Дневной свет. Утро давно прошло; наверное, скоро полдень.

Он выполз из постели.

Надо двигаться. Скорее в машину – и вперед, на дорогу. Хотя от него воняет мочой, он не хочет тратить время на душ; наскоро умылся ледяной водой и пригладил руками волосы. Найдя в холодильнике сосиски и оливки, он бросил их в дорожную сумку и поехал на лифте вниз, прямо на парковку. Сел в машину, поехал по городу, не снижая скорости. Он мчался по шоссе в сторону дюн.

Эрхард колесил по округе целый день, пытаясь что-нибудь придумать.

Он предпочел бы обратиться в полицию. Он испытывал детскую потребность выплакаться, все кому-то рассказать. Пусть преступников ловят стражи порядка. Ему одному с ними не справиться. Пока дело касалось только Рауля, Беатрис и Алины – а также врача, судмедэксперта, моряков на Тенерифе и фотографий мальчика в картонной коробке, – он еще как-то вертелся. А сейчас – нет. Сейчас в игру вступили Эммануэль Палабрас, боевики, которые применяют насилие. Его мутит при одном воспоминании о типе в темных очках. И разумеется, обратиться в полицию он не может, потому что тогда придется признаться Берналю во всем, в том числе рассказать про Алину и Беатрис. Тогда он вляпается в целую кучу проблем.

Ему стало так страшно и так не по себе, что он был не в состоянии ничего придумать. Обычно умные мысли приходят ему в голову, пока он ездит вокруг Эсквинсо и назад через ЛаПаред, а потом по трассе FV-605. Но не сегодня. Сегодня он ездил по незнакомым дорогам. Чтобы растянуть время, он ехал медленно. Несколько раз обогнул Туинехе. Заехал на одну из тамошних заправок. Ему посоветовали справить нужду сзади, в кустах. Но Эрхарду не хотелось идти в кусты – там кошки пожирали остатки какой-то крупной птицы. Заправщик все болтал о дожде.

– Сегодня боги разгневались на нас, – сказал он, забыв дать Эрхарду сдачу.

– Разве они не гневаются на нас всегда? – спросил Эрхард.

Совсем рядом живет Моника.

Заглушив мотор, он смотрел на ухабистую дорогу, ведущую к ее дому. Ему нужно было с кем-то поговорить. Особенно приятно говорить с Моникой – она замечательно умеет слушать. Он не знал, что именно ей можно рассказать и как она отреагирует на его слова. Вместе с тем, он боялся того, что будет, если он ничего ей не расскажет. У него было такое чувство, что, если он с кем-то не поговорит, развалится на куски.

Ему было очень страшно. Страшно привлекать ее к своим делам. Направлять типа в темных очках к ее дому. Он боялся, что Моника пострадает из-за него. Припарковавшись за углом, поставив машину так, чтобы ее не было видно с главной дороги, он пешком подошел к ее дому.

Открыв дверь, она смотрела на него в замешательстве. Она его явно не ждала.

– Мы разве договаривались о встрече?

– Я просто проезжал мимо.

– Ладно, – сказала она, впуская его в дом.

Внутри было темно и не убрано. Совсем не так, как по средам, когда он привозит Ааса. Занавески задернуты, на диване валяется одежда; Моника поспешно схватила ее и унесла в спальню. Эрхард подумал: наверное, она делает генеральную уборку перед еженедельными визитами Ааса. Он-то думал, что дом у нее всегда безупречный, со свежесрезанными цветами и чистым, выглаженным посудным полотенцем у кухонной раковины. Но, может быть, она прибирает только раз в неделю. Ради сына. А может быть, даже ради Эрхарда.

Моника внимательно смотрела на него.

– Вот, значит, как?

– Я проезжал мимо.

– Верно, но сегодня не среда.

– Можно сесть? – Он плюхнулся на стул. На столе лежала колода карт и стоял полупустой бокал с красным вином. – Раскладываешь пасьянс «Солитер»?

– Не совсем.

Только теперь он заметил, как хорошо она одета. На ней синее платье и колготки, а лиф такой открытый, что видна ложбинка между грудями и цепочка с кулоном – маленьким якорем. Должно быть, она собиралась уходить – поехать в центр города, на свидание или в ресторан. Он хотел снова взять ее, как в прошлый раз, но грубее – в каждой комнате дома, чтобы она громко кричала.

– Чего ты хочешь? – сурово спросила она.

– Да вот, решил зайти поговорить.

Моника усмехнулась. Нехороший знак.

– Значит, поговорить захотелось… Неудачное ты выбрал время.

– Ты куда-то собралась?

– Потому что устала ждать.

– Что, прости?

– Я ждала, но больше не буду.

Эрхард вспомнил, как его родители говорили о нем в его присутствии, как будто его с ними нет.

