– Готов ли ты к пришествию Девы Марии Кармельской?

В сон Эрхарда ворвался пронзительный голос. Он шел откуда-то снизу, с улицы. Эрхард сел на диване, оглядел пустую террасу. Опознал источник звука – громкоговоритель, установленный на крыше старой «мазды», которая разъезжает по улицам в преддверии праздника 23 февраля.

– Приходите на праздник, помогите нашему городу и туристам устроить самую лучшую вечеринку на острове!

Судя по яркому свету, солнце уже перевалило за полдень. Солнце – горячий мерцающий шар на середине неба, все тени исчезли. Стаканы с остатками коктейлей так и стоят на столе; повсюду темно-красные пятна от томатного сока, на ободках лимонные корки. Видимо, Беатрис и Рауль спят, потому что они его не разбудили.

Он встал и увидел, что на него внимательно смотрит женщина, которая снимает высохшее белье на крыше дома напротив. Он машет ей рукой, но она спешит в дом, оставив пустую веревку. Эрхард достал из холодильника бутылку с минеральной водой «Перье», отвинтил колпачок и жадно выпил. Спустился по узкой лестнице на балкон. Дверь в квартиру стояла нараспашку, занавеска качалась на ветру.

Он заглянул в кухню и в гостиную – никого. Вернулся на балкон, как будто Рауль и Беатрис могли появиться, пока он был в доме. Обошел всю квартиру и снова вышел в гостиную, оттуда пошел в столовую, где до сих пор еще ни разу не был. Заглянул в кабинет, которым хозяева, судя по всему, не пользуются. Наконец, он вошел в туалет, открыв дверь ногой. Он бы не удивился, увидев, что Рауль лежит на своей подружке или входит в нее сзади; он живо представил, как болтаются ее груди и какой Рауль злой и возбужденный, словно осел. Но их нет. Похоже, они куда-то убежали в страшной спешке. Постель не застелена.

Эрхард несколько раз позвал Рауля. С каждым разом голос у него все глуше, как будто что-то перехватывает горло или стены поглощают звук. Рау… Ра… Р-р…

Выйдя в прихожую, он стал выдвигать ящики маленького комода, порылся в содержимом. Он искал бумагу и ручку, чтобы написать им записку. Возможно, они скоро вернутся и прочтут ее… Он едва не споткнулся о ключи на полу. Узнал ключи от «мерседеса» и от квартиры. Это связка Рауля. Должно быть, он ее выронил. Как же он поехал? Наверное, кто-то его подвез. Нагнувшись за ключами, он вдруг услышал какой-то шорох. Звук доносился из кабинета. Раньше Эрхард ничего не слышал. Будь он дома, он бы решил, что это козлы прижимаются к стене дома, спасаясь от дождя или сильного ветра. Но здесь, в новом здании, построенном три года назад, в тридцати метрах над уровнем моря, не ожидаешь увидеть ни козлов, ни крыс, ни другую живность, способную так громко скрестись. Может, чайка залетела в квартиру, привлеченная остатками картошки фри, жареных креветок или прочих лакомств, к которым ее приучили туристы в порту? Эрхард осторожно вошел в кабинет: темная комната представляла собой резкий контраст со стилем остальных помещений квартиры. Обстановка здесь во вкусе Эммануэля Палабраса – стол красного дерева, мягкое кожаное кресло с откидной спинкой и подушкой для ног, два щита в форме листьев, завернутые в пестрые кожи. Хотя странных звуков больше не слышно, Эрхард догадался, что они исходят из большого встроенного платяного шкафа. Одна дверца шкафа чуть сдвинута вбок; черная щель от пола до потолка словно прорезает бесцветную громадину.

Эрхард отодвинул дверцу. В шкафу обрушились полки. Он увидел кучу одежды вперемешку с коробками, наполненными дисками и компьютерными проводами.

