Первая встреча с Далай-ламой
Наступил мой второй тибетский Новый год в Лхасе. На этот раз я присутствовал на всех праздничных церемониях с самого начала. Снова в город прибыли десятки тысяч гостей, и вся Лхаса напоминала гигантский военный лагерь. Праздновали начало года огня-свиньи, и размах торжеств ничем не уступал прошлогодним. Меня, конечно, больше всего интересовали те мероприятия, которые я из-за болезни пропустил в прошлом году.
Ярче всего запечатлелся в моей памяти парад, в котором участвовала тысяча солдат в старинных доспехах. Традиция проводить такой парад восходит к одному историческому событию. Когда-то против Лхасы выступила мусульманская армия, но во время очень сложного перехода у подножия Ньенчентанлха попала в сильнейшую снежную бурю и практически полностью погибла. Пёнпо этой местности привезли доспехи замерзших солдат в Лхасу, где было устроено триумфальное шествие, и с тех пор эти доспехи доставали каждый год и тысяча тибетских солдат демонстрировала их публике. На ветру развевались древние штандарты, кольчуги позвякивали на воинах и лошадях, шлемы с надписями на урду поблескивали на солнце, а в узких переулках громом отдавались выстрелы старых ружей.
Странное создавалось ощущение от этого средневекового парада по улицам старинного города. Все это так подходило друг к другу, что казалось реальностью, а не исторической реминисценцией. Под командованием двух знатных генералов войско прошло по Паркору к открытому месту на окраине Лхасы. Десятки тысяч зрителей собрались там вокруг огромного костра, в котором пылали подношения божествам – большие куски масла и мешки зерна. Завороженно люди смотрят, как монахи бросают черепа и изображения злых духов в огонь. В это же время раздаются раскаты пушечных выстрелов: солдаты салютуют из зарытых в землю орудий каждой из окрестных вершин. А в качестве кульминации этого действа к костру нетвердыми шагами подходит оракул в трансе и после короткого танца замертво падает на землю. Это выводит людей из оцепенения. Все начинают кричать и дико размахивать руками, будто в экстазе. В такие моменты толпа совершенно непредсказуема. В 1939 году члены единственной немецкой экспедиции в Тибет присутствовали на таком празднике и чудом остались в живых. Они попытались заснять анфас погруженного в транс оракула, и тут же в них полетели камни. Им пришлось бежать, перепрыгивая через садовые ограды и забираясь на крыши домов. Этот инцидент отнюдь не был проявлением ненависти или отвращения к чужеземцам. К такому происшествию привело просто сильнейшее религиозное чувство. Я сам соблюдал крайнюю осторожность, когда впоследствии по просьбе Далай-ламы снимал во время праздников – потому что практически всегда случались какие-нибудь экстатические сцены. И я был горд тем, что мне и для себя удалось сделать несколько снимков.
Во время новогодних торжеств главный камергер Его Святейшества объявил нам, что мы внесены в список посетителей Далай-ламы. Хотя мы уже несколько раз видели юное божество и оно нам совершенно точно улыбалось во время процессий, мы были очень взволнованы тем, что нам предстоит предстать перед ним в Потале.
Я чувствовал, что это приглашение будет иметь для нас большое значение. И действительно, оно стало началом процесса нашего сближения с юным божеством.
В назначенный день мы надели свои шубы, купили самые дорогие белые хадаки, какие только нашли в городе, и вместе со множеством людей – тут были и монахи, и кочевники, и женщины в праздничных нарядах – стали подниматься по длинной каменной лестнице к Потале. Чем выше мы поднимались, тем более впечатляющий вид открывался на город внизу. Только здесь становилось понятно, насколько красивы лхасские сады и похожие на виллы дома. Мы шли мимо бессчетных молитвенных барабанов, которые постоянно вращали проходившие мимо. Затем, миновав огромные главные ворота, мы оказались внутри Поталы.
Петер Ауфшнайтер. Участник Гималайской экспедиции и товарищ по побегу из индийского лагеря для интернированных
Тибетская монахиня с молитвенным барабаном
По темным коридорам, стены которых покрывали изображения странных божеств-хранителей, мы вышли через первый этаж во двор. В него выходили гигантские, высотой от восьми до десяти метров, световые шахты, выдававшие огромную толщину стен. Из двора по крутым лестницам можно было подняться на несколько этажей вверх, на плоскую крышу. Люди очень осторожно идут по этим лестницам, каждый старается ступать тише своего соседа, и исполинского роста монахам-солдатам нет повода пускать в ход свои плетки. Наверху уже собралась плотная толпа – ведь на Новый год каждый может получить благословение Живого Будды.
