78

На полу в позе эмбриона лежала голая девушка. Вистинг прижался лбом к грубой кирпичной стене над окошком. Ему в нос ударил едкий запах мочи. Девушка лежала неподвижно. На шее у нее был тот же кожаный ошейник, что у Сесилии на записи, словно она была животным, чьей-то собакой.

Она осторожно повернула голову и посмотрела на него, как будто почувствовала, что на нее кто-то смотрит.

Она, наверное, слышала, как они прорывались в подвал, и Вистингу показалось, что он увидел в ее взгляде смесь надежды и ужаса.

– Линнея! – крикнул он.

Девушка на полу крепко зажмурилась. Тут же Рубекк нанес по двери первый удар; тело девушки содрогнулось.

– Все кончено! – крикнул Вистинг. – Мы из полиции.

Он слез с табуретки и стоял с пустыми руками, смотрел, как Рубекк заносит кувалду для нового удара. Он не мог думать о всех тех минутах, которые они уже потратили впустую. Всех потраченных впустую часах, пока Линнея Каупанг была под замком.

Лине зашла в комнату за ними. Она встала у двери с телефоном в руке.

– Он ушел в лес, – сказала она.

– В смысле?

– Хаглунн, – не пояснив, сказала она. – Томми пошел к дому убедиться, что он там. Хаглунн ушел в лес за домом с большим фонарем.

Вистинг вспомнил карту, висевшую в переговорной во время дела Сесилии. На ней отмечались области поиска, становившиеся все больше и больше. Дом Хаглунна в Долвене находился в каком-нибудь километре отсюда. В принципе Хаглунн и Равнеберг были соседями.

– Он заметил Томми?

Лине покачала головой.

– Тони идет за ним.

Раздался последний мощный удар, и Рубекк проломил дверь. Лине сделала несколько шагов.

– Она там, – сказал Вистинг и пошел к двери. – Позвони в «скорую». И позвони Хаммеру, попроси его взять всех свободных людей и ехать сюда.

Линнея Каупанг поднялась на ноги. Она встала возле стены, прикрывая грудь рукой.

– Все кончено, – повторил Вистинг.

Он снял с себя куртку и накинул на ее дрожащие плечи. Она неслышно что-то прошептала и сделала несколько неуверенных шагов. Рубекк приобнял ее и вывел наружу. Вистинг остался внутри и оглянулся. Попытался осознать меру творившегося здесь ужаса.

Комната была меньше тюремной камеры. Стены надвигались на него, ему стало тяжело дышать. Он подошел к двери и положил руку на холодный кирпич. Там было что-то нацарапано. Сложно было сказать, каким инструментом. Может, быть просто пальцами, скользившими взад-вперед так долго, что провели линии. Две неровные буквы, C и Л – Сесилия Линде, те же инициалы, что на желтой кассете, на которую она записала свои последние слова.

Прямо над ними были более отчетливые буквы. Э и Р. Эллен Рубекк. На полу лежала маленькая заколка для волос с желтым бантом, которой выцарапали последний привет. Л К.

Он закрыл глаза, замер еще на мгновение. Потом Лине крикнула что-то с лестницы в подвал. Он разобрал только «Хаглунн». Услышал шаги по каменной лестнице и другой окрик.

– Он здесь! Сюда!