Раз в два-три месяца у Рауля случаются срывы. Он принимает любую дрянь, какую только может достать. Заранее он ничего не планирует; просто так у него устроена голова. Стоит ему достичь гармонии в отношениях с Беатрис и со всем миром, как он вдруг съезжает с катушек и вводит в свой организм все, что дают ему наркоторговцы с улицы Мираж. Эрхард несколько раз подбирал его, обдолбанного в смерть, в каком-нибудь притоне; в таком состоянии Рауль либо устраивал драку на вечеринке, либо, выбившись из сил, просто искал компанию. Но не Рауля Эрхард увидел в шкафу, под грудой одежды и тяжелыми полками. Он увидел волосы Беатрис, ее ухо с крупной оранжевой серьгой.

Поспешно выкинув одежду, он поднял ее на руки, отнес в спальню и уложил на кровать. Хотя на вид она не тяжелая, нести ее было нелегко. У Эрхарда прихватило поясницу, хотя о себе он старался не думать.

– Что случилось? Где Рауль? Куда подевался этот идиот?

Беатрис, конечно, не отвечала. Нос и рот у нее были разбиты; блузка в пятнах крови, губа сильно рассечена. Осмотрев ее, Эрхард увидел глубокую рану у нее на лбу, на линии роста волос. Беатрис смотрела в потолок, изредка моргала и дышала с присвистом. Эрхард схватил телефон – аппарат стоял на прикроватной тумбочке рядом с Беатрис. Он хладнокровно набрал 112 и услышал ответ диспетчера. Потом повернулся к Беатрис.

Она смотрела прямо в глаза Эрхарду. В выражении ее лица было что-то странное. Не боль, не замешательство, не смерть. Сначала ему показалось, что она умерла, что ее зрачки с булавочную головку, потому что она ушла из жизни и обрела покой, но потом осознал, что она смотрит на него настойчиво, почти агрессивно. Зрачки у нее сузились от напряжения.

«Не говори им… Ради Рауля… Отпусти меня!»

– Что? – спросил он. Диспетчер службы спасения на том конце линии повторял вопросы, но Эрхард их не слышал. Беатрис закрыла глаза и умолкла. Очевидно, она где-то очень, очень далеко.

Диспетчер снова и снова спрашивал, что случилось и откуда он звонит. Голос у него вполне дружелюбный. Эрхард нажал красную кнопку, обрывая вызов.

Ее слова – а он уверен, что слышал именно ее слова, – все переворачивают вверх дном.

«Помоги мне… Отпусти меня».

Что это значит, черт побери? Слова эхом отдавались у него в голове, а потом как будто растворились в пустоте. Интересно, почему она не хочет, чтобы он вызвал скорую помощь? Что нужно сделать «ради Рауля»? Может, она не хочет, чтобы он вмешивался?

Во многих отношениях Рауль настоящий придурок, но Эрхард не считал, что он способен причинить Беатрис физическую боль. Не такие у них отношения. Да и не похоже это на Рауля. И на Беатрис. Беатрис независимая, гордая и сильная. Вот что делает ее такой современной, такой живой и такой почти раздражающе недоступной. Что бы здесь ни произошло, Эрхард не верит ни в несчастный случай, ни в банальную семейную ссору. Случилось что-то ужасное…

Он снова осмотрел Беатрис. Таксисты обязаны уметь, в случае необходимости, оказать первую помощь. Эрхард регулярно ходил на курсы переподготовки. Он склонился к ней: ее грудь то поднималась, то опускалась. Чтобы ей легче дышалось, он уложил ее ровнее.

Он смотрел на ее губы, шею и ниже, ниже. Окровавленный халат распахнут, видны груди и поросль волос на лобке под довольно простыми хлопчатобумажными трусиками. Он поспешно запахнул на ней халат и укрыл ее простыней.

В поисках разгадки снова обошел всю квартиру. Искал кровь, перевернутую мебель, ноги, торчащие из-под дивана, конечности, отсеченные от туловища… Но не заметил ничего необычного. Правда, некоторые ящики стола в кабинете задвинуты не полностью и кровать смята больше обычного. А почему хлебный нож валяется посреди кухонного стола? Как будто кто-то достал его, собираясь пустить в ход, а потом бросил.

