21

Тильда начинает осматривать свою тюрьму. Ее глаза приспосабливаются к царящему здесь сумраку, и теперь она видит крышу из рифленого железа, по которой громко барабанит непрекращающийся ледяной дождь, и окружающие ее с трех сторон дощатые стены. Маленькое оконце, находящееся над тем местом, где сидит Тильда, слишком узко, чтобы через него можно было вылезти, и слишком высоко, чтобы до него можно было дотянуться. Скользкий пол – это настил причала, а лодочный сарай – не что иное, как крытый подход к воде, на которой должна держаться пришвартованная лодка. Но здесь уже много десятилетий нет никакой лодки – только пустой прямоугольник стоячей зловонной воды, которая плещется о прогнившие столбы причала где-то в метре под ногами Тильды. Вход в лодочный сарай со стороны озера когда-то, должно быть, пропускал свет, но его давно забили досками, оставив узенькую щель, через которую проникает слабый серый свет. Озеро заросло и теперь больше похоже на болото. Чувствуя нарастающий ужас, Тильда понимает, что единственный выход из этой ловушки лежит через заросшую тростником, камышом и водорослями глубокую предательскую воду. Она сидит, оцепенев от случившегося, парализованная страхом, слушая шум дождя, непрестанно стучащего по старой железной крыше.

Ей кажется, она всегда знала, что когда-нибудь это произойдет. Когда-нибудь она с этим столкнется. Ее самый жуткий страх сопровождал ее всю жизнь. Он словно испытывал ее, оставаясь неподалеку. Все те годы, когда она представляла, думала и гадала, как это случится: поглотят ли ее волны, унесет быстрая река или ее будут силой удерживать на дне сверкающего бассейна, – в конце концов привели ее сегодня в это место.

Она опасливо подходит к краю лодочного причала. Из-за промозглого холода кожа на ее пальцах начинает бледнеть. Она опускается на корточки, потом садится и окунает ступни в воду – резкий холод пронзает, как электрический разряд. Ее дыхание учащается, когда она поворачивается и начинает скользить. Вскрикивает, пытаясь ухватиться за мокрый край, но вцепиться в него не получается – старое дерево осклизло от наросших на него мелких водорослей, и ее пальцы срываются. С тихим всплеском она соскальзывает в воду, рыдая от ужаса и облегчения, когда ноги встают на илистое дно озера. Уровень воды оказывается немного выше ее талии. Согнув руки, она начинает медленно, сантиметр за сантиметром, продвигаться по неровной поверхности дна. По неровной наклонной поверхности дна. Когда она добирается до торцевой стены лодочного сарая, вода доходит ей до подмышек. Она знает, что учащенное дыхание грозит гипервентиляцией легких. А еще ее может вырвать. Или она может потерять сознание.

Нет, нет, нет! Нельзя споткнуться, нельзя упасть. Мелкие шажки. Давайте, ножки, притворитесь, будто вы бежите. Бежите в замедленной съемке. Быстрые ножки, делающие уверенные шаги. Сначала одна, потом другая.

Она пробирается сквозь тростник, и на нее накатывают отражающиеся от деревянных стен небольшие волны. Она задирает подбородок: вода плещется у ее лица. Делая шаг за шагом, она борется с наступающей паникой. Паникой, которая грозит скрыть ее под водой. Паникой, которая может ее прикончить.

