Этим разговором мы остались очень довольны. Нам явно шли навстречу, а это было особенно важно. Мы надеялись, что англичане убедились в том, что мы не представляем угрозы. В самом хорошем расположении духа мы двинулись обратно к дому Танме, от которого находились в трех километрах. Но уже в Шо, районе ниже Поталы, где располагались разнообразные официальные учреждения, храмы и государственные типографии, мы сделали остановку. Дело в том, что еще по дороге туда к нам подошли слуги и объявили, что их высокий господин просит нас на обратном пути из британского представительства посетить его. В ответ на наши расспросы, кто же это желает встретиться с нами, нам сказали, что это монах, занимающий высокий государственный пост, один из четырех трунъи чемо. Это очень могущественные чиновники, в чьих руках находится судьба всех монахов Тибета.
Теперь нас провели в большой солидный дом, где прислуживали только монахи. Все в этом здании сияло чистотой, полы из натурального камня, казалось, были чисты, как тарелки. Нас радушно приветствовал симпатичный пожилой человек и предложил нам выпить чаю с печеньем. После обычного обмена любезностями завязалась беседа, в которой чувствовался неподдельный интерес хозяина дома. Ему известно, открыто признавал он, что Тибет – отсталая страна, и люди вроде нас могут принести ей пользу. К сожалению, не все пока это понимают, но он будет рад замолвить за нас словечко. Чиновнику было интересно знать, чему мы учились и чем занимались на родине. Давно не приходилось нам разговаривать ни с кем о своем образовании. Особый интерес вызвала профессия Ауфшнайтера. Он был агротехником, а в Тибете совершенно отсутствовали специалисты в этой области. А какие возможности у этой обширной страны!
На следующий день мы нанесли официальные визиты всем четырем членам Кабинета министров. Им принадлежит высшая власть в стране, подотчетны они только регенту. Трое из них – светские чиновники, а четвертый – монах. Все они происходят из знатных семейств и живут на широкую ногу.
Мы долго раздумывали, кого посетить первым. Согласно этикету, сначала следовало бы посетить министра-монаха, но мы решили в обход протокола начать с самого младшего по возрасту. Суркхан, тридцати двух лет от роду, считался наиболее прогрессивным среди своих коллег. Поэтому мы полагали, что с ним легче всего будет найти общий язык.
Министр радушно встретил нас и сердечно приветствовал. Мы сразу друг другу понравились. Он был удивительно хорошо информирован обо всех текущих мировых событиях. Нас накормили замечательным обедом, а когда мы собрались уходить, чувство у нас было такое, будто мы знакомы с этим человеком многие годы.
Следующим мы посетили министра по имени Капшёпа. Этот дородный господин, полный сознания собственного достоинства, вел себя с нами надменно. Восседая на троне, он подождал, пока мы закончим кланяться, и только потом милостиво указал на два стула. На нас хлынул поток напыщенных речей. В самых эффектных местах министр откашливался, и тут же слуга подносил ему золотую плевательницу. Это было верхом позерства. Конечно, сплевывать в Лхасе не считалось неприличным, и на столах всегда стояли маленькие плевательницы, но чтобы плевательницу подносил слуга – такого мы еще не видели!
Во время первой встречи мы не смогли понять, что он за человек. Поэтому мы просто сидели и ждали, что произойдет, отвечая вежливостью на вежливость и церемонно отпивая традиционный чай. Капшёпа не предполагал, что мы говорим по-тибетски, поэтому призвал своего племянника переводить наш разговор. Как раз благодаря владению английским языком этот молодой человек получил пост в Министерстве иностранных дел, и нам еще не раз довелось сталкиваться с ним. Это был типичный представитель молодого поколения, получивший образование в индийских школах и горящий желанием реформировать Тибет. Но пока он еще ни разу не отважился изложить свои взгляды в присутствии консервативных монахов. Однажды, оставшись с ним наедине, я не смог удержаться от замечания, что, видно, мы с Ауфшнайтером слишком рано оказались в Лхасе. Вот если бы мы попали сюда на несколько лет позже, когда он и еще несколько молодых аристократов станут министрами, работы для нас здесь было бы очень много.
Церемонно распрощавшись с Капшёпой, мы вышли в приемную, где со страхом на лицах и богатыми подарками в руках аудиенции министра ожидали просители.