«Помоги мне… Отпусти меня».

Он пошел в кухню, открыл бутылку пива «Дос Эквис» и жадно выпил. Достал из кармана записную книжку. Хотя он записывал телефоны без особой системы, прекрасно помнил, где найти нужный номер. Как-то вечером в Пуэрто он записал тупым карандашом имя и телефон Мичеля Фальяндо – он уже не помнил зачем. Зато помнил, что Фальяндо – член городского совета и, что еще важнее, врач.

Он снова схватился за телефон.

Сначала попробовал дозвониться Раулю, но его всякий раз тут же переключали на автоответчик. Никакого сообщения он не оставил. Набирал снова – и снова с тем же результатом.

Тогда он позвонил доктору:

– Мичель Фальяндо? Говорит Эрхард Йоргенсен, друг Рауля Палабраса. – У него нет сил объясняться, но другого выхода нет. – Помните, мы с вами как-то встречались в Пуэрто?

Эрхард объяснил, что Беатрис ранена. Упала, неудачно ударилась головой, и ей требуется срочная медицинская помощь.

– Нет, к сожалению, попросить никого другого я не могу, – сказал Эрхард. – Все очень сложно.

Его собеседник долго молчал.

– Она невестка Эммануэля Палабраса, – напомнил Эрхард, пробуя как-то надавить на него.

Фальяндо тяжело вздохнул и спросил:

– Она без сознания?

– Она дышит.

– Принимала наркотики?

– Нет, – механически ответил Эрхард.

– У нее диабет?

– Н-нет… по-моему, нет.

– Дышит неровно? Со свистом?

– Да… кажется. Немного.

– Она лежит на спине или полусидит?

– На спине, – ответил Эрхард.

После еще одной паузы Фальяндо пообещал приехать через два часа. Эрхард не знал, что ответить, поэтому просто поблагодарил.

Два часа! Он надеялся, что Беатрис доживет до приезда врача. Во всяком случае, он сделает все, что в его силах, чтобы она жила. Он позаботится о ней, будет кормить ее с ложки, держать ее голову и…

И тут он вспомнил про Алину.

Дорога в Маханичо заняла четырнадцать минут. По пути он думал о том, как Алина должна его ненавидеть. Она почти целый день просидела на цепи, провела без еды больше шестнадцати часов. Если только ей не удалось найти что-нибудь в том шкафчике, до которого она может дотянуться. Он надеялся, что она простит его за опоздание, но не уверен, стоит ли рассказывать ей про Рауля Палабраса и Беатрис. Лучше просто сказать, что он попал в серьезное ДТП. Очень кстати и рубашка у него в крови.

Хорошо, что он захватил в ее квартире зарядник. И ее одежду. Все лежит на пассажирском сиденье.

Эрхард понимал, что сегодня должен ее отпустить.

Он быстро припарковался, выскочил из машины и поспешил в дом. Ее не было ни на матрасе, ни в кухне. Он осторожно заглянул за угол, ожидая, что она набросится на него или швырнет чем-то ему в голову. Ее понять можно.

– Алина!

Он заглянул в сарай. Никого.

Потом он вспомнил про цепь. Внимательно посмотрел себе под ноги, в поисках цепи, но ее нигде нет. Может быть, ей удалось ее порвать и освободиться? Интересно, далеко ли она ушла? И где обрывки цепи? Он осторожно обошел дом со всех сторон и осмотрел металлическое кольцо, к которому сам прикрепил цепь. Кольцо на месте, но цепь не оборвана и не лежит на земле, как было бы, если бы она сняла ее с ноги. Наоборот, цепь туго натянута вверх. Она полезла на крышу?

Эрхард повернулся к горе. Он бы не удивился, если бы увидел, как Алина карабкается босиком по камням. Но на склоне ее нет. Только ветер и пыль.

Значит, она забралась на крышу… Обычно Эрхард держит лестницу за домом, но сейчас она валялась на земле. Как ей удалось? Должно быть, забравшись на крышу, она отпихнула лестницу ногой или уронила ее случайно.

