20

Надев утепленное белье и спортивный костюм, Тильда ловко заплетает косу. Дилан провел у нее ночь и все еще крепко спит. Она чувствует такое успокоение, такую радость, глядя на него, лежащего на кровати, родного, сильного, безмятежного.

Дилан приехал вчера в сумерках на стареньком «Лендровере», буксуя в тающем снегу. Он привез эль и карри, которые они разделили между собой, сидя перед камином в гостиной. Тильде хотелось так много рассказать ему обо всем, что с ней произошло с тех пор, как они виделись последний раз, – о том, какие перемены вызывает в ней гривна и какие поразительные вещи она способна делать, когда надевает ее. Но сидя у камина, поедая восхитительную острую еду, расслабленная идущим от огня теплом и крепким горьким элем, она не могла заставить себя разрушить безмятежность момента. Не могла пуститься в объяснения необъяснимого.

И вместо этого Тильда рассказала Дилану о своем открытии, касающемся ребенка Сирен.

– Значит, ты действительно можешь быть ее потомком?

– Возможно.

Он улыбнулся.

– Значит, ты действительно можешь быть ведьмой?

Тильда попыталась найти какой-нибудь несерьезный ответ, который бы замаскировал тревогу, вызванную в ее душе этим вопросом, но ничего подходящего не шло на ум, и Дилан быстро отреагировал на ее молчание.

– Тильда? – Он подвинулся на диване так, чтобы видеть ее лицо. – Ты серьезно думала над этим вопросом, да?

Она покачала головой и отпила еще глоток эля.

– Это просто нелепо. И невозможно.

– Ну да, конечно. Так же невозможно, как нечто, отбросившее меня к стене. Или поджегшее эту комнату. Или заставившее опору прожектора упасть на меня.

Тильда быстро повернулась к нему.

– Опора стала падать из-за того, что… то есть кто лежал в раскопанной могиле.

– А это вроде была ведьма, верно?

– Хочешь сказать, что я такая же? Что я могу делать то, что наносит вред людям? Пугать их так же, как тот призрак?

– Да что ты! Нет, конечно, нет!

– Потому что иногда, когда люди находятся рядом со мной… с ними случается что-то плохое. – Тильда произнесла это, не осознавая, что говорит не только о Мэте, но и о Дилане. Но он, похоже, этого не заметил.

– Вздор.

– Ты не понимаешь. Речь не только о тебе. Мой муж, Мэт… то, как он погиб в автомобильной аварии…

– Тильда, авария – это не твоя вина.

– Но может быть… если во мне есть что-то дурное…

Он решительно положил руки ей на плечи.

– Послушай, многие люди чувствуют себя виноватыми, когда умирает тот, кого они любят. Это естественная реакция, и твоей вины, тут, конечно, нет. Смерть твоего мужа никак не связана с тем, что произошло на раскопках. Тебе это ясно? Просто с хорошими людьми иногда происходит что-то плохое, вот и все.

– Если бы ты знал, как мне хочется в это поверить. Я не чувствую себя… плохой. – Тильда колеблется, не зная, насколько она может открыться Дилану. Осознавая, как безумно прозвучал бы ее рассказ даже после всего того, что он видел сам. – То, что я почувствовала, когда надела эту гривну на руку… в тот раз, когда мы были в этой комнате вместе… Ну, в общем, я не почувствовала ничего… плохого. Было немного страшно, да. И, видит бог, ужасно странно. Но я не почувствовала ничего плохого… Ты понимаешь?

Он медленно кивнул.

– В тебе нет ничего плохого, Тильда. И если в этом браслете, то есть в этой гривне, ты обнаружила какое-то, не знаю, ну, скажем, волшебство, очевидно, что это должно быть нечто… чудесное. Как ты сама. – Он умолк, затем продолжил: – Должно быть, тебе очень не хватает Мэта. Наверняка тебе было нелегко начать здесь новую жизнь без него.

