55

Адвокатская контора «Хенден, Халлер и Бреннер» располагалась в центре, в неприметном офисном центре прямо за Стурторвет. На двери не было кричащей вывески, только звонок возле таблички с названием.

Вистинг позвонил, ответила женщина. Он представился и собирался объяснить, с кем у него встреча, но дверь уже открылась.

Контора находилась на четвертом этаже. За дверьми начиналось офисное пространство, разительно отличающееся от обшарпанной территории общего пользования снаружи. Темный паркет на полу, абстрактные картины маслом на стенах и блондинка за стойкой.

– Господин Вистинг? – спросила она.

Он кивнул.

– Я сообщу о вашем прибытии, – сказала она и встала. – Вы можете присесть и подождать, пока адвокат Хенден не освободится.

Она проводила его до алькова в коридоре, где напротив друг друга стояли два черных кожаных дивана, разделенные журнальным столиком из дымчатого стекла. Там на одном из диванов уже сидел широкоплечий мужчина с бородой и в кожаной куртке, а на другом – полный пакистанец. Вистинг сел рядом с мужчиной в кожаной куртке.

– Вам что-нибудь принести? – спросила секретарша. – Кофе? Воды?

– Нет, спасибо.

Вистинг подтянул к себе журнал, лежащий перед ним на столике. Он начал жалеть, что согласился на встречу, во всяком случае – в этом месте. Ему следовало договориться о встрече на нейтральной территории.

Его мобильный телефон запищал. Сообщение от Лине: «Напиши, как только встреча закончится. Нам нужно знать, во что он одет».

Вистинг ответил: «ОК».

Когда было 12:05, к ним подошла женщина в черном костюме.

– Али Мунзир? – спросила она так, будто не была уверена в том, кого из ожидающих так зовут.

Полный пакистанец поднялся и последовал за ней.

Через десять минут пришла секретарша, ранее встретившая Вистинга.

– Извините за ожидание, – сказала она как по заученному. – Адвокат Хенден вас ждет.

Он шел за ней через петлявший по всему офису коридор. Вскоре девушка остановилась возле двери с матовым белым стеклом и, дождавшись Вистинга, открыла ее.

Свет в комнате был приглушен. На полу лежал толстый ковер, на стенах висели дорогие картины. На длинном столе у одной из стен Вистинг заметил фрукты и графины с водой.

У дальнего конца стола для переговоров сидел, скрестив руки, Рудольф Хаглунн. Сощурившись, он с улыбкой на губах разглядывал Вистинга.

Хенден поднялся с места возле него, подошел к Вистингу и пожал ему руку. Рудольф Хаглунн встал. Он был ниже, чем Вистинг запомнил, но все такой же бледный. Хаглунн протянул ему руку. Вистинг пожал ее, они обменялись короткими кивками. Потом все сели за стол.

– Рудольф Хаглунн очень рад, что вы согласились на эту встречу, – начал адвокат.

Рудольф Хаглунн кивнул.

– Как вы знаете, я не имел отношения к старому делу и подробности мне известны только из документов. Хаглунн сообщил, что в вашем с ним обращении не было ничего, чем он мог бы вас попрекнуть. Он считает вас порядочным человеком, и, как я уже говорил вам, не верит в то, что вы могли подкинуть ДНК-улики.

Рудольф Хаглунн снова кивнул.

– Однако, несомненно, была совершена большая несправедливость, – сказал адвокат. – Моя контора работает над тем, чтобы ее исправить, но для Хаглунна речь идет не только о справедливости в отношении его самого. Он также хочет, чтобы коррумпированный полицейский, подкинувший фальшивую улику, предстал перед судом.

Вистинг молчал. Пресса развернула против него настоящую кампанию. Они подпитывались сведениями, полученными от адвоката Хендена. В тот раз Вистинг был, конечно, главой расследования, но раз они знали, что за всем стоял другой служащий, должна была быть другая причина, почему они подставили его под удар. Рудольф Хаглунн был расчетливым человеком и мог потратить годы на то, чтобы обдумать свое дело. Хенден тоже был хорошим тактиком. У них, должно быть, с самого начала имелся некий план, и Вистингу совсем не нравилось, что он часть этого плана.

– Я исхожу из того, что у нас есть общий интерес в разоблачении виновного, – продолжил Хенден. Он сидел, наклонившись вперед над столом, и только сейчас выпрямился.

– Кто это? – спросил Вистинг.

Адвокат махнул рукой и передал слово своему клиенту.

Маленькие глаза Хаглунна сузились и так больше всего напоминали глаза хищника, увидевшего жертву.

– Я не думал называть вам его, – сказал он.

Вистинг сидел неподвижно. Адвокат не смог сдержать возглас и моргнул.

