Кейт разыскала его на заднем крыльце. Он сидел в шезлонге, несмотря на холодный сентябрьский ветер, и смотрел на море.

Она уже поняла, что что-то в нем изменилось. Он сидел, переплетя пальцы, и смотрел на воду. Рядом на стуле стоял стакан с коньяком.

Он даже не обернулся.

Кейт села на качели напротив него. Наконец он поднял на нее темный взгляд.

— Кто ты такой, папа?

— Кейт… — Он повернулся и протянул к ней руку.

— Нет, я хочу услышать это от тебя. Потому что вдруг я ничего не знаю. Внезапно я пытаюсь разобраться, какая часть тебя, какая часть всей этой истории не просто безумная ложь. Все эти разговоры о том, что мы должны быть сильными, что наша семья… Как ты мог, папа?

— Я твой отец, Кейт, — сказал он, съеживаясь в шезлонге. — Это не ложь.

— Нет. — Она покачала головой. — Мой отец был честным, порядочным человеком. Он учил нас, как быть сильными и разбираться в жизни. Он не смотрел мне в глаза в один прекрасный день и не говорил, что я должна ему доверять, а на следующий день все оказывалось враньем. Все в твоей жизни — ложь. Ты знал, папа. Ты с самого начала знал, что ты делаешь. Ты знал каждый клятый день, когда ты приходил к нам домой. Каждый день наших жизней…

Он кивнул.

— Но то, что я тебя люблю, ягодка, не ложь.

— Не называй меня так! — огрызнулась она. — У тебя нет права называть меня так впредь. Все ушло. Эта та цена, которую ты должен заплатить. Оглянись, папа, посмотри, сколько горя ты всем причинил.

Рааб поморщился. Внезапно он показался Кейт маленьким и слабым.

— Ты не можешь построить высокую стену, разделить свою жизнь на две половины и сказать: «По эту сторону я порядочный человек и хороший отец, но по другую сторону я лжец и вор». Я знаю, ты обо всем сожалеешь. Я вижу, что тебе больно. Я бы хотела стоять рядом с тобой, но я не знаю, смогу ли я когда-нибудь смотреть на тебя по-старому.

— Боюсь, тебе придется, Кейт. Чтобы все это пережить, мы еще больше будем нужны друг другу.

— Ну, скажу тебе сразу, — покачала Кейт головой. — Я с тобой не поеду, папа. Я останусь здесь.

Он повернулся к ней. Глаза расширены, полны тревоги.

— Ты должна, Кейт. Ты можешь подвергнуться опасности. Я знаю, ты сердишься. Но если я дам показания, то любой человек, который может привести ко мне…

— Нет, — перебила она его. — Ничего я не должна, папа. Мне уже больше двадцати одного года. Вся моя жизнь здесь. Моя работа. Грег. Возможно, ты сможешь утащить за собой Эм и Джастина, и, видит Бог, я надеюсь, что ты сможешь залечить те раны, которые ты им нанес. Но я не поеду. Разве ты не видишь, папа, ты разрушил наши жизни? Не только вою собственную. Тех людей, которых ты любишь. Ты украл у них человека, которого они любили и которому доверяли. Прости, папа, но я не позволю тебе разрушить и мою жизнь.

Он смотрел на нее, не веря своим ушам. Затем опустил глаза.

— Если ты не поедешь с нами, — сказал он, — отдаешь ли ты себе отчет, что может пройти очень долгое время, прежде чем ты снова увидишь кого-либо из нас?

— Я знаю, — ответила Кейт, — и это разрывает мне сердце, папа. Примерно так же, как оно разрывается, когда я сейчас смотрю на тебя.

Он шумно вздохнул и протянул к ней руку, как будто просил прощения.

— Я всего лишь покупал золото. Я никогда в глаза не видел кокаин.

— Тут ты сильно ошибаешься, отец, — сердито сказала она. Она взяла его руку, но ей показалось, что его пальцы не те, которых она касалась вчера: чужие, незнакомые и холодные. — Оглянись, папа. Тут жила твоя семья. Так что ты не только покупал золото.