– Да, нелегко. Прошло много времени, прежде чем я почувствовала себя… в порядке. Знаешь, теперь я чувствую, что мое место именно здесь. Мне и раньше так казалось. А теперь я в этом уверена. И…

Дилан ждал, когда она продолжит, пристально глядя на нее, и Тильда чувствовала, как много для него значат ее слова.

– И в последнее время мне становится все легче, – сказала она с неуверенной улыбкой. – Теперь я чувствую себя по-другому.

Позже, когда Дилан заснул, она смотрела на него и думала, как дорог он ей стал и как много значат для нее его попытки понять происходящее. Тильда постепенно перестала думать о Мэте, и в этом ей помог Дилан. А значит, решила она, надо действовать. Действовать, чтобы защитить и себя, и его. Она знала, что Дилан захотел бы помочь, но она не станет подвергать его опасности. Если он будет рядом, над ним нависнет угроза, ведь недаром опора прожектора падала именно на него.

Спустившись на первый этаж, Тильда в нерешительности останавливается. Но она знает, что должна сделать. Завтра Лукас возобновит раскопки и достанет останки из земли. Так что она должна действовать сейчас. Она кладет золотую гривну в карман толстовки с начесом и надевает вязаную шапку. Чертополошка потягивается и начинает вилять хвостом.

– Ну хорошо, можешь пойти со мной, но началась оттепель – снега осталось мало, и ты уже не сможешь в нем поиграть, – предупреждает Тильда, потом садится на корточки и обнимает собаку. – Знаешь что? Мне не помешала бы сегодня твоя помощь.

Снег на узкой асфальтированной дороге, идущей по склону холма, уже растаял, но снежная каша все еще лежит на пастбищах и тропинках. Когда они добираются до огибающей озеро дорожки, начинает моросить. Надо было надеть водонепроницаемую куртку, думает Тильда, но потом решает, что толстовка не успеет промокнуть за тот час, который она планирует провести на открытом воздухе, к тому же Тильда может бежать быстрее, чем сейчас. Если Чертополошка и имеет что-то против моросящего дождя, она ничем этого не показывает и весело бежит рядом с хозяйкой.

Она бежит дальше. Все вокруг кажется теперь унылым, снег быстро растаял под дождем, и окружающий ландшафт из белого стал серым. На озере гуси выплывают на глубину, радуясь оттепели, растопившей лед, нисколько не возражая против того, что вода сейчас не блестит под солнцем. Длинноногая цапля пытается поймать рыбу на мелководье. Тильда повторяет про себя все, что узнала за последнюю пару дней. Сирен не пережила набег; надо согласиться, что во время видения в музее, Тильда видела ее смерть. У нее была маленькая дочь, и эту девочку взяли в плен и позже увезли в Уэссекс.

Мысль о том, что она – потомок женщины в лодке, женщины, которую она видит, когда надевает гривну на руку, объясняет все. Ей было предопределено поселиться в этом магическом месте. Предопределено вернуться к своим корням. Наверняка в эти края ее привело не случайное совпадение. Они с Мэтом приезжали сюда несколько раз, прежде чем купили коттедж, и каждый раз она чувствовала необъяснимое родство с этим местом. Родство, которое поражало Тильду, если учесть ее страх перед водой. Когда они отыскали Тай Гвин, коттедж показался ей идеальным местом, как будто он только их и ждал. Но тогда она отмахнулась от этого чувства, решив, что так чувствуют себя все люди после долгих поисков подходящего дома, когда наконец находят то, что по всем параметрам им подходит.

А потом Чертополошка нашла гривну.

Начавшиеся в это время раскопки еще больше увеличили шансы на то, что между нею и прошлым установится крепкая связь. Призрак женщины, лежащей в могиле, был потревожен, и это заставило его отыскать Тильду.

Она останавливает, Чертополошка ждет, навострив уши.

– Нам нужно к могиле, – Тильда говорит это, обращаясь к собаке, но на самом деле ей просто нужно еще раз подтвердить намерение себе самой. – Завтра они увезут останки. И тогда джинна будет уже не загнать обратно в бутылку. Пожалуй, я лучше сойдусь с ней лицом к лицу сейчас, когда мне еще может помочь придавливающий ее камень.

