41
Вистинг открыл дверь своего дома. Он был голоден и на обратном пути заехал в большой магазин «Меню» в Сендерсреде, но так и не вышел из машины. Увидел в магазине много знакомых, заходящих и выходящих, и понял, что не готов к этому. Он хотел оградить себя от вопросов, комментариев и взглядов, поэтому двинулся дальше.
Поставив коробку с фотографиями, полученными от Хабера, на стол в гостиной, Вистинг прошел на кухню и выпил стакан воды из-под крана. Потом снова наполнил стакан, взял газету, по-прежнему раскрытую на деле Сесилии, и сел на диван.
Хабер был прав. Любитель рыбалки, давший интервью «Верденс Ганг», не мог подтвердить алиби Хаглунна. Он мог видеть Хаглунна возле озера, но тот мог отправиться на рыбалку, заперев Сесилию в подвале.
Вистинг спохватился. Именно такие рассуждения сделали возможным осуждение Хаглунна. Они были так уверены в том, что именно он убийца, что находили объяснения всем возражениям, которые только могли возникнуть.
Он положил газету перед собой и пролистал вперед до дела, которое освещала Лине во Фредрикстаде. Там была большая фотография дома, где жил убитый. Его личность установили, и имя было опубликовано. Юнас Равнеберг. Фотография поменьше была с места преступления. Под пледом угадывались контуры человеческого тела, но самым драматичным на снимке была собака с большими темными глазами, сидящая рядом с носилками.
Взлом в дом убитого, невольным свидетелем которого стала Лине, был описан как «загадочный». Вроде бы ничего не было украдено.
Вистинг поднес стакан с водой ко рту и в один глоток выпил половину содержимого. Таким же был и взлом летнего дома семьи Линде. Загадочным. Ничего не было украдено.
Он прочел оставшуюся часть статьи, а затем свернул газету. «Она хорошо пишет», – подумал он, но мысль, что она находилась к опасности так близко, ему совсем не нравилась.
Вистинг открыл коробку, которую забрал у Хабера, и достал фотографии обнаженного по пояс Рудольфа Хаглунна. «Невиновный» – вот первое слово, которое пришло ему на ум, когда он увидел эти снимки в кабинете Хабера. Сейчас оно снова появилось в его голове. Он не был уверен, как ему следует это толковать. Он читал о психологических тестах, в которых пациентам показывали фотографии чернильных пятен и просили озвучить первое пришедшее на ум слово. Метод использовался, чтобы исследовать бессознательное в личности пациента.
Он не стал развивать мысль дальше. Вместо этого он встал и подошел к стене на противоположной стороне комнаты. Там висела старая мореходная карта Осло-фьорда, заключенная в раму. Вистинг снял ее и гвоздем прибил к стене фотографию Рудольфа Хаглунна. Шляпка гвоздя торчала прямо из его крепкой груди.
Затем Вистинг нашел фотографию Сесилии Линде, которую использовали для поисков. В одном из ящиков стола он отыскал рулон скотча, оторвал кусочек ленты зубами и приклеил фотографию Сесилии на стену рядом с Рудольфом Хаглунном.
«Соблазнительная» – вот первое слово, которое пришло ему в голову теперь, когда он посмотрел в ее глаза. За первым словом последовали другие. «Манящая», «дразнящая». Именно это, вероятно, и было желаемым эффектом фотографии. Дэнни Флом сказал, что Сесилия была хороша перед камерой. Снимок использовали в рекламной кампании, которая побудила тысячи девушек купить такой же, как у нее, свитер. Ее грудь выделялась под свитером, и название бренда Canes шло волной.
Canes – так называлась коллекция одежды. Вдобавок каждая модель имела дополнительное название. Свитер на фотографии именовался Venatici. Canes Venatici.
Вистинг произнес название вслух. Оно было взято из астрономии. Созвездие Гончие Псы. Йоханнес Линде однажды поздним летним вечером показал его Вистингу. Это была почти незаметная группа звезд, находящаяся под созвездием Большой Медведицы.
Вистинг снова посмотрел на Рудольфа Хаглунна.
– Гончие Псы, – произнес он вслух.
Вот кем они были – он и его коллеги. Стаей собак, преследовавших убийцу. Рудольф Хаглунн оказался мужчиной, которого они поймали. Но, как и любые гончие собаки, они просто бежали по самому теплому следу, не имея времени остановиться возле какого-либо другого.
Он вернулся к коробке и просмотрел фотографии. За разделителем, подписанным Реконструкция 20/7, он нашел несколько снимков, похожих на тот, что использовали в сегодняшей «Верденс Ганг»: главные следователи собрались на перекрестке Гюмсеред. Тут они стояли не плотной группой, как на фото в газете, а рассредоточенно. Очевидно, это тоже были пробные снимки. Хабера, разумеется, ни на одном из них не было. Франк Рубекк все так же стоял один с сигаретой во рту и смотрел на других через стекла очков. Аудун Ветти тоже был там. Казалось, он обсуждает что-то с Нильсом Хаммером.
