59

Специальный отдел внутренних расследований полиции вел неприметное существование в центре города. Дом № 1, вход со двора улицы Киркегата. Здание также приютило компанию, занимающуюся телефонным маркетингом, несколько бухгалтерских компаний и другие фирмы, у которых не было необходимости сообщать о себе рекламными плакатами и большими витринами.

У въездных ворот, укрываясь от дождя, курили две женщины. Они кивнули Вистингу, когда он проходил мимо них, будто знали, кто он и зачем он здесь. Когда он приблизился к двери, ему показалось, что он чувствует их взгляды на своем затылке. Дверь была заперта. Он соориентировался на домофоне и нажал на кнопку «Спецотдел». Ему ответили не сразу. Вистинг произнес свое имя и сказал, что у него встреча в два часа.

В двери зажужжало.

– Второй этаж, – сообщили ему.

Открывая дверь, он кинул взгляд назад. На другой стороне дворика стоял мужчина с фотоаппаратом в поднятых руках. Еще один висел на плече, дождь капал с козырька кепи. «Журналист», – подумал Вистинг и поторопился внутрь. Кто-то сообщил журналисту, что он собирается сюда.

Полицейский инспектор Терье Нурдбу встретил его на пороге. Они поздоровались за руку. Вистинг безрезультатно пробивал его имя в интернете: оно фигурировало только в конце списка участников лыжного забега Биркебейнеров.

Вистингу жестом показали пройти в практически пустой коридор. В конце его инспектор открыл дверь в просторный кабинет и пропустил Вистинга перед собой.

Стены были серыми, холодными и голыми, только тикающие часы и узкое окно. На письменном столе Вистинг увидел монитор, клавиатуру и мышь, а также стопку белых листов, шариковую ручку и маленький электронный диктофон той же марки, что использовали его собственные коллеги-следователи.

Терье Нурдбу снял куртку и аккуратно повесил ее на спинку стула. Потом сел, придвинул клавиатуру поближе и начал закатывать рукава рубашки. Вистинг на мгновение замер. Было непривычно, неестественно занимать место по другую сторону рабочего стола следователя. Но он сел и посмотрел на мужчину напротив, внимательно смотрящего на экран. На Нурдбу были очки без оправы и туго затянутый галстук, он был коротко подстрижен, поджар и примерно лет на десять младше Вистинга.

Это давало Вистингу преимущество во многих тысячах часах опыта, однако он все равно чувствовал свою подчиненность. Внутренние расследования всегда проводились крайне тщательно, и все, что находили следователи, передавалось дальше и анализировалось людьми, числившимися среди лучших уголовных юристов страны. А они, сидевшие на верхних этажах за широкими письменными столами, всегда находили что подвергнуть критике.

– Я буду записывать нашу беседу, – объявил инспектор и включил диктофон. – Потом набросаю краткий отчет, чтобы вы могли с ним ознакомиться и подписать.

Вистинг согласился кивком, подвинулся к столу и встретился глазами с мужчиной напротив.

«Теперь я сижу по другую сторону стола», – подумалось Вистингу. Там, где раньше побывало множество мужчин и женщин. Там, где он сам размещал сотни, тысячи подозреваемых. По закону они были невиновны, пока иное не было доказано. Для следователей все было наоборот. Отправной точкой для них было то, что сидящий напротив человек – виновен. Чтобы распутать дело, было очень важно верить в это. Быть твердо убежденным в том, что человек перед тобой сделал то, в чем его или ее обвиняют. Так делал и сам Вистинг, когда допрашивал Рудольфа Хаглунна семнадцать лет назад. Когда он зашел в комнату для допросов, он напомнил себе, что находился теперь в одном помещении с убийцей Сесилии. Так должно было быть. Как спортивное состязание. Если ты не веришь в то, что игра стоит свеч, то проиграешь.

– Вы подозреваетесь в нарушении статей 168 и 169, пункт 2, Уголовного кодекса, – сообщил следователь.

Лоб Вистинга прорезала морщина. Он понял, что не достаточно подготовлен. Целыми днями изучал дело Сесилии, желая вычислить, кто мог подбросить улику, доказывающую вину Рудольфа Хаглунна, но использовал бо́льшую часть времени на поиски альтернативного убийцы. Он был практически не готов к обвинениям, направленным против него самого.

Вистинг ухватился за край стола и почувствовал грубый металлический кант. Нарушение статьи 168 было ожидаемым. В нем говорилось о ложных обвинениях, обычно речь шла о тех, кто их выдвигал, но также и тех, кто обеспечивал фальшивые доказательства. Содержание статьи 169 было ему неизвестно.

– Статья 169 устанавливает минимальное наказание за фальсификацию доказательств длиной в один год тюремного заключения, – объяснил следователь, будто увидел замешательство Вистинга. – В тех случаях, когда кто-то был осужден на основании сфабрикованных доказательств и провел в тюрьме больше пяти лет, виновному может быть назначено наказание до двадцати одного года тюрьмы. Срок давности составляет двадцать пять лет.

Вистинг сглотнул. Неожиданно дело приняло куда более опасный оборот. Последствия обвинения для него могли оказаться гораздо серьезней, чем он предполагал, садясь на стул для допроса. Если он не сможет оправдаться, его посадят.

Он медленно втянул воздух и выдохнул, чуть более громко, чем планировал.

– Поводом для обвинения послужило ходатайство адвоката Хендена в комиссию по пересмотру дела Рудольфа Хаглунна, – продолжал следователь тем же формальным тоном. – Поскольку вы обвиняемый, вы не обязаны свидетельствовать против себя, и, конечно, у вас есть право воспользоваться помощью адвоката на любом этапе расследования.

Дождевая вода бежала вниз по стеклу ровными, прямыми ручейками. Воздух в комнате был влажным и холодным. Вистинг сменил позу, положив ногу на ногу.

– Вам ясны суть обвинения и ваши права? – спросил мужчина по ту сторону письменного стола.

Вистинг кивнул.

– Вы должны отвечать вслух, – напомнил следователь и показал на диктофон.

– Да.