Она приближается к низко прибитым доскам, преграждающим выход. Сейчас она должна поднырнуть под них, проплыть сквозь неведомое, пробиться через переплетение водорослей и выплыть за стеной лодочного сарая. Она знает: если задумается, то не решится это сделать. Поэтому одним отчаянным резким движением она заставляет себя нырнуть. Но, окунувшись с головой в студеную воду, она не выдерживает и теряет равновесие. Ноги скользят, и она погружается еще глубже в стоячую противную черную жижу, в заросли озерных водорослей и тростника. Она реагирует на случившееся именно так, как всегда боялась, так, как ей снилось в ночных кошмарах: она делает вдох. Изо рта вода тотчас проникает в легкие, и она беззвучно кричит от ужаса. Тильде кажется, что время остановилось. Разум говорит: она должна немедленно встать, схватиться за что-нибудь, высунуть голову наружу, на воздух. Инстинкт велит бороться, биться, цепляться за доски. Но окружающие чернота и тишина манят остаться. А холод, пробирающий до костей, держит в железных объятиях, парализуя не только ее тело, но и волю.

Погружаясь все глубже в холодные черные воды озера, Тильда вспоминает, что говорят, когда умираешь, перед глазами за одно мгновение проносится вся твоя жизнь. Но перед ее мысленным взором не мелькают ни картины детства, ни мальчики, которыми она увлекалась, когда была подростком, ни сцены из жизни семьи, ни ее первые каникулы за границей. Ничего. Ей кажется, что все происходит наоборот: она смотрит на свою смерть со стороны, будто сторонний наблюдатель, а не главный игрок. Тильда не чувствует ни страха, ни боли. Только искусительную силу холода и полуобморочную слабость, которую порождает недостаток кислорода. Она понимает, что время идет как обычно и все, что она сейчас испытывает, занимает лишь секунды, но Тильда чувствует, как они растягиваются. Здесь, в безмолвной темноте, все движется в другом ритме. И даже биение ее сердца, тихо отдающееся в барабанных перепонках, похоже, замедлилось без лишних усилий.

Сознание возвращается к тому моменту в лодочном сарае, когда она поняла, что никто не придет и не спасет ее. Она, дрожа, сидела на сырых скользких досках причала, пытаясь понять, почему призрак ведьмы ее не убил. Ведь без нашейной гривны, без Чертополошки Тильда была беззащитна. Она была легкой мишенью. И тем не менее привидение, вырвавшееся из могилы, предпочло запереть ее в этом лодочном сарае вместо того, чтобы нанести смертельный удар. Это казалось бессмысленным после всех его остальных атак, после того, что произошло, когда Лукас поднял придавливавший останки камень. Почему после всех преследований и угроз ведьма на сей раз предпочла отступить? Тильда заставила себя попытаться найти этому возможное объяснение.

Чем дольше Тильда думала над этой головоломкой, тем громче в ее голове звучали слова: «Жизнь за жизнь!»

Тогда Тильда видит возможную связь. Всего лишь тонкую ниточку, которая может связать прошлое с настоящим таким образом, о котором никто из них не подумал раньше.

Вот оно что! Дилан – потомок того мальчика-подростка, еще одного из рабов, отправленных с острова в Уэссекс. Должно быть, он был сыном человека, причастного к участи заживо похороненной ведьмы. И она вернулась за жизнью Дилана. Теперь, когда Тильда это поняла, головоломка наконец сложилась. В «Лендровере» призрак ведьмы хотел напасть не на Тильду, а на Дилана. И опора прожектора на раскопках должна была упасть именно на него.

И теперь мысль о нем, мирно спящем в коттедже, беззащитном и не подозревающем о грозящей опасности, вызывает в душе Тильды панический страх. Всего лишь несколько секунд назад она была готова сдаться, опуститься на дно и стать частью озера. Смириться со своей судьбой. Но теперь, когда к ней вдруг пришло осознание, что Дилана может спасти только она, Тильда уверена, что обязана бороться за свою жизнь.

Она пытается колотить ногами по воде. Ее ноги сильны, но от холода так онемели, что она почти их не чувствует. Тильда двигает руками в отчаянной попытке остановить свое падение на дно и выбраться на поверхность. Она видит свет над головой, но их разделяет так много темной воды. Грудь болит, в ушах шумит – все кричит ей: сделай вдох! Но Тильда понимает: если вдохнет на такой глубине, это станет ее концом.