И она сворачивает на тропинку, ведущую к месту раскопок. Оставшийся на тропинке снег ужасно скользок, а усилившийся дождь наверняка скоро промочит ее одежду. Она сплевывает воду, которая течет по лицу, и начинает бежать быстрее. Приблизившись к месту раскопок, Тильда чувствует облегчение – здесь никого нет. Надо думать, все археологи проводят время со своими семьями, празднуя Рождество, и не спешат возвращаться в раскоп, чтобы поднять останки. Есть что-то жуткое и зловещее в пустом шатре, оставленном всеми раскопе и чувстве одиночества, которым пропитано это место. Тильда старается отогнать от себя зарождающийся в душе страх.

Она добегает до могилы. Лукас накрыл ее полиэтиленовой пленкой, закрепленной колышками для палатки и придавленной по углам увесистыми камнями. Земля вокруг раскопа превратилась в ужасное месиво из-за работы археологов, последовавшего затем сильного мороза, сменившей его оттепели и теперешнего ливня. Чертополошка стоит, прижавшись к Тильде, ее тело напряжено.

– Все будет хорошо, девочка, вот увидишь, – уверяет Тильда, надеясь, что собака не чувствует того беспокойства, которое владеет ею самой.

Она вытаскивает из земли колышки, убирает камни и снимает с могилы пленку. В тишине раннего утра полиэтилен громко шуршит, когда она сворачивает его в неопрятную груду. Теперь виден большой плоский камень, которым придавлены останки. Тильда подавляет дрожь, которая охватывает ее при мысли, что означает этот камень и о том, что здесь, видимо, случилось.

Она ждет, удивляясь тому, что сейчас ей хочется, чтобы жуткий призрак явился ей, встав из могилы. Потому что если он не явится, она не сможет сойтись с ним лицом к лицу. У нее начинает сосать под ложечкой. Так легко поддаться страху. Повернуться и убежать, выбрав кратчайшую дорогу к дому.

Тильда на мгновение закрывает глаза, пытаясь представить себе Сирен.

Она снова открывает глаза. Ничто не шевелится, кроме дикой утки, крякающей в тростнике. Чувствуя, как сжимается сердце, Тильда понимает, что надо сделать. Если она хочет побороться с тем существом, что лежит в могиле, придется выпустить его на волю. Она спрыгивает в раскоп и опускается на колени на вязкую землю. Чертополошка начинает скулить. Не обращая на нее внимания, Тильда обеими руками берется за край камня и тянет изо всех сил. Но тот не сдвигается ни на сантиметр. Она пытается еще раз, ругаясь и кряхтя.

Она оглядывается по сторонам и видит инструменты, прислоненные к штабелю досок, сложенных у ограждающего место раскопок забора. Вот метла, но ее ручка сделана из дерева и наверняка сломается, если попробовать поддеть камень. Рядом виднеется лопата с острым стальным штыком, но вряд ли она выдержит.

– Смотри-ка, Чертополошка, вот это подойдет. Кирка. То, что нужно. – Тильда знает, что говорит до нелепости веселым тоном.

Снова спрыгнув в раскоп, она просовывает конец кирки между камнем и землей, затем встает на ее рукоятку, пытаясь сдвинуть камень с места. На сей раз он немного поддается. Недостаточно, чтобы открыть зияющую под ним дыру, но достаточно, чтобы чуть-чуть сдвинуть его в сторону. Но если применять этот метод, Тильде понадобится больше времени и энергии, чем есть в ее распоряжении, чтобы полностью открыть могилу. Она отступает в сторону, вытирая мокрым рукавом дождь и пот. Ничего не поделаешь, чтобы сдвинуть камень с могилы, придется использовать гривну.

Тильда расстегивает молнию на кармане толстовки и достает украшение. На ней нет перчаток, и она сразу же чувствует исходящую от золота пульсирующую энергию. Она в нерешительности останавливается, усомнившись, что у нее получится взять под контроль магическую силу и использовать в нужном направлении. В кухне коттеджа она едва сумела ее обуздать. Тогда она была дома, а сейчас стоит у могилы той, которая желает ей зла. Костюм для бега промок до нитки, и Тильда начинает дрожать.