На крыше располагалось несколько небольших построек с позолоченным верхом: в них находились личные покои Далай-ламы. Длинная очередь верующих во главе с монахами змеилась в сторону двери, перед которой монахи-чиновники как раз завершали свою ежедневную встречу. Мы оказались в очереди сразу за монахами. Войдя в приемную залу, мы вытянули шеи, стараясь сразу разглядеть за множеством собравшихся Живого Будду. А он, забыв на секунду о своем величии, тоже вытянул шею, чтобы увидеть двух иностранцев, о которых столько слышал.
Далай-лама сидел на троне, покрытом роскошной парчой, в позе Будды, чуть наклонившись вперед. В такой позе он проводил долгие часы, пока мимо него проходили верующие и он их благословлял. В изножье трона лежали целые горы мешочков с деньгами и рулонов шелка и, конечно, сотни белых шарфов-хадаков. Мы знали, что не сможем лично вручить Далай-ламе свои хадаки, что их возьмет один из его приближенных. Оказавшись рядом с юным правителем, я не удержался от искушения и в нарушение этикета украдкой взглянул ему в лицо. Его светлые красивые черты освещала мальчишеская улыбка, и, давая благословение, он слегка тронул мне голову, как делал, благословляя монахов. Но все это происходит очень быстро – уже в следующее мгновение мы стоим перед чуть менее высоким троном регента. Он тоже благословил нас, настоятель повесил нам на шею шарфы-амулеты и попросил присесть на подушки. Нам подали рис и чай, и, согласно обычаю, мы бросили несколько зерен на землю в качестве подношения божествам.
Сидя в тихом углу, мы наконец смогли хорошо рассмотреть все, что происходило вокруг. Тысячи людей шли за благословением к Далай-ламе. Все они стояли, смиренно склонив головы и высунув языки, – странное было зрелище! Никто не отваживался поднять глаз. Теперь вместо наложения рук, которого удостаиваются монахи и которым почтили нас, в знак благословения каждого поглаживали шелковой кистью. Мы оглядели поток людей, нескончаемо текущий к дверям, – все шли не с пустыми руками. Часто в подарок несут лишь потрепанный хадак, но некоторых паломников даже сопровождают носильщики, нагруженные дарами. Каждое подношение тут же регистрируется казначеем, и все пригодные в хозяйстве вещи отправляются в кладовые Поталы. Шелковые шарфы потом продают, а часть раздают победителям соревнований. Только денежные подношения, которые кладут к подножию трона, становятся личной собственностью Божественного Правителя. Их передают в золотые и серебряные сокровищницы Поталы, куда столетиями стекаются огромные богатства, переходящие по наследству от одного Далай-ламы к другому.
Но куда больше подарков впечатляет выражение преданности на лицах этих людей. Для многих это – самое главное событие в жизни. Они преодолевали тысячи километров, бросались в пыль и ползли на коленях, проводили месяцы и даже годы в дороге, страдали от голода и холода – все это для того, что получить благословение Живого Будды. Доведенное до автоматизма движение шелковой кисти казалось мне слишком малой наградой для такой самоотдачи, но каждый светился счастьем, когда монах надевал ему на шею тонкий шелковый платок. Потом этот платок ревностно хранят всю жизнь, спрятав в медальон для амулета или зашив в мешочек, и постоянно носят с собой, ведь считается, что он защищает от всех напастей. Вид такого шарфа-амулета соответствует рангу благословляемого, но на каждом обязательно есть знаменитый мистический тройной узел. Эти узлы завязывают монахи-чиновники, и только на тех шарфах, которые получают министры и настоятели монастырей, их завязывает сам Далай-лама в присутствии одариваемых.
В небольшой зале, свет и свежий воздух в которую попадали только из потолочного окна, атмосфера была несколько давящей. От копоти масляных ламп и густого запаха благовоний дышать было тяжело. Несмотря на множество людей, стояла тишина, в которой слышны были разве только звуки шагов.
Хотя увидеть Божественного Правителя мы давно и искренне желали и происходящее нас очень интересовало, мы вздохнули с облегчением, когда церемония закончилась. Нам показалось, что то же чувствовали и все остальные, за исключением жаждавших благословения людей, потому что всем высшим лицам государства приходится час за часом проводить на ногах во время этого торжественного действа. Это тоже часть их обязанностей, считающаяся особой честью.
Как только последний посетитель покинул залу, Далай-лама поднялся с трона, а вместе с ним и все присутствовавшие. Божественный Правитель в сопровождении слуг направился в свои покои, а мы замерли в почтительном поклоне. Мы уже собрались уходить, но к нам подошел монах-чиновник и вручил каждому по новенькой хрустящей банкноте в сто санов со словами: «Гьялпо римпоче ки сёре ре», что означает: «Это подарок от великого царя».
Нас этот жест очень удивил, тем более что, как мы вскоре узнали, прежде так никого не одаривали. Как водится в Лхасе, об этом случае знал весь город еще прежде, чем мы успели кому-нибудь рассказать. Много лет мы хранили эти купюры как талисманы на счастье, и, когда мы покидали Тибет, они, надо сказать, нам очень помогли.