Ей наконец удалось остановить падение, и теперь ее тело медленно движется вверх. Слишком медленно. Она чувствует, как легкие горят и силы уходят.

Но видение не является и не ведет к спасению. Высокая незнакомка не приходит ей на помощь.

Думая об этом, Тильда ощущает, как окружающая вода меняет структуру. Чувствует, будто ее собственное тело преобразилось и стало частью озера, слившись с его студеной чистотой. Тильда понимает, что утратила преследовавший ее страх. И теперь она потрясена этой странной закономерностью: утонуть, больше не боясь воды. Возможно, она всю жизнь толковала фобию превратно.

Она ничего не видит в воде под собой. Не осознает, что рядом есть кто-то еще. Первое, что она ощущает, – это давление на спину, толкающее ее вверх сквозь темную толщу воды. Тильда чувствует: ее сознание находится в состоянии свободного падения, она вот-вот лишится чувств, и поэтому ей не под силу понять, что с нею происходит. Она смутно сознает только одно – что-то выталкивает к свету дня. И оно очень, очень сильно. Мгновение спустя Тильда оказывается на поверхности, поднятая большой волной. Ее горло горит, и она кашляет и кашляет, отплевываясь, избавляясь от воды, которую вдохнула, погрузившись в озеро. Она начинает неистово колотить руками и ногами, боясь, что снова уйдет на дно, но понимает: сидит на чем-то, поддерживающем ее, не дающем утонуть. Тильда вытирает глаза и пытается определить, что же несет ее к берегу. Она инстинктивно пытается ухватиться за то, на чем сидит, и с удивлением ощущает под пальцами теплую упругую плоть, а впереди видит шею какого-то огромного существа. Оно поднимает из воды голову и, перебирая мощными конечностями, кончающимися перепончатыми лапами, грациозно и легко плывет в сторону мелководья.

Если бы Тильда не была потрясена, если бы после схватки с призраком так сильно не болело замерзшее тело, а после пережитого ужаса все ее существо не изменилось, она могла бы сейчас рассмеяться, сочтя, что сошла с ума. Но у нее не осталось сил на столь разумную реакцию. Она может только соскользнуть со спины великолепного чудища и на четвереньках выползти с мелководья на берег. Когда Тильда оборачивается к озеру, кашляя, с раскалывающейся головой, чувствуя, что готова лопнуть от переполняющей желудок воды, она успевает лишь на краткий миг увидеть хвост Аванк, уходящий в глубину.

Видению предшествует сон.

Во сне я лежу в объятиях принца в его резной кровати с шелковыми занавесками, в большом зале горит огонь, и никто не мешает нам, не говорит, что так не должно быть. Вдруг до нас доносятся шум, топот, крики. Громкие голоса звучат все испуганнее, все настойчивее.

Я сажусь, разбуженная чувством надвигающейся угрозы, и осознаю, что нахожусь в собственном маленьком доме, в центре которого горит небольшой огонь, рядом со мною спит мое годовалое дитя. И тут место сна занимает видение. Незваное и нежданное, оно является мне, полное ярких цветов и оглушительных звуков. Ясное и четкое, как никогда. Великое множество вооруженных до зубов воинов врывается в долину через перевал. Они окружают озеро и осыпают остров тысячами стрел. Они направляют коней в воду и плывут ко дворцу. Многие из них погибают, сраженные копьями и стрелами защищающихся людей Бринаха, но численность нападающего войска огромна: их тысячи, они скачут к озеру меж холмов, не останавливаясь, мчатся по телам убитых товарищей и их окровавленных еще теплых коней.

Я вскакиваю, заставив Тануэн проснуться, и она трет кулачками глазки, чтобы увидеть, что же так встревожило ее мать. Видение рассеялось, но мое сердце полно ужаса. То, что явилось мне, – это не туманная картина далекого будущего. Опасность близка. Она почти у дверей.