– Глупости, – говорит она вслух. – Я озябла, устала и боюсь. Так что надо начать и кончить.

С этими словами она надевает гривну на запястье. Благодаря начесу на толстовке удается продвинуть украшение повыше. Она надеется, что гривна не упадет. И сразу же Тильда чувствует себя так, будто начинает кружиться на карусели. Но она твердо стоит на неровной земле и снова поднимает кирку. На сей раз перед ней пульсирует цветной огонек.

Подсовывая кирку под камень, Тильда слышит биение собственного сердца, прерывистое и учащенное. Но она не обращает на это внимания, сосредоточившись на тяжелом камне, веля себе использовать силу, заключенную в ней самой.

– Давай! – кричит она, заглушая шум дождя. Сжав зубы, она налегает на рукоятку кирки: – Двигайся, ты, кусок дерьма! Двигайся!

Раздается резкий звук, когда шершавая поверхность плиты скользит по мелким камешкам, земле и костям. Дело сделано. Инерция собственного веса пришедшей в движение плиты переносит ее на край могилы, где она переворачивается в грязи. И обнажается раздавленный, разбитый скелет.

Тильда собирается наклониться и дотронуться до потемневших костей, когда невидимая сила сбивает ее с ног. Она падает навзничь, приземлившись на самую каменистую часть раскопа. Удар вышибает из нее дух, она открывает рот, не в силах вдохнуть, хватается за грудь, пытаясь заставить себя дышать. Потом переворачивается на живот на холодной земле, встает на колени, все время чувствуя, как гнусная душа давно умершей ведьмы поднимается из могилы и нависает над ней.

Чертополошка впервые начинает остервенело лаять. Тильде наконец удается глотнуть воздуха. Она выбирается из раскопа как раз в тот момент, когда кирка пролетает по воздуху и вонзается в землю в том месте, где только что лежала Тильда. Она пытается определить, где находится противница, вычленить ее из поднимающейся из могилы клубящейся темной массы. Но ей не удается разглядеть фигуру ведьмы целиком – перед ее глазами мелькают то размозженная челюсть, то кровавый глаз, то зияющий разбитый рот. Ей приходится сделать над собой нечеловеческое усилие, чтобы встать прямо и оставаться на месте. Собака щелкает зубами и рычит на пустоту, ее сводит с ума страх и инстинкт, велящий защищать хозяйку. Внезапно из темной массы выплывает лицо призрака, и ведьма с ненавистью и бешеной яростью выкрикивает какие-то слова по-валлийски.

Призрак подплывает все ближе и ближе, придвигает свое жуткое лицо к ее лицу. Тильда так окаменела от ужаса, что не может шевельнуться. Она пытается проделать то, что ей удалось в саду, когда она использовала энергию гривны, чтобы растопить снег, или в кухне, когда она заставила работать электричество, но мозг переполняют пронзительные крики ведьмы, а тело ослабело от ужаса и цепенящего холода.

– Чего ты от меня хочешь? – кричит она хаотически изменяющемуся существу, которое висит в воздухе перед ней. – То, что с тобой произошло, не имеет ко мне никакого отношения, слышишь? Оставь меня в покое! Оставь меня в покое!

Крича, Тильда поднимает руку, на которую надет браслет, придерживая его другой рукой и вопреки всему надеясь, что он ее защитит.

Отвратительное существо кричит что-то в ответ, и Тильде кажется, что оно повторяет слова, которые уже выкрикивало ей в лицо, когда появилось в студии.

– Я не понимаю! Перестань! Сирен, где ты? Почему ты мне не помогаешь?

При звуке имени прорицательницы призрак вопит от ярости, швыряет одну из досок, сложенных около раскопа, в воздух, и та бьет Тильду под колени. Она падает на землю, застонав от боли.