– Но эта встреча… – начал было он и запнулся.

– Вы узнаете, кто это, но я не собираюсь вам рассказывать. Я просто сообщу, как вы сможете это узнать.

Вистинг кивнул, по-прежнему молча.

– Первые дни после задержания врезались в мою память. Как я давал вам показания и часы, проведенные внизу, в камере.

Осужденный за убийство мужчина склонился над столом.

– Семнадцать лет я знал: что-то пошло не так, – сказал он и постучал пальцем по столу. – Но только когда Сигурд заново провел экспертизу окурков, я понял, что со мной сделали.

В уголке рта адвоката дернулся нерв, выдавший, что он был не совсем готов к тому, что клиент назовет его по имени.

– Все, что происходило тогда, намертво отпечаталось в памяти, – повторил Хаглунн. – И я час за часом прокручивал это в своей голове. – Он опустил веки, будто желая показать, как именно он это делал. – Я понял, кто подкинул улику против меня, и точно знаю, как это произошло.

Вистинг кашлянул и поерзал на стуле, только чтобы дать знак, что он заинтересован и хочет услышать продолжение.

– Внизу, в подвале, я терял ощущение времени. Я был без часов, без дневного света, но, кажется, это произошло вечером. Они вывели из соседней камеры мужчину, который шумел и кричал все время с тех пор, как попал туда, и я остался во всем подвале один. Я почти заснул, когда двери в отсек открылись. Я решил, что это дежурный по следственному изолятору, он заходил раз в полчаса, но это был не он.

Вистинг кивнул. Случаи смерти в камерах заставили их ввести ручной досмотр заключенных каждые полчаса.

– Дверь камеры открылась, – продолжил Хаглунн. – Стоявший на пороге мужчина поставил что-то на пол, оперся плечом на дверной косяк и стал меня разглядывать. Потом он достал пачку табака и заговорил со мной, сворачивая сигарету. Это была упаковка синего «Петтерэйес № 3».

– Та же марка, что в самокрутке со следами ДНК, – сказал адвокат, словно мужчины этого не знали.

– Закончив, он протянул мне табак и предложил свернуть сигарету. Я взял. Он прикурил мне, мы стояли и разговаривали. Странный был разговор, насколько я помню: бессодержательный, но мне показалось, что приятный. Покурить с тем, кто не интересовался делом, а просто хотел убить несколько минут. Затем дверь в конце коридора снова открылась.

Рудольф Хаглунн прочистил голос и снова постучал указательным пальцем по столу, чтобы подчеркнуть, что то, что он сейчас скажет, особенно важно.

– Пришел дежурный по следственному изолятору, – пояснил он и стал говорить медленнее, чтобы речь была четче. – И теперь следите внимательно: полицейский, который меня навестил, присел на корточки, взял пепельницу и протянул мне. Я затушил то немногое, что оставалось от сигареты, а затем дверь камеры закрылась.

– Свидетель, – решительно заявил адвокат. – Дежурный по следственному изолятору может это подтвердить.

– Сомневаюсь, чтобы хоть кто-то мог такое запомнить, – сказал Вистинг.

– Думаю, он помнит, но, строго говоря, это даже не обязательно.

– Что вы имеете в виду? – поинтересовался адвокат.

– На стенах возле каждой камеры висели бланки, – пояснил Хаглунн. – Дежурные должны были расписываться каждые полчаса, что они были внизу и досматривали нас.

Вистинг кивнул. Именно такой была инструкция, прежде чем результаты рутинного досмотра не стали фиксироваться в компьютере.

– На тех же бланках отмечалось, когда нас допрашивали, когда прогуливали, давали возможность помыться, предлагали пищу или когда нам доставалась сигарета.

– Это было семнадцать лет назад, – напомнил адвокат.

Рудольф Хаглунн пропустил его слова мимо ушей:

– Дежурный по изолятору был, очевидно, удивлен, что в подвале находится другой полицейский, и через окошко я услышал, как он просит того расписаться.

Вистинг нагнулся над столом. История начинала становиться интересной. Было совершенно естественным, что предложивший заключенному сигарету ставил свою подпись на бланке.

– И он расписался?

Хаглунн кивнул.

– Эти бумаги еще существуют? – уточнил он.

Вистинг не ответил. Бланки подшивались в папки, когда арестанта выпускали на свободу или переводили в тюрьму. Папки сдавались в архив. Полиция порой сталкивалась с тем, что жалобы на обращение в «аквариумах» приходили через несколько лет после того, как дело было закрыто, а приговор вынесен.

«Существуют», – подумал он. Где-то в недрах старого архива в подвале полицейского участка были документы, которые могли его оправдать.