Он прислонил лестницу к стене и осторожно поднялся.

Если Алина там, наверху, почему он не увидел ее, когда подъезжал к дому? Может быть, ее разморило на солнце и она легла подремать? Или прячется в засаде, готовая броситься на него, как только его голова покажется над краем?

Крыша – настоящая пестрая смесь из самых разных подручных материалов: пластика, рифленого картона, брезента на листах фанеры, обломков скалы, уложенных по краям. Предполагалось, что камни удерживают крышу, не давая ей слететь от ветра. Он выпрямился, посмотрел на конек крыши, на другую сторону…

Пусто.

Он смотрел на туго натянутую цепь: внизу она крепилась к металлическому кольцу, ее конец исчезал на той стороне крыши, между двумя большими камнями.

Зачем она забросила цепь на крышу? Чтобы сбить его со следа. Чтобы ей хватило времени убежать. Его подозрения подтвердились. Она умна. Может быть, даже умнее самого Эрхарда. Ползти по крыше ему не хочется. Кроме того, он не уверен, что крыша выдержит его вес. Спускаясь на землю, он ругал себя. Потом поспешно обошел дом, чтобы убедиться, – цепь порвана.

Сначала он осматривал окрестности, надеясь увидеть, как Алина семенит прочь. Но никого и ничего не увидел, даже козлы куда-то спрятались. Палящее солнце клонилось к горизонту. Камни раскалились. Все живое под таким солнцем быстро поджарится.

Когда он повернул за угол, к горлу подкатила тошнота.

У нее практически не было лица. Длины цепи не хватило для того, чтобы она достала до земли, она висела вниз головой. Ноги вывернуты под неестественным углом. Волосы влипли в лужу крови. Он осторожно дотронулся до трупа носком ботинка. От нее отлетел целый рой недовольно жужжащих мух. На месте лица, на месте пухлых щек Алины он видел какую-то творожистую массу. Он поднес руку ко рту и в ужасе отвернулся.

Может быть, она собиралась броситься на Эрхарда сверху, но споткнулась о камень, упала и разбилась. Может быть, сама спрыгнула с крыши, чтобы порвать цепь или положить конец своим мучениям… Последняя мысль невыносима. Он не хотел, чтобы все вот так закончилось. Нет! Не может быть… Дьявольщина, она ведь почти начала ему нравиться!

Судя по всему, она умерла совсем недавно – кровь еще не застыла. Эрхард вспомнил диких псов, которые сожрали Билла Хаджи.

Полицейским все равно, что произошло на самом деле. Эрхард знает, что подумает Берналь. Он не поверит ни единому слову Эрхарда; решит, что Эрхард похитил шлюху, шантажировал ее, а потом сбросил с крыши. Свидетели видели Эрхарда возле ее квартиры, там полно отпечатков его пальцев.

Ему нужно вспомнить, как все было. Нужно подумать – подумать хорошенько.

Он надел рабочие перчатки, сдернул с навеса брезент и разостлал под тем местом, где висела Алина. Разрезал цепь кусачками. Она бесформенной грудой повалилась на брезент. Изо рта выпал сгусток крови с чем-то белым – наверное, это зубы. Эрхард завернул труп в брезент и потащил в сарай. Лопатой собрал окровавленную землю в ведро и рассыпал по камням метрах в пятистах от дома. Лужу крови осторожно засыпал гравием и вылил сверху воду, чтобы не было заметно, – гравий здесь лежит необычно ровно. В доме он тщательно протер все, к чему могла прикасаться Алина, – сначала мокрой тряпкой, потом сухой. На часах 14:20. Доктор приедет к Беатрис через сорок минут.

Его тошнило, как будто укачало в самолете. Он налил полную кружку коньяка и выпил, стоя перед домом и глядя на тропу. Никаких сирен, никаких полицейских машин с мигалками. Тишина. Отчего он не отпустил ее, когда она просила?! Теперь же ему придется избавляться от трупа, что-то делать с девушкой, которая лежит без сознания, и искать пропавшего друга… Рано или поздно хватятся всех троих. Эрхард не знал, долго ли ему удастся все скрывать. Если его схватят, ему предстоит нелегкое объяснение. Как ни крути, его положение хуже некуда.