Вистинг взял фотографию, на которой была запечатлена бо́льшая часть следователей, и повесил ее на стену. Потом сделал шаг назад и погрузился в мысли. Он стоял и изучал три снимка с удивительным ощущением, что недавно видел или читал что-то очень важное. Он не мог понять, что это было, но пытался восстановить в голове все, что делал в течение дня и что могло бы навести его на верный след.
Звуки шагов по доскам террасы перед домом оторвали его от мыслей. Шаги были тихие, почти неслышные. С того места, где стоял Вистинг, он не видел дверь, но услышал, как они остановились прямо перед ней. «Журналисты», – подумал он, и в ту же секунду до него донесся щелчок поворачиваемой дверной ручки. Он огляделся и, услышав, как заскрипела входная дверь, схватил полено и замер с ним в руках.
– Эй?
Лине. Она зашла в гостиную и поприветствовала отца широкой улыбкой.
– Рада тебя видеть, – сказала она и обняла его.
– И я тебя.
– Тут холодно, – заметила она, смотря по сторонам.
– Я как раз собирался топить, – объяснил Вистинг и бросил полено, которым планировал защищаться, в открытый камин. Потом сел на корточки и разложил вокруг полена щепу.
– Я пыталась до тебя дозвониться, – сказала Лине, вставая перед стеной с тремя фотографиями.
– Поставил телефон на беззвучный режим, – объяснил Вистинг. – И забываю его проверять.
Лине наклонила голову и замерла, приоткрыв рот.
– Это он? – спросила она, показывая на фотографию Рудольфа Хаглунна.
– Он, – подтвердил Вистинг и чиркнул спичкой.
– А почему он полуголый?
Сухая щепа разгорелась. Пламя потрескивало и озаряло гостиную желто-красным светом.
– Фотография сделана в больнице, – объяснил Вистинг. – Его обследовали, чтобы проверить на наличие повреждений, которые могла нанести ему Сесилия, когда он похищал ее или когда душил.
Лине приблизила лицо к фотографии.
– Нашли что-нибудь?
– Нет.
– Разве это не странно? – удивилась она. – На ее месте я бы сделала все, что могла. Пиналась, царапалась…
– Мы все разные, – ответил Вистинг. – Часто на насильниках не остается никаких следов.
– Ее изнасиловали?
– Нет.
– И это тоже странно, нет? Я имею в виду: зачем еще ему было ее похищать?
Вистинг разглядывал дочь. Его поразило, как остро она мыслит, но именно это и было ее работой. Задавать правильные вопросы.
Лине не стала ждать ответа. Она прошла к оставленным возле двери пакетам и перетащила их на кухню.
– Я захватила немного еды, – сказала она и начала выкладывать продукты на столешницу. Через десять минут они сидели за столом в гостиной, каждый со своей стороны, и поглощали намазанные маслом булочки.
– Что ты ищешь? – спросила Лине, кивнув в сторону стола, заваленного документами и записями.
Вистинг и сам точно не знал ответа.
– Несоответствия, – все же ответил он почти сразу. – Мелкие неувязки или странности, на которые я семнадцать лет назад не обратил внимания или которые посчитал не относящимися к делу.
Продолжая жевать, Лине взяла один из полицейских отчетов.
– Я могу тебе помочь? – спросила она. – Я хорошо справляюсь с такой работой.
Вистинг откинулся на спинку стула, оценивая предложение. Он уже понял, что задача слишком трудна для одного человека. Лине была самым правильным кандидатом в помощники. Она с профессиональным недоверием относилась к тому, что пишут в официальных бумагах. Привыкла все подвергать сомнению.
– Ты не сможешь использовать что-либо из этого в газете, – сказал он.
– Я здесь не как журналист. Я здесь потому, что ты мой отец.
Вистинг улыбнулся.
– Хорошо, – сказал он и стал убирать со стола тарелки. Потом сообщил дочери все подробности дела и объяснил, как упорядочены документы. Рассказал о списках, разных версиях случившегося и о новом анализе. Рассказал о взломе, об отпечатке сапога, о Хабере, который хотел взять вину на себя, о Дэнни Фломме и о договоренности встретиться завтра с Рудольфом Хаглунном в кабинете его адвоката.
Он видел по лицу дочери, что та увлеклась.
– А что вообще ты ищешь? – снова спросила Лине, когда он закончил говорить.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты ищешь одного из вас, того, кто подбросил ДНК-улику, или что-то, что убедит тебя в том, что вы поймали виновного человека?
– И то, и то, – ответил Вистинг. – Я думаю, что здесь есть и то, и то.
Лине встала, подошла к стене с тремя фотографиями и некоторое время внимательно их рассматривала.
– Так ты думаешь, что полицейский подбросил улику, чтобы убийца точно не оказался на свободе? – спросила она, стоя спиной к отцу.
– Да.
Лине повернулась к нему.
– А что, если все было совсем не так? – сказала она.
– А как?
– Что если ее похитил полицейский, а улика была подкинута, чтобы обвинить другого человека?
