До сих пор, уже почти три недели, мы пользовались гостеприимством Танме. Теперь нас пригласил к себе богатый Царон, и мы приняли его приглашение. Ведь у Танме было пятеро детей – нам не хотелось больше стеснять его семью. Танме, подобравший нас, двоих нищих бродяг, с улицы, стал нам настоящим другом. И мы не забыли того, что он для нас сделал! Он всегда первым на Новый год получал от нас белые хадаки, а позже, обзаведясь собственным домом, я обязательно приглашал его на Рождество.
У Царона нам выделили большую, по-европейски обставленную комнату – в ней были стол и кресла, кровати и чудесные ковры. Рядом находилась маленькая умывальная. А еще в доме Царона было то, чего нам так давно не хватало: закрывающаяся уборная. Отхожие места – вообще больная тема для всего Тибета. Люди здесь ведут себя в этом плане совершенно непринужденно. К дому обычно пристраивают невысокую стеночку, куда ведут несколько ступенек, сверху платформа с парой отверстий, а внизу дырка, чтобы выгребать накопившуюся массу. И это верх комфорта. Такое приспособление есть далеко не везде.
По утрам мы приносили себе горячую воду для мытья из кухни – огромного помещения с колоннами, расположенного в отдельно стоящем здании. Пол там был земляной, в центре стояла большая глиняная печь, к которой можно было подходить с любой стороны. Огонь в ней не гас ни днем ни ночью, обслуживал печь специальный человек. Во время приготовления еды он использовал огромные мехи, и в печи мигало и тлело, как в кузнице. Лхаса находится на высоте 3700 метров, поэтому, чтобы развести хороший огонь, в условиях недостатка кислорода и топлива – ячьих лепешек – нужно прилагать особые усилия.
Царон мог позволить себе держать нескольких поваров. Его шеф-повар много лет проработал в лучшей гостинице Калькутты и хорошо разбирался в европейской кухне. У него выходили не только отличные бифштексы, но и замечательные кондитерские изделия. Другого повара специально посылали учиться в Китай, так что он прекрасно умел готовить все традиционные блюда китайской кухни. Царон любил поражать гостей неизвестными им лакомствами.
Удивительно, но в богатых дома Тибета никогда не встретишь повариху, в этой стране женщины на кухне исполняют только подсобные работы.
Обычное время приемов пищи в Тибете отличается от привычного нам. Рано утром пьют чай с маслом и потом еще несколько раз в течение дня. Говорят, что лхасцы выпивают до двухсот чашек этого напитка в день. Это, конечно, преувеличение, но на первый взгляд может показаться, что так и есть. Основных приемов пищи у тибетцев два: один раз едят около десяти утра, другой – вечером, после захода солнца. Первая трапеза – какое-нибудь блюдо из цампы с разнообразными добавками. Мы всегда ели ее у себя в комнате. На ужин нас обычно приглашал к себе Царон. Вся семья собиралась за большим столом, это была настоящая кульминация дня: все обитатели дома сходились вместе и обсуждали новости.
После ужина мы вместе сидели в гостиной, которая казалась несколько переполненной коврами, шкатулками и статуэтками, курили, пили пиво и восхищались сокровищами хозяина дома. Чего только не было у Царона! Например, у него имелся замечательный радиоприемник. Мы с наслаждением перепробовали все возможные станции мира, поражаясь чистоте звука – на «крыше мира» никаких помех не было. Как-то мы слушали новейшие музыкальные пластинки, в другой раз – опробовали фотоаппарат и кинокамеру, посмотрели, как работает фотоувеличитель, а однажды хозяин принес в гостиную теодолит. И со всем этим Царон умел обращаться! Кажется, ни у кого в городе не было большего количества увлечений, чем у него, так что нам очень повезло жить у этого человека. Он собирал марки, вел переписку с корреспондентами в самых разных уголках мира – в этом ему помогал сын, владеющий несколькими языками, был обладателем изысканной библиотеки и прекрасного собрания западной живописи. Многие тома достались ему в подарок, потому что все европейцы, попадавшие в Лхасу, обязательно оказывались у него в гостях и часто оставляли на память какую-нибудь книгу.
Царон был удивительным человеком. Он снова и снова пытался провести в стране реформы, к нему всегда обращались за советом, когда правительство рассматривало какую-нибудь важную проблему. Единственный в стране железный мост был его заслугой. Он заказал спроектировать и собрать эту конструкцию в Индии. Когда все было готово, мост снова разобрали на части и на спинах яков и носильщиков подняли на «крышу мира». Царон был прогрессивно мыслящим человеком и всего достиг только своим трудом. С его способностями он и в западных странах считался бы незаурядной личностью.
Сын Царона Джордж – он пользовался именем, которым его называли в индийской школе, – шел по стопам отца. При первой же встрече он поразил нас своим образованием и широтой интересов. Молодой человек страстно любил фотографировать, и на его снимки стоило посмотреть. А однажды вечером он удивил нас, показав цветной фильм собственного производства. Тихий стрекот проектора, яркие образы все еще нового для нас мира – могло показаться, что мы в каком-нибудь венском кинотеатре. Впрочем, волшебство длилось до тех пор, пока не случались перебои с электричеством. У небольшого генератора были свои причуды, поэтому нам приходилось несколько раз прерывать просмотр и в очередной раз включать генератор. В этом и была вся разница.
Ужины с Цароном да чтение книг из его библиотеки и из британского представительства – вот все, что занимало наши вечера. Ни кино, ни театров в Лхасе не было, как и кафе. Все вечернее общение происходило только в частных домах.
Днем мы занимались тем, что собирали впечатления, стараясь не пропустить ничего достойного внимания, – нас продолжали мучить вовсе не безосновательные опасения не успеть все увидеть, в случае если нас решат выдворить из страны. Впрочем, прямого повода для этого не было. Но мы не особенно доверяли чрезмерному дружелюбию по отношению к нам… Ведь не случайно же нам не единожды доводилось слышать историю одного английского учителя! Тибетское правительство попросило его создать в Лхасе школу по европейскому образцу и предложило многолетний контракт. Но через полгода англичанину пришлось уехать – его вынудили покинуть страну оппозиционно настроенные монахи.