Министр-монах, чья резиденция находилась у Линкора, восьмикилометровой паломнической дороги вокруг Лхасы, принял нас гораздо более скромно. Он был уже немолод, и лицо его украшала маленькая седая бородка, которой он очень гордился. Ведь бороды в Тибете – большая редкость. Он производил впечатление просвещенного и рассудительного человека. В противоположность другим министрам, он избегал всякого рода необдуманных высказываний. Рампа, так его звали, был одним из немногих монахов-чиновников, имеющих знатное происхождение. Видимо, его заботило развитие политической обстановки в мире, потому что он все выспрашивал наше мнение относительно российской политики. В древних рукописях, поведал он нам, имелось такое пророчество: великая сила придет с севера, накроет Тибет войной, разрушит веру и будет повелевать всем миром.
Последним мы посетили Пюнкхана, старейшего из министров. Он оказался маленьким близоруким человечком в очках с толстыми стеклами. Это было очень необычно для Тибета, потому что очки считаются тут «заморской игрушкой» и не поощряются. Чиновникам носить очки запрещено, да и в частной жизни они не приветствуются. Этот министр получил от Далай-ламы XIII специальное разрешение использовать очки, по крайней мере для работы. Во время больших церемоний этот очень близорукий человечек чувствовал себя совершенно беспомощно. Принимал нас Пюнкхан вместе со своей супругой. И хотя в соответствии с этикетом он сидел выше нее, невооруженным глазом было видно, что заправляет в этом доме жена. После приветствий Пюнкхан не произнес практически ни единого слова, а женщина засыпала нас вопросами.
Потом он показал нам свой домашний храм. Министр происходил из семьи, к которой принадлежал один из далай-лам, и очень гордился этим. Среди множества фигурок святых он показал нам статуэтку, изображавшую Божественного Правителя из его рода. В пыльном домашнем храме царила полутьма.
Со временем я познакомился с сыновьями Пюнкхана. Старший из них был губернатором Гьянце. Но самое сильное впечатление произвела на нас его супруга – сиккимская принцесса, по происхождению тибетка. Это была одна из красивейших женщин, которых я видел в жизни: в ней сочеталось непередаваемое очарование азиатки с нотками древней культуры Востока. И при этом это была совершенно современная женщина, умная и образованная, учившаяся в лучших школах Индии. Она стала первой тибетской женщиной, отказавшейся взять в мужья и братьев своего супруга, потому что это противоречило ее взглядам. Она ничем не уступала самым остроумным дамам в европейских салонах, ее интересовала культура, политика и мировые события. Она часто говорила о равноправии женщин… Но до этого Тибету предстоял еще долгий путь.
Прощаясь с Пюнкханом, мы попросили его поддержать нашу просьбу о разрешении на проживание в Тибете. Естественно, он, как и его коллеги, пообещал оказать всяческое содействие и ходатайствовать за нас. Но мы уже достаточно долгое время провели в Азии, чтобы знать, что здесь никогда не отказывают напрямую. Нас все еще вполне могли выдворить из страны. И что тогда – нас снова ждет жизнь за колючей проволокой в Индии?
Чтобы подстраховаться со всех сторон, мы постарались установить контакт и с китайским дипломатическим представительством. Уполномоченный принял нас со знаменитой китайской вежливостью и пообещал незамедлительно отправить в центральное правительство наш запрос о возможности приехать в Китай и найти там работу.
Так мы старались обезопасить себя, заручиться поддержкой разных сторон и убедить окружающих в нашей безобидности. Часто во время прогулок к нам подходили незнакомые люди и задавали странные вопросы. Однажды один китаец даже внезапно сфотографировал нас. Фотоаппарат в Лхасе – это большая редкость! Этот случай заставил нас задуматься. Мы уже слышали о том, что в Лхасе есть множество людей, собирающих информацию для передачи за границу. Возможно, нас считали агентами какой-нибудь иностранной державы. Только англичане точно знали, насколько мы безвредны, – ведь им ничего не стоило проверить наши слова. А все остальные вполне могли думать о нас что угодно. Политических амбиций у нас никаких не было, нам нужны были лишь убежище и работа, пока мы не сможем вернуться в Европу.