И гривна спадает с ее руки.

Ведьма бросается к ней, снова подняв кирку, на этот раз держа ее за рукоять призрачными руками. Тильда не может встать. Она ощупывает землю вокруг себя, тщетно пытаясь отыскать гривну, каждую секунду ожидая, что острие кирки вот-вот вонзится в спину.

С яростным рычанием Чертополошка атакует дьявольское существо, пытающееся убить ее любимую хозяйку. Собака бросается на ведьму, пытаясь вцепиться зубами в неосязаемую субстанцию, из которой соткано ужасное существо. Смелое животное не может нанести подобной призрачной сущности реальный ущерб, но его нападение заставляет ведьму остановиться и повернуться. Тильда торопливо вскакивает на ноги, оставив поиски гривны, и пускается бежать так быстро, как только позволяет скользкая земля. Оглянувшись, она с ужасом видит, что ведьма изменила направление кирки, и ее острие, быстро разрезав воздух, вонзается в мягкую плоть собаки. Чертополошка издает душераздирающий визг и падает на землю.

– Нет! Ах ты, жестокая сука! – кричит Тильда, обезумев от горя и чувства собственного бессилия. Не думая, что делает, она поворачивается и бежит прямо на ведьму.

Призрак поворачивает измочаленное лицо к Тильде и растягивает рот в жуткой ухмылке. Затем медленно раскидывает руки, потом внезапным быстрым движением вытягивает их вперед и вверх. Тильда, скользя, останавливается, потому что видит, как металлические колышки, которые держали полиэтиленовую пленку на могиле, взлетают с земли, зависают в воздухе, затем поворачиваются остриями к ней, как будто их притягивает невидимый магнит. Они подрагивают, и за эти полсекунды Тильда, понимая, что сейчас произойдет, бросается на землю и слышит, как над нею, свистя, проносятся стальные колышки. Подняв голову, она видит, что безжизненная Чертополошка неподвижно лежит на земле. Злобная ведьма опускает голову и несется на Тильду. Та снова вскакивает на ноги и бросается бежать прочь. Она бежит так быстро, как никогда не бегала прежде, ноги несут ее по каменистой тропинке, легкие работают изо всех сил, голова опущена; она не оглядывается, так как знает, что может потерять драгоценные секунды.

Но с каждым ее шагом ведьма подлетает все ближе, кидая в Тильду новые предметы – камни, куски дерева, они летят мимо ее головы, некоторые попадают в спину, локоть, ногу. Слева от себя Тильда видит заброшенный лодочный сарай.

У нее нет времени, чтобы подумать о другом выходе. Она дышит все глубже, все быстрее, переходя на спринт. Тильда чувствует, как гонящееся за ней существо подбирается все ближе. Вскоре оно оказывается так близко, что она ощущает исходящие от неестественной фигуры зловоние и жар. Тильда подбегает к двери лодочного сарая и дергает за полусгнившую ручку, пытаясь заставить створку открыться, повернуться на ржавых петлях. Но она просела и заедает, трясь о землю, так что Тильде удается открыть ее только на несколько сантиметров. У нее остается только один выбор – протиснуться в образовавшуюся щель, царапая лицо и руки.

Она поворачивается, чтобы закрыть дверь, но, к ее изумлению, призрак не пытается последовать за ней. Вместо этого он захлопывает дверь с такой силой, что сотрясается весь сарай. Затем слышится грохот нагромождаемых с наружной стороны двери камней, земли и дерева. Дверь выгибается и трещит, от нескольких досок откалываются щепки, и все же она остается цела.

И вдруг становится тихо. Слышны только шум дождя, барабанящего в старую металлическую крышу, и прерывистое, почти истеричное дыхание Тильды. Она ждет, прислушиваясь. Она знает, знает точно, что привидение ушло. Она осторожно толкает дверь, но та не открывается, потому что засыпана снаружи.