Ему даже стало смешно. Но на самом деле ничего смешного не было. Если вдобавок у него за книгами найдут палец Билла Хаджи, все станет еще хуже. Отшельник… Старый извращенец из Маханичо.

В воздухе ненадолго повисло слово «махореро», а потом словно выцвело. Он смотрел на разбитое лицо девушки. Нос и рот сплющились и напоминали куски красной глины.

Он вошел в дом и достал палец, который был похож на палочку лакрицы – такую он любил в детстве. Кольцо по-прежнему не снималось, пожалуй, его можно стащить, если разломить палец. Он больше не может приматывать его к своей кисти и притворяться, будто у него вырос новый мизинец. И это его раздражало. Каким бы чужеродным он ни казался, ощутить себя снова десятипалым было по-настоящему приятно. Он вспомнил тот день, когда в таком виде возил пассажиров. Все они лишь бегло смотрели на его руку – со стороны могло показаться, что он поцарапался и заклеил палец пластырем. Никому и в голову не пришло, что таксист приделал к руке палец мертвеца. И хотя палец Билла Хаджи отличался от остальных, был тоньше и темнее, пассажиры не заподозрили, что на месте мизинца у него чужой безымянный палец. Впрочем, никто не смотрел на его руки внимательно. Пальцев было нужное количество, и ничего необычного никто не заметил.

«А что, если?…» – думал он, кладя палец в контейнер и снова пряча на полке за книгами. Когда Алина была жива, он прятал ее так же, как палец Билла Хаджи. Но хоронить ее рядом с домом нельзя. Собаки издалека ее почуют. И потом, земля здесь твердая как камень; нужен настоящий силач, чтобы копать ее, да и работать придется целый день, не меньше. Может быть, удастся нанять экскаватор или подкупить могильщика, чтобы тот похоронил ее в чьей-нибудь чужой могиле? А проще всего отвезти ее на берег и похоронить в огромном океане.

Через полчаса к Беатрис приедет врач. Может, отложить визит? Нет, не хочется подвергать жизнь Беатрис еще большей опасности. Ей в самом деле требуется медицинская помощь. С другой стороны, нельзя оставлять Алину здесь, в сарае. Возможно, ему придется куда-нибудь поехать с доктором… Единственный выход, как бы глупо это ни звучало, заключается в том, чтобы погрузить Алину в машину. А что с ней делать, можно решить и потом. После того, как уедет врач. Конечно, риск велик, но ничего другого он пока не придумал…

А времени на то, чтобы прикидывать разные варианты, у него больше не было.

Снова надев рабочие перчатки, Эрхард осторожно перенес тело Алины в багажник своей машины и плотно перевязал брезентовый сверток эластичным шнуром. Устроив таким образом Алину, он вернулся в центр города. На дорогах обычные субботние пробки. Проезжая мимо стоянки у огромного супермаркета «Гипердино», он увидел Муньоса и других знакомых таксистов и помахал им рукой на ходу. Он направлялся на улицу Муэлье.

Когда он спускался по пандусу на подземную парковку под домом, до приезда доктора оставалось всего восемь минут. Хотя строители сносят колонны, чтобы устроить больше парковочных боксов, сейчас под домом никого нет; на парковке пусто и темно. Почти все пространство закрыто пластиковой пленкой. Всюду разбросаны тележки, ведра с застывшим цементом, лопаты. В углу стоят странные оранжевые машины, похожие на паровозы. Эрхард припарковал машину рядом с лифтом, заглушил мотор и огляделся по сторонам, выискивая взглядом камеры видеонаблюдения. Потом вылез из машины. С улицы дул ветер; на подземной парковке гуляли сквозняки. Эрхард заметил камеру на потолке, слева от лифта, но объектив затянут пленкой, так что за ним никто не следит.