Вдруг наступила настоящая весна. Стояла чудесная теплая погода, хотя было лишь начало февраля. Но Лхаса расположена южнее Каира, а на высоте солнце пригревает сильнее. Чувствовали мы себя замечательно. Если бы еще наша жизнь была наполнена полезной деятельностью! Каждый день мы то наносили визиты, то принимали гостей и часами сидели за празднично накрытыми столами. Нас передавали из рук в руки, как каких-нибудь диковинных животных. Эта совершенно праздная жизнь скоро нам наскучила. Нам хотелось снова работать, заниматься спортом… Но в городе, кроме небольшой баскетбольной площадки, никаких спортивных сооружений не было. Юные тибетцы и китайцы, которые этой площадкой пользовались, очень обрадовались, когда мы предложили поиграть с ними. Если позволял ишиас, я посвящал молодежь в тонкости правил и учил их различным хитростям игры. Рядом с площадкой была душевая с горячей водой, которая, конечно, нас привлекала больше всего. Но насладиться теплой водой стоило «всего-то» десять рупий – ужасно высокая цена, если иметь в виду, что за такие деньги можно купить овцу. Обусловлена такая дороговизна была тем, что воду там грели сухими коровьими лепешками, которых в этих краях не так-то много, и топливо доставляют издалека.
Несколько лет назад, как нам рассказывали, в Лхасе было футбольное поле и целых одиннадцать команд, которые соревновались между собой. Но однажды, как раз во время матча, пошел сильный град, причинивший большой ущерб. С тех пор футбол запретили. Может, регенту уже давно не нравилась эта заморская игра, может, церковь боялась потерять влияние – потому что простые люди с большим воодушевлением принимали участие в играх, и даже монахи из Сэра и Дрепуна охотно следили за матчами. В любом случае град был объявлен наказанием божиим за кощунственную игру, и больше в Лхасе в футбол не играли.
Супруга и невестка одного из членов Кабинета министров в традиционных костюмах своих родных провинций Цан и У (Лхаса)
Аристократы – на переднем плане четыре члена Кабинета министров – в качестве зрителей принимают участие в торжественных церемониях у подножия Поталы
Даже в изгнании тибетцы приносят ежедневные жертвы божествам
В связи с этой историей мы с любопытством поинтересовались, действительно ли существуют ламы, способные остановить град или вызвать дождь.
В Тибете в это твердо верят. На всех полях стоят небольшие каменные башенки с жертвенными чашами, в которых зажигают ладан при приближении непогоды. А в некоторых деревнях даже специально нанимают «мастеров погоды». Это монахи, считающиеся особенно удачливыми заклинателями. Они дуют в большие раковины, издавая таким образом пульсирующие звуки, которые производят эффект, подобный церковным колоколам, – ведь и по сей день у нас во многих горных деревеньках при приближении бури звонят в колокола. Но в Тибете, конечно, не знают физического объяснения тому, что происходит. Здесь все людям представляется волшебством, заговором и волей божеств.
Нам по такому случаю рассказали прелестную историю времен правления Далай-ламы XIII. Естественно, у него был собственный придворный «повелитель погоды», самый знаменитый из живших в ту пору. Помимо прочего, он должен был защищать от непогоды сад Божественного Правителя. И вот в один прекрасный день выпал сильный град и побил чудесные цветы, зреющие яблоки, груши и сочные абрикосы. «Повелителя погоды» призвали предстать перед Живым Буддой. Восседая на троне, Далай-лама в ярости приказал трясущемуся от страха волшебнику незамедлительно сотворить какое-нибудь чудо, иначе его накажут и уволят. Монах смиренно бросился на землю и попросил дать ему решето, обыкновенное решето. Сочтет ли Божественный чудом, если налитая в решето вода не будет вытекать? Далай-лама кивнул в знак согласия. Заклинатель погоды стал лить воду в решето, и она не вытекала наружу. На пол не упало ни капли. Репутация этого волшебника была таким образом спасена, и его оставили в должности.
Воспользовался ли этот человек гипнозом или вычитал в одной из старинных волшебных книг какой-нибудь фокус, объясняющийся физическими законами? Но в любом случае он счастливо выкрутился из непростой ситуации.
Мы уже давно ломали голову, чем зарабатывать на жизнь, если нам позволят остаться в Лхасе. Пока что ни в чем недостатка у нас не было – на первое время нас щедро снабдило правительство. По распоряжению Министерства иностранных дел нам доставили цампу, муку, масло и чай в большом количестве. Нас приятно удивило, когда племянник Капшёпы вручил каждому из нас по пятьсот рупий от имени правительства. В благодарственном письме мы изъявили готовность с полной отдачей работать на благо Тибета, если нам предоставят жилище и пропитание.