Мы встречаемся на рассвете. Резкие краски расцветили небо на востоке – оно покрыто ярко-алыми и малиновыми полосами, как будто день будет полон ярости и боли. Близко время летнего солнцестояния, когда ночь длится всего лишь несколько часов, и нынче утром мы встали рано, чтобы предать Хивела Грифида земле. Каждый мужчина, женщина и ребенок вышли из своих домов, чтобы проводить его в последний путь. Процессия печально покинула остров, прошла по берегу озера и остановилась в нескольких шагах от моей хижины. О выборе места для могилы Хивела было много споров. Он прожил жизнь как христианин, и священник требовал, чтобы капитана похоронили на земле монастыря рядом с церковью, дабы он упокоился с миром поближе к богу и его утешали молитвы монахов.

Бринах хотел, чтобы капитана похоронили как воина в величественной гробнице. Я же сказала, что душе Хивела нужно не утешение, а мщение. На этом мы и сошлись. Ибо когда была определена кара для его убийцы, вопрос о том, чтобы воина погребли вместе с другими христианами, отпал сам собой. У их бога нет наказаний, назначаемых старой верой. И священник тут же отступил, когда узнал, как поступят с убийцей.

У Хивела не осталось ни жены, ни детей. У него был единственный смысл жизни – служение принцу. Они с Бринахом любили друг друга, как товарищи по оружию, как братья, и принц сейчас безутешен. Его сердце скорбит, и никто за столом не займет место его друга. Когда мы все собираемся на выбранном для погребения месте, гроб с телом Хивела опускают в глубокую рану на теле земли. Священник стоит рядом и читает свои молитвы. Многие женщины и дети плачут. Бринах и его воины стоят молча, но и они не могут скрыть своего горя. Когда христианский обряд заканчивается, вперед выхожу я. На мне нет церемониального головного убора из волчьей шкуры: обстоятельства сегодня слишком печальны и носят слишком личный характер. Я облачена в красный шерстяной плащ, а мои волосы покрыты капюшоном. Я веду Тануэн за руку, идя медленно, чтобы она могла пройти это короткое расстояние сама. Она одета в такой же, как у меня, красный плащ с капюшоном, подаренный ей отцом, но ее капюшон откинут – волосы блестят на солнце, как и золотая гривна на ее шейке. Как и должно, мы провожаем Хивела в последний путь вместе. Он любил мою дочь и умер, защищая меня. Когда-нибудь она займет мое место прорицательницы. Ей надо будет многому научиться.

Крышка гроба еще открыта, чтобы мы все могли попрощаться с Хивелом. Он лежит со скрещенными руками, держа в правой руке меч, вокруг его тела уложен погребальный инвентарь: серебряные блюда, кубки, оружие, дорогие одежды – в загробном мире он не будет нуждаться ни в чем. Он не боялся смерти. Ни один человек, сохранивший в сердце старую веру, не имеет причин ее страшиться. Он знал: на том свете будет встречен с почетом и, умирая, сожалел лишь о том, что не пал как воин, на поле битвы. И о том, что вынужден покинуть своего принца. Мы все должны испытывать горечь оттого, что ему пришлось уйти из-за злых чар. А я буду идти по жизни, зная, что он принял смерть, предназначавшуюся мне. Никакие успокоительные слова Бринаха не изменят эту мучительную истину.

Все молчат, пока я молюсь за душу Хивела и прошу богов с честью принять его в потустороннем мире. Тануэн тонко чувствует настроение собравшихся и мой настрой. Она тоже стоит тихо, вглядываясь в лежащую фигуру человека, которого хорошо знает, и словно спрашивая: почему он не двигается? Наконец она сжимает мою руку немного крепче и шепчет:

– Он спит!