Он вызвал лифт и вдруг вспомнил, что у него в кармане лежат ключи Рауля. Его серебристо-серый «Мерседес-500 SL» был припаркован неподалеку. Эрхард переставил свою машину так, чтобы ее багажник приходился против багажника машины Рауля. Снова поискал взглядом камеры, но не увидел ни одной. Возможно, они спрятаны за большими щитами, прислоненными к стене. Так или иначе, эта сторона подвала не находится под наблюдением.

Открыв машину Рауля, он перегрузил труп к нему в багажник – чистый, как будто в нем никогда ничего не возили.

Потом он поставил свою машину наискосок, на место для инвалидов, и поднялся на шестой этаж по лестнице.

Поднявшись, он увидел, что врач уже стоит у двери и злится из-за того, что его заставили ждать.

– Буэнас… – поздоровался Эрхард.

– Кто-то впустил меня в подъезд, – сказал врач.

– Извините. У меня было срочное дело, – запыхавшись, объяснил Эрхард.

Врач бросил на него озабоченный взгляд:

– Вам, наверное, лучше посидеть.

Эрхард покачал головой и отпер дверь:

– Мне бы только воды…

Врач вошел и огляделся:

– Я здесь уже был.

– Сюда, – пригласил Эрхард.

– Где вы ее нашли? В кабинете?

– Да.

Эрхард открыл дверь спальни. Беатрис лежала в той же позе, в какой он ее оставил. Врач принес с собой обычную наплечную сумку – в таких возят ноутбуки. Он быстро надел стетоскоп и приступил к осмотру. Выслушал ее. Посветил ей фонариком в глаза. Провел костяшками пальцев по ее шейным позвонкам, под золотой цепочкой с аметистовым кулоном в виде глаза, который смотрит вверх. Пощипал ее за щеку. Эрхарду снова показалось, что она умерла. Он затаил дыхание.

Врач продолжал осматривать Беатрис. Потом он спросил:

– Как она ударилась головой?

Эрхард подробно рассказал, в каком положении он ее нашел.

– Воду! – неожиданно приказал врач. – Теплую воду.

Эрхард принес из кухни миску с водой и сухое полотенце.

Рана на лбу выглядела ужасно. Врач вытер кровь полотенцем, осмотрел ее горло, плечи, ребра, живот и бедра. Эрхард хотел отвернуться, но против воли следил за тем, как смуглые пальцы доктора ощупывают тело Беатрис.

Врач повернулся к Эрхарду:

– Мне нужно кое о чем вас спросить. Могу я быть откровенным?

– Конечно.

– Палабрасы ведь вам не родственники?

– На что вы намекаете?

Врач кивнул в сторону Беатрис:

– Она упала не сама. Кто-то ей помог.

– Что значит «помог»?

– У нее черепно-мозговая травма. Кто-то толкнул ее и ударил по голове. Очень сильно ударил. Чудо, что она до сих пор жива.

– Она может говорить? Мне казалось, я слышал, как она что-то говорила.

– Скорее всего, вам показалось. Судя по всему, у нее обширная гематома; возможно, мозг поврежден. У нее черепно-мозговая травма средней или тяжелой степени. Она в коме.

– Что это значит?

– Что у нее ушиб мозга. Ей еще повезло, что несколько лет назад ей делали трепанацию черепа. – Врач приподнял ее волосы и показал что-то, но Эрхарду страшно было смотреть. – Вот, видите отверстия? Они кровоточат, но благодаря им давление на мозг существенно снизилось. Любой другой на ее месте сразу умер бы, если бы его ударили по голове с такой силой.

– А если она сама ударилась или что-то свалилось ей на голову? Если произошел несчастный случай?

– Конечно, и такое возможно. Если она, например, налетела головой на гантель весом килограммов в тридцать.

Эрхард не помнил, чтобы на полу рядом со шкафом лежали какие-нибудь гантели – или вообще тяжелые предметы. Шкаф в основном был забит папками, коробками с дисками и фотографиями. А полки деревянные…

Врач отпустил волосы Беатрис, и отверстия скрылись под ними.