Я накидываю на плечи плащ, закалываю его булавкой и, взяв Тануэн на руки, выбегаю из дома. Ночь тиха и тепла. Луна сидит на вершине холма за нашими спинами. Ее серебряные лучи освещают наш путь, и моя тень мчится впереди меня, пока я со всех ног бегу на остров. К принцу. Но, боюсь, я опоздала. Я чувствую – опасность очень близко и знаю – скоро землю сотрясет топот тысяч боевых коней.

Воин, охраняющий мостки, ведущие на остров, смотрит с изумлением, как я проношусь мимо, но не пытается меня остановить. Задыхаясь, я подбегаю к двери в большой зал. Ее охраняют два воина.

– Прочь с дороги! – кричу я. – Разбудите принца!

Но эти двое не готовы позволить женщине с безумным взором ворваться в жилище их господина, как бы они втайне меня ни боялись. Хотя им известно, кто отец ребенка, которого я держу на руках.

– Постой, Сирен Эрайанейдд. – Тот из воинов, что посмелее, преграждает мне путь, держа в руках копье. – Что тебе надобно от принца Бринаха? Скажи мне, и я передам. – Говорит он вежливо, явно пытаясь меня задобрить.

Я подхожу к нему ближе, так что мое лицо оказывается в трех дюймах от его лица, когда я начинаю говорить. Воин пытается отвести глаза, но не может этого сделать. А спрятаться ему негде.

– Скажи ему, что королева Мерсии нарушила свое слово. Скажи, чтобы он призвал всех своих людей к оружию. Скажи, что к озеру Сайфаддан приближается смерть, скачущая на быстрых конях. Скажи, что она уже здесь!

Он колеблется, ибо не чувствует того, что чувствую я. Он смотрит на своего товарища и, видя на его лице страх, все-таки решается.

– Подожди здесь, – говорит воин и торопливо входит во дворец.

Я слышу голоса, шаги, лязг оружия, и вот наконец появляется принц. Лицо его мрачно – у него достаточно ума, чтобы не сомневаться в моих словах.

– Сколько у нас осталось времени? Когда они нападут?

Теперь, когда принц стоит передо мной, мое сердце пронзает боль: я знаю, что его ждет. Хотя я не могу смириться с этой мыслью, не могу заставить себя поверить, что все так и будет, я знаю, что провидела его смерть. Что я могу ему сказать? На что я гожусь, если не смогла уберечь его?

Он видит, что говорят мои глаза, и больше не задает вопросов. Принц приказывает воинам защищать палисад, посылает людей разбудить всех, кто способен рубить мечом или стрелять из лука. Он посылает двух разведчиков наблюдать за перевалом, потом велит изрубить ведущие на остров мостки.

Дверь снова отворяется, и из дворца выходит Венна, встревоженная криками и серьезностью, с которой муж отдает приказы.

Повернувшись ко мне, Бринах сжимает мою руку.

– Сирен, возьми ребенка и покинь остров. Схоронись глубоко в лесу.

– Но, мой принц…

– Не спорь! Сейчас не время перечить. – Он на мгновение закрывает глаза, а когда смотрит на меня опять, я вижу: в них блестят слезы. – Возьми нашего ребенка. Сохрани ее. И, Сирен… – Прежде чем отпустить мою руку, он бросает взгляд на жену. – Возьми с собой принцессу Венну.

Когда я изумленно ахаю, он тихо продолжает:

– Я поручаю ее тебе, а тебя ей. Сделай это ради меня.

Я киваю. Я не могу сейчас говорить – мое сердце разрывается. Бринах целует румяную щечку Тануэн, потом поворачивается и быстро уходит, чтобы выполнить долг государя, даже зная, что дело его проиграно.