Мы вместе опускаемся на колени на краю могилы, и Тануэн кидает в гроб один-единственный цветок – благоуханный ландыш, символ чистоты. Я наклоняюсь и осторожно вкладываю в руку Хивела маленький глиняный флакон, заткнутый деревянной пробкой. Это не обычный сосуд, ибо в нем заключено колдовское зелье. Я налила в него сока красавки и корней дуба и воды из самых глубин священного озера и произнесла над ним древнее заклятие. Это волшебство необходимо, чтобы Хивел спал спокойно. Чтобы он был справедливо отмщен, ему придется терпеть общество злобной соседки – нельзя оставить его без защиты. Тануэн и я возвращаемся на свое место подле семьи принца. Венна не смотрит мне в глаза, да и как бы она посмела? Мы обе знаем, что это она подослала ко мне Несту с заколдованной змеей. Но Бринах все равно не хочет слышать ничего дурного о жене и предпочитает верить, что ее прислужница действовала по собственной воле, руководствуясь своими амбициями и завистью ко мне. И, конечно, у меня нет доказательств. Он глух к истине, и я боюсь, что эта глухота отчасти продиктована чувством вины, которое гложет его каждый раз, когда он смотрит на нелюбимую и бесплодную жену. Каждый раз, когда уходит от нее ко мне. Но я уже знаю правду. Мирный договор, заключенный Родри с королевой Этельфледой, служит лишь его собственным целям: он знает, что брака сестры с принцем уже недостаточно, чтобы сохранить влияние его семьи. Неста приходила ко мне по приказу Венны, а та действовала по наущению брата. Мир, которому так радуется принц Бринах, еще менее прочен, чем тонкий слой почвы, покрывающий лежащую на северном берегу озера топь. Если Родри не может избавиться от меня и Тануэн сам, то в дело вступит королева Мерсии. Я знаю это. Я видела. И теперь смысл моего видения ясен. Перемирие нужно было Этельфледе лишь для того, чтобы выиграть время и собрать войско. Родри предал зятя. Я в этом уверена. От него так и разит изменой.

Двое плотников спрыгивают в могилу и заколачивают крышку гроба. Когда они вылезают, на гроб насыпают слой доброй валлийской земли, осторожно трамбуют, высыпают камешки из озера и еще один слой земли.

Настрой собравшихся меняется. Теперь они здесь не затем, чтобы попрощаться с самым доверенным из воинов принца и, оплакав друга, проводить его в загробный мир с помощью своих молитв. Теперь они хотят увидеть, как свершится правосудие. Чтобы смерть Хивела была отомщена, его убийце придется заплатить высокую цену. Страдания подлой твари будут велики, но убившая капитана и желавшая умертвить меня заслуживает такой кары.

Бринах поднимает руку.

– Приведите ведьму! – приказывает он.

Из задних рядов толпы выходят три дюжих воина, таща Несту. Ее руки связаны за спиной, а рот заткнут кляпом. Она провела последние дни на цепи в свинарнике, и ее выводили только на суд, на котором никто не выступил в ее защиту. Она рвала и метала, крича, что действовала по приказу своей госпожи и, будучи верной служанкой, не могла не подчиниться. Но она только зря сотрясала воздух. Принц Бринах назвал ее слова изменой и заявил, что Неста пронизана злом до мозга костей и наверняка действовала в собственных целях, когда пыталась умертвить меня. Неста плакала и просила свидания с принцессой, не веря, что госпожа оставит ее на произвол судьбы. Все это время я неусыпно бдела, читая защитные молитвы богам, поливая пространство вокруг гнусной ведьмы водой из священного озера и раскладывая освященные кости, чтобы не дать ей использовать черную магию. В виновности Несты не было никаких сомнений, и ей вынесли приговор. Теперь ее час настал.

Причины, по которым эта женщина должна быть казнена, перечисляет Родри. Его тон суров, слова ясны и убедительны. Он хорошо исполняет свою роль. Но как это согласуется с его совестью, думаю я, ведь, произнося обвинительную речь, он знает, что сам виновен в смерти, ожидающей Несту, не меньше своей сестры. Если бы правосудие и впрямь вершилось в полном объеме, Венна и Родри тоже ожидали бы сейчас смерти, стоя со связанными руками и обделываясь от страха. Но вместо этого сильные мира сего прячутся за своими привилегиями, а цену за их преступления приходится платить тем, кто слабее.

Неста трясет головой и мычит сквозь кляп. Принц велит вытащить его.

