Когда все ушли, Эрхард вздохнул с облегчением. Прижавшись к двери, он слушал, как на площадке переговариваются Хассиб и медики. Кабина лифта с грохотом пошла вниз. На площадке воцарилась тишина. Сидя за обеденным столом, он пристально смотрел на дверь. Отчего-то ему казалось, что полицейский вернется. Но он не вернулся.

Наступил вечер. Эрхард любил вечера. С улицы пахло корицей, карамелью, мочой, морем.

Он должен спасти Беатрис. Через несколько дней, когда она очнется и откроет глаза, она сама расскажет, что случилось. Может быть, она знает, где сейчас Рауль. Эрхарду хотелось спасти обоих своих друзей. Вдруг он вспомнил о Эммануэле Палабрасе. Может быть, Рауль звонил ему? Или он сейчас у отца? Он решил позвонить Эммануэлю из дома. Пора пить «Лумумбу».

В доме было темнее обычного.

При воспоминании о том, что Алина умерла совсем рядом, за углом, где начинается поле, он почувствовал себя слабым и беззащитным. Более слабым и беззащитным, чем обычно.

Проверив генератор, он включил свет и притащил в спальню диванные подушки и кресло из столовой. Он долго смотрел, как тело Беатрис наполняется воздухом, пустеет и снова надувается. Ее хриплое дыхание смешивалось с завыванием ветра. Эти хрипы и завывания гипнотизировали его и лишали сил.

Но он не спал – сидел в неудобной позе, как ночной сторож, и прислушивался к дыханию Беатрис. Он все время думал. Думал о том, что Рауль, возможно, тоже умер; думал о дыре в одеяле – сквозь нее можно просунуть руку и пощупать у нее между ног… Голова у него явно не в порядке. Хотя Беатрис больше двенадцати часов без сознания, от нее по-прежнему пахло соком, корицей и теплым изюмом. А все потому, что в его жизни нет женщин. Будь у него подруга, он не представлял бы себе Беатрис в своих нездоровых фантазиях.

Он попытался заменить образ Беатрис девушкой-масаи, которая прислуживала Эммануэлю. У нее маленькая, упругая попка, просвечивающая сквозь легкое платье. Но замена не удалась. Ее слишком много и одновременно мало… Да что он вообще знает о женщинах? У него так давно никого не было! Конечно, он не монах; иногда он встречался с проститутками, которые были ему по карману. Но он всегда выбирал тех, что постарше, чтобы им обоим не было неприятно или неловко. Не говоря уже о том, что у старых меньше клиентов. У молодых-то работы хватает. А его ровесницы в основном просто сидят, читают журналы или едят йогурт. Дважды он брал одну и ту же женщину, испанку по имени Афродита. Конечно, по-настоящему ее звали иначе, но так она представилась. С виду она была ничем не примечательной; ее можно было принять за кассиршу в сувенирном киоске. Первый раз он выбрал ее в баре «Пчелка» в Пуэрто – теперь там пиццерия. На самом деле он выбрал не ее, а другую женщину, мулатку с более экзотической внешностью, но Эрхарда неправильно поняли, а он не стал настаивать, когда увидел, с какой благодарностью Афродита подошла к нему. Ему духу не хватило исправить ошибку. Кроме того, позже выяснилось, что она владеет необычной, но приятной техникой фелляции. Эрхард потом несколько недель вспоминал об этом. Во второй раз он снова хотел выбрать мулатку, но ее на месте не оказалось; может, заболела или взяла выходной, чтобы попасть на свадьбу к младшему брату. Не зная, на что решиться, он встретился взглядом с Афродитой и почувствовал, что должен ей еще один раз ради прошлого. Он попросил ее ограничиться оральными ласками. Ее необычные способности пришлись ему по вкусу; кроме того, не пришлось смотреть, как она раздевается. Не потому, что ему не нравилось ее тело, а потому, что в первый раз она очень медленно снимала одежду и аккуратно складывала ее. Возможно, раньше она работала не в сувенирной лавке, а в бутике, где торговали одеждой. В общем, раздевалась она мучительно долго. Так долго, что он совершенно остыл и никак не мог возбудиться, пока она не начала согревать его пенис теплым дыханием. При этом она стояла на коленях, слегка раскачиваясь. Он представлял себе греческую богиню, которая раскачивает корабль и ныряет в океане среди черепах. Представлял, как Афродита разговаривает с ним под водой и из ее рта вырываются мелкие пузырьки;

они погружаются все ниже, между скалами, где она собирает устриц.

Эрхард просыпался каждые полчаса. Слушал дыхание Беатрис, проверял, нормально ли работает аппарат. И всякий раз его глаза скользили к той темной прорехе, в которую идеально вошла бы его рука… Сонный и возбужденный, он отвернулся от Беатрис и положил голову на подушку. Ночь тянулась бесконечно.