Мы трое бегом покидаем остров, слыша, как за нашими спинами мужчины топорами рубят дощатые мостки. Через несколько мгновений проход на остров исчезает. Бринах и его воины остаются на острове, жители деревни прячутся в большом зале, и те и другие готовы отразить нападение. Долгие годы такая тактика оказывалась лучшим способом обороны. Так принц отражал атаки войск других владык, падких до наживы разбойников и даже забредших в наши края отрядов викингов. Но я знаю – на сей раз все будет по-другому. Войско, которое уже сейчас, сотрясая землю копытами своих коней, врывается в долину через перевал, слишком велико. Наша оборона будет сметена. Я знаю это, и мой принц тоже.

– Скорей! – кричу я Венне, прижимая Тануэн. Мы пускаемся бежать по берегу, но еще до того, как мы добираемся до ненадежного полога леса, земля под нашими ногами сотрясается и до нас доносится боевой клич врагов, атакующих деревню. Мы продолжаем бежать. Мы уже почти достигли деревьев, когда Венна спотыкается и падает. Оглянувшись, я вижу: она упала неудачно, подвернув лодыжку. Она вскрикивает, пытаясь подняться. Инстинкт велит мне бежать дальше, спасать мое дитя. Но я не могу этого сделать. Я возвращаюсь, и пока помогаю принцессе встать, мы видим, как неудержимо атакует мерсийское войско. Мое видение не солгало. Воинов из Мерсии в разы больше, чем тех, чьи нападения Бринах отражал прежде; против такой силы ему не устоять. Мерсийцы яростно атакуют остров и с помощью горящих стрел поджигают деревню. Я вижу, как оставшиеся в ней жители пытаются потушить пожар и тут же падают, сраженные новыми стрелами. Я вижу, как на острове Бринах и его храбрые воины пытаются отразить нападение врагов, штурмующих палисад. Моя душа вопит от боли, ибо я знаю: единственное, что он может сделать, – повести своих людей навстречу славной смерти в бою.

Венна вскрикивает, показывая на небольшую группу воинов, отделившихся от основных сил и скачущих в нашу сторону. Из-за ее поврежденной лодыжки мы двигаемся к лесу медленно. Тануэн, испуганная смертями и разрушением, которые видели ее глаза, начинает жалобно плакать, но у меня нет времени, чтобы останавливаться и утешать моего несчастного ребенка. Мне уже понятно, что вражеские воины догонят нас до того, как мы укроемся в лесу. Я толкаю Венну за раскидистый терн и заставляю спрятаться под его низкими колючими ветвями, которые хорошо ее защитят, потом передаю ей Тануэн.

– Возьми ее!

Это все, что я успеваю ей сказать, прежде чем пуститься бежать к озеру. Я хочу увести воинов подальше от моего ребенка, отвлечь их. Если хоть немного повезет, они ее не найдут. Ради этого я должна стать желанной добычей, которую им захочется заполучить. Подбежав к воде, я останавливаюсь и поворачиваюсь к ним лицом. Они уже заметили меня, но я должна сделать так, чтобы они попытались поймать меня и, увязнув в борьбе, забыли про мою дочь.

– Чего вы ждете, сыновья шлюх? – громко кричу я им на языке саксов, откидывая капюшон, дабы они увидели мои необычные волосы, сияющие при свете утренней зари, и татуировки на моей коже. Дабы они поняли, кто я. Прорицательница. Ведьма. Я выхватываю из-за пояса кинжал и, подняв руки, размахиваю им. – Что, королева Мерсии вскармливает ядовитой грудью трусов? Или она кормит своих людей только пивом и ложью? Каких немощных слабаков она посылает против Сирен Эрайанейдд!

