее муж получит следующий аристократический ранг, то должен будет немедленно обеспечить ее соответствующими драгоценностями. Какой замечательный обычай! Наверное, многие женщины в Европе позавидовали бы такому устройству. Хотя тут есть и оборотная сторона: даже если семья очень богата, деньги сами по себе не дают права носить дорогие украшения. Конечно, многие тибетские мужчины недовольны запросами своих жен, ведь, как и на Западе, каждая из них стремится перещеголять других женщин. Диадемы, амулетницы и серьги – все это есть у каждой тибетской дамы. Но все дело в том, из чего и как эти украшения выполнены. Позже нам доводилось видеть ювелирные изделия стоимостью не меньше 75 тысяч марок. А рангу Танме соответствовали украшения стоимостью около 25 тысяч марок. Янчен-ла говорила нам, что она никогда не выходила на улицу без сопровождения слуги, потому что, бывает, на знатных дам нападают грабители и срывают украшения.

В доме родителей Далай-ламы

Так прошла неделя. Мы строго соблюдали запрет покидать дом и пока еще не видели города. Каково же было наше удивление, когда в один прекрасный день слуги принесли нам приглашение посетить родителей Далай-ламы! Мы должны были сразу же отправиться туда. Но, памятуя о своем обещании не выходить из дома до получения разрешения, мы решили на всякий случай спросить совета у наших хозяев. Танме ужаснулся нашим сомнениям. Ведь ничто не может быть значительнее такого приглашения, разве что приглашение явиться к самому Далай-ламе или регенту. Никто не будет нас останавливать и не привлечет потом к ответственности. Наоборот, промедление в такой ситуации – серьезный проступок.

Так что в этом отношении мы успокоились. Но тут же возник новый повод для тревоги: добрый ли это знак для нашей дальнейшей судьбы? В большом волнении мы стали собираться. Новая одежда, подаренная правительством, и тибетские сапоги в первый раз должны были увидеть свет. В этом наряде выглядели мы вполне презентабельно. Танме дал нам еще пару белых шелковых шарфов-хадаков и объяснил, как их следует вручать, приветствуя высокую особу. Мы были знакомы с этим обычаем еще по Кьирону и не раз видели, как его исполняют простые люди. При каждом посещении высокопоставленного человека, при изложении какого-либо прошения и во время больших праздников вручают белые хадаки. Они бывают разного качества – оно зависит от статуса дарителя.

В первый раз после достопамятного въезда в город мы оказались на улице. Дом родителей Далай-ламы находился неподалеку. Скоро мы подошли к огромным воротам, у которых, выйдя из своей сторожки, уже ждал привратник. Завидев нас, он учтиво поклонился.

Затем через обширный сад, где грядки с овощами чередовались с красивыми ивами, нас провели ко дворцу. Там мы поднялись на третий этаж, двери распахнулись – и начались почтительные поклоны: перед нами была мать Божественного Правителя. Исполненная аристократического достоинства женщина сидела в большой светлой зале на маленьком троне в окружении слуг. Нам чуждо то благоговейное почтение, которое тибетцы испытывают к «Святой Матери», но торжественность момента заставила и нас несколько оробеть.

«Святая Мать» приветливо улыбалась и благосклонно смотрела на нас, когда мы с поклоном на вытянутых руках преподнесли ей белые хадаки, как научил нас Танме. Она приняла их – слуги тотчас унесли наше подношение – и с лучащимся радостью лицом протянула нам руку, хотя в Тибете это не принято.

В этот момент в залу вошел статный пожилой мужчина, отец Далай-ламы. Мы снова поклонились, вручили традиционные шарфы и ему, а он в ответ с непринужденным видом пожал нам руки. Время от времени в этом доме бывали европейцы, так что с европейскими обычаями здесь были знакомы и даже гордились этим. Потом мы все сели пить чай. Вокруг сновали слуги, наполняя чашки сначала отцу Далай-ламы, потом матери и в последнюю очередь нам. Чай удивил нас своим ароматом. Это был какой-то новый сорт и новый способ приготовления, который до сих пор мы в Тибете не встречали. Нарушив молчание, мы стали с интересом расспрашивать об этом напитке. Родители Далай-ламы рассказали нам о своей родине, Амдо. Там они были простыми крестьянами, обрабатывали небольшой участок земли, пока их младшего сына не признали инкарнацией Далай-ламы. Амдо находится уже в Китае, в провинции Цинхай, но живут там в основном тибетцы. Этот напиток они привезли из родных краев в Лхасу, в новую жизнь, ожидавшую их здесь. В Амдо в чай не кладут масло, а добавляют туда молоко и немного соли. Помимо этого напитка, о родных краях родителей Далай-ламы напоминало еще кое-что – диалект, на котором говорили эти симпатичные люди. Оба они языком центральных провинций владеют не очень хорошо. Обязанности переводчика исполнял четырнадцатилетний брат Далай-ламы, который попал в Лхасу в раннем возрасте и поэтому быстро выучил местное наречие. На диалекте провинции Амдо он говорил только с родителями.