– Говори, что считаешь нужным, – приказывает он.

Неста, плача, поворачивается к своей госпоже, которую, по ее словам, любила и которой верно служила. И я верю, что в этом она была искренна, по крайней мере, до тех пор, когда принцесса отказалась выступить в ее защиту и хоть чем-то помочь, например, испросив не столь жестокую казнь.

– Моя принцесса, – дрожа всем телом, начинает Неста. – Разве все эти годы я не служила тебе верой и правдой? Неужто мне не зачтется, что я заботилась о тебе, утешала, была твоей подругой во многих испытаниях? Разве я не хранила твои тайны и не делала всего, что в моих силах, ради твоего счастья? Неужто в твоем сердце не найдется жалости ко мне, дабы облегчить мою участь? Неужто ты не скажешь мне ни слова?

Принцесса не снисходит до ответа и отворачивается в другую сторону.

Неста кричит:

– Что же ты за женщина? Неужто у тебя нет ни капли жалости?

– Довольно! – Родри пытается заставить ее замолчать, приказывая воинам снова заткнуть ей рот, но Неста вырывается из их рук и с яростью обращается уже ко мне.

– Ты! Если бы ты подумала о ком-нибудь, кроме себя самой, Хивел был бы сейчас жив! Ничто из того, что случилось, не должно было произойти! Ничто! Причиной всему – твое себялюбие, Сирен Эрайанейдд!

– Замолчи, женщина! – приказывает Бринах. – Да свершится казнь.

Неста издает свирепый рык, и лицо ее страшно искажается. Из леса вдруг взлетает стая грачей, такая многочисленная, что они загораживают солнце и небо темнеет. Неста повышает голос и, охваченная ненавистью и страхом, кричит:

– Будьте вы прокляты! Да будут прокляты ваши дети и дети ваших детей! Да не будет им покоя! Да не увидит никто из них, как вырастут его дети! Да будут они умирать в муках, все до одного!

Это страшное проклятие. Насылающее ужас и горе. Собравшиеся ахают, некоторые дети начинают плакать. И все смотрят на меня: разве Неста только что не объявила меня причиной будущих несчастий?

– Заткните ей рот! – кричит Бринах.

Но я знаю правду. Знаю, на кого Неста нацелила свое жуткое проклятие. Я видела, на кого был обращен ее обезумевший взор, чье будущее она отравила. Ее слова были направлены не на меня, а на Венну, ее брата и его сына.

Воины, которым бросается помогать потрясенный Родри, одолевают отчаянно сопротивляющуюся Несту и, заткнув ей рот, завязывают кляп так туго, что я слышу, как ломается ее челюсть. Они разворачивают ее и толкают лицом вниз в могилу. Потом быстро поворачивают и поднимают тяжелый плоский камень, лежащий на траве. До нас всех доносятся приглушенные крики Несты, которая пытается снова встать, но прежде чем ей удается это сделать, камень падает на ее спину. Матери зажимают руками уши своих детей. Некоторые из присутствующих выкрикивают слова одобрения, давая волю своей скорби о Хивеле и своей ярости против той, которая его убила. Другие стоят молча, опустив головы, им претит то, что люди могут причинять мучения такому же человеческому существу, как они сами. Священник молится. Воины за спиной принца начинают стучать мечами о щиты, заглушая жалобные стоны Несты. Но издаваемые ею ужасные звуки вскоре тонут под гнетом земли и камней, которые лопатами насыпают в могилу. Меньше чем за две минуты яма заполняется до краев. Земля поглотила еще два человеческих тела. Хивел отправится в загробный мир героем, а дух Несты навеки останется под камнем. А мы должны будем жить дальше, скорбя об утрате и неся бремя своей вины. Родри же придется жить, надеясь, что молитв и тяжелого камня, которым так жестоко придавили Несту, будет довольно, чтобы колдовство этой ведьмы не вышло за пределы ее могилы: иначе ее проклятие падет на его семью и потомков. Я не поставила бы на кон и самой мелкой монеты, что его сын Шон доживет до следующего лета.