Их шестеро. Двое самых вспыльчивых и легко ведущихся на оскорбления пришпоривают коней и галопом несутся на меня. С первым из них справиться легче легкого: его конь устал и охвачен страхом. Я смотрю в его глаза и посылаю внезапное видение оскаливших зубы волков, которое заставляет животное, бросившись в сторону на полном скаку, упасть и насмерть придавить своего седока. Второй воин продолжает скакать. Я жду, когда он приблизится и поднимет меч, обратив ко мне искаженное яростью лицо, полускрытое забралом. Вопреки инстинкту, побуждающему меня бежать, я стою на месте и уклоняюсь в последнее мгновение, подрезав ножом подпругу его седла и нырнув под копыта коня. Первое побуждение животного – это избежать падения, так что хотя его железные подковы и мелькают вокруг меня, ни одна из них меня не задевает. Всадник между тем натягивает поводья, чтобы повернуть коня, сдвигается в седле – подпруга лопается, седло соскальзывает. Воин, свалившись с коня, приземляется в заросли тростника, где и продолжает лежать, вопя и держась за сломанное плечо. Теперь он уже не представляет для меня угрозы, и я поворачиваюсь к остальным. Ко мне приближаются еще трое, но на сей раз они проявляют большую осторожность и хитрость, чем их павшие братья. Слышатся крики: «Возьмем ведьму живьем! Заарканим ее!» и «Вот будет подарок Богородице!» Они приняли опасное для них решение – взять меня в плен. Если бы они знали, какова я в бою, они бы постарались убить меня сразу. Они окружают меня и пытаются сбить с ног своими конями. Но я ловчее всех, кого им доводилось встречать до сих пор, и легко увертываюсь. В ярости один из нападающих поднимает меч, намереваясь отсечь мою руку, держащую кинжал. В награду за это я всаживаю клинок в его бедренную артерию – оттуда хлещет кровь, и он с криком падает наземь. Домой ему уже не вернуться.

Увидев, что трое их товарищей лежат на земле, поверженные, остальные меняют свое решение.

– Убьем злобную тварь! – кричит один, и остальные отвечают одобрительным ревом.

Я могу увернуться от их коней и мечей, но я бессильна против стрелы, которую пускает лучник, молча и неподвижно сидящий на коне, пока остальные бестолково мечутся, грозясь. Против стрелы, которая разрезает сырой утренний воздух, свистя и неся с собой смерть. Когда я увертываюсь от вороного коня одного из воинов, наконечник стрелы глубоко вонзается мне в живот. Я падаю на колени и роняю кинжал, чтобы обеими руками схватиться за древко. Я знаю – стрела нанесла смертельный удар, но я не желаю отправиться в загробный мир, неся в себе победоносное оружие моих врагов. Я вырываю стрелу, и меня захлестывает волна боли. Я вижу, как вражеские воины подъезжают, чтобы забрать мое мертвое тело, но сделать этого я им не позволю! Призвав на помощь всю свою колдовскую силу, я заставляю себя встать на слабеющие ноги, чтобы, шатаясь, войти в священные воды озера.

Я знаю, что она близко. На сей раз она не могла спасти меня: если бы она показалась, когда на берегу столько врагов, это была бы для нее верная гибель, но я знаю – она приплыла, чтобы унести мое тело. Настал час, когда она заберет меня в свое тайное жилище в глубине озера, и я останусь там навсегда. Я падаю в воду лицом вниз, и доносящиеся с земли крики сразу же становятся неясными, далекими. Я чувствую, как Аванк поднимает меня и уносит прочь от человеческой жестокости и страданий этого мира. Я поднимаю голову, чтобы увидеть терновое дерево: я знаю, что Венна все еще прячется под его ветвями, держа на руках мое дитя. И я посылаю принцессе видение, а с ним – слова, обращенные прямо к ее душе и несущие мое последнее желание.

Холодная вода притупляет боль, а тихо плывущая Аванк уносит меня на середину озера. Никогда мне больше не ходить по его берегам. Мой принц погиб, и я молюсь богам о том, чтобы встретиться с ним в загробном мире. Мое дитя же будет жить, и я молюсь, чтобы когда-нибудь она вернулась на священное озеро и нашла меня.