Беседуя, мы внимательно рассматривали эту супружескую чету. Оба с первого взгляда показались нам замечательными людьми. Простое происхождение угадывалось в их трогательной непосредственности, но держались и вели себя они как прирожденные аристократы. Какой резкий поворот произошел в их жизни – покинув крестьянский дом в отдаленной провинции, они вдруг оказались одними из самых почитаемых людей в Лхасе! Теперь в их распоряжении был дворец и обширные земельные владения. И судя по всему, эта внезапная перемена не испортили их. «Святая Мать» отличалась благородной скромностью и казалась умнее своего мужа. Ему, наверное, нежданно обрушившиеся почести все же немного вскружили голову.

При нашей беседе присутствовал и их четырнадцатилетний сын, Лобсан Самтэн. Он оживленно и с большим любопытством стал расспрашивать нас – ему хотелось узнать все подробности наших приключений. «Божественный» младший брат поручил Лобсану Самтэну как следует все разузнать, а потом рассказать ему. Далай-лама интересовался нами! Эта новость пробудила в нас радостное волнение, и нам тоже захотелось побольше узнать о нем. Мы поняли, что титул Далай-лама в Тибете практически не используется. Это слово происходит из монгольского языка и в переводе означает «бескрайний океан». Далай-ламу здесь обычно именуют Гьялпо Римпоче, что приблизительно можно перевести как «драгоценный царь». Родители и братья, говоря о юном Божественном Правителе, использовали менее официальное «Кундун», что в переводе означает просто «присутствие».

У «святых» родителей было всего шестеро детей. Старший сын задолго до обнаружения Далай-ламы был признан инкарнацией Будды и стал ламой в монастыре Такцел. Его тоже называли Римпоче, это обращение используется для всех лам-перевоплощенцев. Второй по старшинству, Гьяло Тхюндруп, учился в Китае. Четырнадцатилетнему Лобсану Самтэну предстояло стать монахом и чиновником. Далай-ламе в то время было одиннадцать лет, помимо братьев, у него было еще две сестры. Позже «Святая Мать» произвела на свет еще одну инкарнацию Будды, Ари Римпоче. Таким образом, эта женщина в общей сложности родила три воплощения Будды, установив тем самым своеобразный рекорд в буддийском мире.

Этот визит положил начало теплым отношениям между нами и этой скромной и умной женщиной, которые продолжались до тех пор, пока ей не пришлось покинуть страну, спасаясь от китайских коммунистов. Наша дружба не имела ничего общего с благоговейным почитанием «Святой Матери», которым окружали ее тибетцы. И, несмотря на мое несколько скептическое отношение ко всякой метафизике, должен отметить, что это была очень сильная личность, наделенная глубокой верой.

Только со временем мы поняли, какой огромной чести удостоились, получив приглашение в этот дом. Нельзя забывать, что во всем Тибете только у членов этой семьи есть право говорить с юным Божественным Правителем, не считая нескольких его личных слуг, имеющих статус настоятелей монастырей. И, несмотря на свою изолированность от мира, он принял личное участие в нашей судьбе! На прощание нас спросили, не нужно ли нам чего-нибудь. Мы поблагодарили, но не стали ничего просить – не хотели показаться нескромными. Но по мановению руки матери Далай-ламы в зале появились слуги с мешками муки и цампы, маслом и очень мягкими шерстяными одеялами. «По личному распоряжению Кундуна!» – с улыбкой сказала «Святая Мать» и подарила нам еще деньги – по сто санов. Это все было обставлено так естественно и легко, что мы даже не смутились.

После многочисленных благодарностей и глубоких поклонов мы вышли из залы слегка растерянные. В качестве выражения особой дружбы Лобсан Самтэн от имени своих родителей, пока мы кланялись, снова накрыл нам головы белыми хадаками.

Потом он лично проводил нас в сад и показал все тамошние сооружения и конюшни. В них стояли великолепные скакуны из Силина и Или, предмет особой гордости его отца. В ходе разговора юноша попросил меня поучить его западным наукам. Он будто прочел мои тайные мысли: я уже давно размышлял о том, что можно зарабатывать себе на жизнь, давая уроки детям из благородных семей.

Нагруженные подарками, мы в сопровождении слуг вернулись обратно в дом Танме. Настроение у нас было прекрасное: мы надеялись, что теперь-то все пойдет как нельзя лучше.

Дома нас ждали с нетерпением и стали расспрашивать обо всем в мельчайших подробностях. Нашим следующим посетителям хозяева обязательно сообщали о той чести, которой мы удостоились. И к нам стали относиться с еще большим уважением.

Подаренные продукты мы передали хозяйке дома в качестве небольшой компенсации за заботу, которой она нас окружила, и издержек от нескончаемого потока посетителей. Она стала энергично отнекиваться и уверять, что еще никогда этот дом не видел столь высокопоставленных гостей.

А когда на следующий день пришли сами братья Далай-ламы, она так застеснялась, что спряталась в своей комнате и показалась только тогда, когда все домочадцы вышли приветствовать высоких гостей, а молодой лама стал возлагать руки, благословляя каждого. Двадцатипятилетний Римпоче приехал из своего монастыря специально, чтобы встретиться с нами! Это было первое воплощение Будды, с которым мы познакомились. Мы привыкли всех тибетских монахов именовать ламами, но на самом деле это титул применяется лишь к тем, кто считается инкарнацией Будды, и к тем монахам, кто ведет особенно аскетический образ жизни или считается чудотворцем. Все ламы имеют право давать благословение, и их почитают как святых.