– Не понимаю, о чем ты, – сказал он.

– Вот в том-то и дело! Я все надеялась, что у нас что-то получится. Что-то действительно получилось, а дальше? Пять дней молчания. В моем возрасте это слишком долго. Я больше не хочу играть в такие игры. Буду жить дальше.

– Я не знал, что ты ждала.

Она снова засмеялась. Смех у нее был неприятный. Потом она допила вино.

– Ах, Эрхард. Давай не будем ссориться.

– Зачем нам ссориться?

– О чем ты хотел со мной поговорить?

– Не важно. Как-нибудь в другой раз.

– Говори, Эрхард.

– Не сейчас.

– Говори, или я… я…

Ему не хотелось рассказывать о Беатрис. Не хотелось ни во что вовлекать Монику.

– Я больше не могу возить Ааса. Ты, наверное, права. Я должен ненадолго уехать и решить кое-какие вопросы, поэтому я больше не могу его возить. Не могу, и все.

– Отлично, – сказала она, ставя бокал на стол. – Так даже лучше.

– Ты серьезно?

– Ты ничтожная вошь, вот что. Мой мальчик доверяет тебе больше, чем кому бы то ни было… Даже мне. А ты его бросаешь!

– Я его не бросаю! – с трудом возразил Эрхард.

– Не нужно оправдываться. Я ведь заранее знала, что так будет. Сначала Луи, потом ты.

Эрхард понятия не имел, кто такой Луи. Может быть, отец Ааса или еще какой-нибудь важный человек в его жизни.

– Я ведь никогда ничего не обещал. Я… простой таксист.

– Никакой ты не простой таксист, подонок! Ты… ты…

Он понимал, что она имеет в виду.

– Я не его отец.

Оба умолкли.

Он смотрел, как она запирает за собой дверь.

– Позволь тебя подвезти, – предложил он, в глубине души надеясь, что она откажется.

– Нет уж, спасибо.

– Моника, я не знал, что ты настроена… насчет нас… так серьезно.

– Ты не замечаешь того, что происходит перед твоим носом.

– Последние несколько дней я был очень занят. Я…

– Ты где-то шлялся, играя в детектива. Представь, я звонила тебе на работу. Твоя секретарша не знала, где ты. Но она старалась тебя прикрыть.

Моника была права. Он действительно играл в детектива. А ведь по большому счету он – просто усталый старик.

– Хочешь прокатиться со мной? – спросил он. – Моя машина за углом.

– Кстати, тебе не обязательно притворяться джентльменом. – Она решительно направилась к автобусной остановке. Отсюда можно доехать до Пуэрто, но Аасу запретили ездить на автобусе. – Ты совсем не такой услужливый и дружелюбный, каким хочешь казаться.

– Недавно мы с тобой… м-м-м… хорошо провели время. Что случилось?

Хотя ноги у Эрхарда длиннее, чем у нее, Моника шагала быстрее, и он вынужден был семенить рядом, как уличный попрошайка.

Она молчала. Когда они дошли до дороги, она резко остановилась; мимо них на скорости пронесся грузовик.

– Ничего не случилось, Эрхард.

– А как же твои слова о том, что тебе нравятся тихие мужчины?

– Женщины обычно говорят такое, чтобы успокоить тихонь, разговорить их. Тихонь никто не любит. Даже тихие женщины.

– Давай я подвезу тебя, куда ты захочешь. Автобуса придется ждать час или даже больше.

Она покосилась на часы на узком ремешке. Дорога была пустынна. За ними наблюдал заправщик. Туинехе – один из тех городков, куда не добираются туристы. С одной стороны, местные жители рады, что их не беспокоят; с другой стороны, они боятся слишком отдаляться от цивилизации. Эрхарду не хотелось бы здесь жить. Он предпочитал подлинную жизнь: запахи, шум и пестроту большого города – или молчаливые пространства пустынного захолустья.

– Ладно, но учти: я по-прежнему считаю тебя подонком.

Они пошли к его машине. Эрхарду хотелось распахнуть перед ней дверцу, но что-то его удержало. Они поехали в сторону Пуэрто. Когда Эрхард спросил, где ее высадить, она сказала, чтобы он остановился на улице Хуана Тадео Кабреры.

Эрхарду очень хотелось объяснить, почему ему больше нельзя возить Ааса, но он боялся, что Моника еще больше расстроится. Сейчас она принимает все слишком близко к сердцу. И все же он ничего не мог с собой поделать. Слова слетали с его губ как будто сами собой.

– Все ради его же блага, – объяснил он. – И твоего тоже.

– Что еще за отговорки?

– Если с ним что-то случится, я… никогда себя не прощу.