– Кто-то ударил ее по голове тупым предметом, возможно бейсбольной битой – после нее не остается следов. Все указывает на то, что на нее напали в состоянии аффекта.

– Значит, по-вашему… Вы хотите сказать, что…

Он не мог заставить себя произнести страшные слова. Хотя он и сам пришел к такому же выводу, он сам себе не верил.

– Кто же еще на такое способен? С Палабрасами я давно знаком. Рауль – тот еще фрукт. Не считаю его подлым, но он славится своими закидонами и вспышками.

– Нет, не может быть. Не верю! Ведь он ее любит!

Врач тяжело вздохнул:

– Простите, но любовь многолика и не всегда бывает такой, как у Ромео и Джульетты.

Эрхард старался вспомнить, что вчера говорил Рауль об их отношениях.

– Что же с ней теперь будет? Почему она не приходит в сознание?

– У нее внутричерепная гематома, скопление крови в полости черепа, которое способствует сдавливанию головного мозга. В результате может образоваться отек мозга с поражением мозговой ткани и ее последующим разрушением. Ее необходимо как можно скорее доставить в неврологический центр в Пуэрто; там ее подключат к аппарату искусственной вентиляции легких.

– Тогда она очнется? Придет в себя? – Эрхард спросил первое, что пришло ему в голову.

– Все может быть. Возможно, она очнется через несколько часов. А может – через несколько дней или недель. Но сейчас самое главное – обеспечить искусственную вентиляцию легких.

– А если дать ей обезболивающее или какое-то другое лекарство?

– Самое главное – время.

– А как насчет… ну, вы понимаете?

– Ему придется понести наказание.

Врач собрал вещи и направился к двери, но на пороге остановился:

– Отвезите ее в больницу. Сейчас же. Звоните, если я чем-то могу помочь. Заклинаю вас во имя всего святого!

Последняя фраза показалась Эрхарду театральной, хотя он понимал, что врач говорит так из лучших побуждений. И все же его слова навевали мрачные мысли.

Когда доктор Фальяндо ушел, Эрхард сразу же направился к буфету и налил себе первое, что попалось под руку: светлый ром. Выпил одним глотком, вернулся в спальню и сел на кровать рядом с Беатрис. Осторожно, словно боясь, что от его прикосновения ее сосуды лопнут, как мыльные пузыри, он по очереди большим пальцем оттянул ее веки. Хотя зрачки у нее неестественно расширены, глаза по-прежнему красивые. Он отпустил веко, и оно плотно закрылось. При виде ее неподвижного тела ему хотелось плакать. Черепно-мозговая травма… Одним ударом ее лишили всего. Если ее ударил Рауль, ему нет прощения! Эрхард в глубине души понимал, что это сделал Рауль, но ему не хотелось даже думать о последствиях. Сейчас он мог думать только об одном: как ее спасти.

Он схватил телефон и снова услышал тот же голос:

«Помоги мне… Отпусти меня».

Он посмотрел на Беатрис, но ее глаза закрыты. Скорее всего, голос ему только мерещится. Он какой-то потусторонний.

«Помоги мне… Отпусти меня». Что это значит? Позволить ей умереть? Помочь ей уйти от Рауля?

– Беатрис! – дрожащим голосом позвал он.

«Позаботься обо мне».

Он снова и снова окликал ее по имени. Ему хотелось ее встряхнуть, но он не смел к ней прикоснуться.

– Мне нужно позвонить, – сказал он и потянулся к телефону.

«Пор фавор…»

От последних слов он едва не заплакал. Эрхард не помнил, когда он в последний раз плакал или когда ему было так же больно. Он не знал, что делать: ему было жаль Беатрис, но главное чувство, овладевшее им, – неуверенность. В самом деле он слышал ее голос или ему все только кажется? Голос, который он слышал, похож на голос Беатрис. Такой же хрипловатый и глухой… умоляющий, почти шепот. Он поставил телефон на место и заплакал, уткнувшись в ее халат, в ее голую грудь.