– Эрхард, ты меня пугаешь. Что ты имеешь в виду?

– Если кто-то по ошибке… скажем, захочет причинить мне вред… а он окажется рядом… например, в моей машине… или… не знаю.

– На что ты намекаешь?!

Ее голос звенел от гнева; она готова была сорваться в истерику. Дышала часто и неглубоко.

– Успокойся! – сказал Эрхард. – С ним ничего не случится. Поэтому я тебе и рассказываю. Он ни в чем не замешан. И ты тоже.

Глаза у нее мокрые; тушь потекла. Порывшись в «бардачке», он протянул ей бумажные платки.

– Это всего лишь мера предосторожности, – добавил он. – Временная. Когда все закончится, может быть, я смогу снова возить его.

– Ну уж нет, – сказала она. – Больше не надо. Мальчик столько пережил! Ему не нужны больше отцы на полставки или люди, которые его бросают.

«Добро пожаловать в реальный мир, Аас», – подумал Эрхард.

– Что, если сказать ему, что я уехал? Что я не буду возить его несколько недель?

Эрхарду не нравилось то, как он пытается найти выход, но в голову приходили только решения, которые ему самому были не по душе.

– Все или ничего. Ты ведь только что сказал, что из-за тебя ему может угрожать опасность. Поэтому ответ очевиден.

– Я не говорил, что ему угрожает опасность.

– Но имел в виду, разве нет?

– Не знаю, – ответил Эрхард.

В глубине души он понимал: именно это он имеет в виду. Если «Эма» обозначает «Эммануэль Палабрас», если за угоном «Морской Гестии» действительно стоит Эммануэль, если Эммануэль приказал своему подручному убить Эрхарда, если он сослал родного сына или еще что-то с ним сделал… Кроме того, Палабрас непонятно почему уговаривал Эрхарда занять пост директора таксомоторной компании. Скорее всего, чтобы легче было следить за ним, ведь Палабрас прекрасно понимал, что тесно связан со всеми последними событиями. Если все так, как подозревал Эрхард, значит, опасность сейчас грозит не только ему самому, но и Аасу, и Монике. А может быть, он делает из мухи слона? Может быть, то, что похищен оказался груз, принадлежавший Эммануэлю Палабрасу, – просто совпадение? А Беатрис попыталась произнести имя Эммануэля, потому что хотела с ним поговорить. А его, Эрхарда, Палабрас сделал директором, потому что считал, что Эрхард это заслужил?

– Я хотел… мне нужно кое в чем разобраться. Будет лучше, если следующие несколько месяцев я побуду один. Как только я разберусь со своими делами, я снова смогу возить Ааса. Обещаю.

– Теперь ты утверждаешь, что дело не в грозящей тебе опасности, а просто ты хочешь, чтобы все было по-твоему? Другие дети, возможно, и поняли бы, но не Аас. Ты ему нужен. Он… Он так хорошо о тебе думает. Друзей не бросают!

– Чьи это слова – твои или Ааса?

– Слушай. Раз ты так с нами поступаешь, ты нам не нужен! Все кончено. Ты больше не будешь возить Ааса, ты не будешь заходить ко мне только потому, что проезжал мимо, и ты не будешь приглашать нас поужинать. Я тебя отпускаю.

Они были уже на окраине Пуэрто. Слова Моники подействовали бы сильнее, если бы она в это время вылезала из машины, но они ехали со скоростью 75 километров в час.

– А если ты еще не понял, – продолжала она, – если ты улавливаешь сигналы хуже сломанной антенны с какого-нибудь дерьмового телевизора – у меня свидание. Сейчас. С красивым, удачливым и… милым мужчиной.

– Так тебя высадить на улице Хуана Тадео Кабреры? В каком конце?

– Ты снова стал таксистом?

– Я ведь обещал тебя подвезти, вот и подвожу.

Судорожно порывшись в сумочке, она бросила на пол несколько купюр и монет.

– Тогда вот твои деньги, придурок! Сдачу оставь себе. Нам ничего от тебя не нужно!

– Разве ты не говорила, что в твоей жизни нет места для мужчин? Или я что-то неправильно понял?

– Ах, ради бога!

Они остановились на перекрестке – на светофоре загорелся красный. Моника распахнула дверцу, поспешно перебежала дорогу. Водитель следующей машины нажал на клаксон. Эрхард смотрел ей вслед, но не поехал за ней, когда она повернула за угол.

После того как загорелся зеленый свет, он какое-то время стоял на месте, пока не загудела машина сзади. Он огляделся по сторонам, словно ожидал, что океан вот-вот проглотит машины, магазины и беспрерывно курящую прачку на углу с корзиной белья и двумя собаками. Может быть, весь остров затопит, и все, что находится на земле, отмоется дочиста… начиная с него.