26

Около двух часов дождь прекратился, но небо по-прежнему затягивали низкие облака. Море было шиферно-серого цвета, с белыми шапками пены. Вистинг взял с собой телефон на веранду. С деревьев капало. Где-то чирикала птица.

Список неотвеченных звонков был длинным. Дважды звонил отец, и до него пытались дозвониться с незнакомых номеров – наверняка журналисты. Имя Нильса Хаммера возникло ближе к концу списка. Он оставил сообщение на автоответчике. Вистингу стало интересно, и он прослушал сообщение. Там могла быть новая информация о пропавшей девушке. Той, чьим именем назовут дело, если ее не обнаружат. Дело Линнеи.

Сообщение было коротким. Хаммер хотел, чтобы Вистинг знал, что всегда может обратиться к нему. Он поговорил с главой профсоюза, и тот предложил оплатить юридическую помощь, если Вистингу она потребуется.

Он удалил сообщение и позвонил отцу; тот не мог скрыть своего волнения. Старик говорил быстро, и по ходу разговора тон его голоса угрожающе повышался.

– Я знал, что будет плохо, но не настолько же, – сказал он. – Это ведь настоящий позорный столб. Приговор без суда и следствия. И этот Аудун Ветти… – Он практически выплюнул его имя и умолк, словно не мог подобрать слов. – Как на суде выступает.

Вистинг стоял и смотрел на рассыпанные по журнальному столику документы, говоря с отцом. Чтобы объяснить, что стоит за газетными заголовками, что кто-то действительно сфабриковал доказательства вины Рудольфа Хаглунна, потребовалось некоторое время, но рассказывать отцу, что это сделал не он, Вистингу не пришлось.

После этого он набрал номер Сюзанне. Рассказал, что произошло и что он об этом думал. Сюзанне казалась отстраненной. Вистинг слышал, что, разговаривая, она занималась чем-то другим, слышал, как она двигает бокалы и тарелки, и узнал звук посудомоечной машины в кафе.

– Как твои дела? – спросил он.

Она сказала, что гостей было меньше обычного, произнеся это так, что слова прозвучали обвинением в его адрес.

Потом они обменялись парой незначимых фраз, к кассе подошли клиенты, и ей пришлось закончить разговор.

Щелчок и пустая тишина.

Вистинг молча стоял с мобильным телефоном в руке.

Поздней осенью у них с Сюзанне состоялся разговор, он его хорошо запомнил. Они были в номере отеля после того, как он выступил на ток-шоу и, кроме прочего, рассказывал о том, как в дачном доме ведущего программы нашли труп мужчины. Ведущий вынудил его сказать больше, чем Вистинг вообще-то планировал, сказать о вещах, которые он обычно ни с кем не обсуждал. Опасности работы, как много раз он рисковал жизнью, и даже о том случае, когда ему по долгу службы пришлось убить человека. Перед камерой он рассказал и о том, что уже спланировал свои похороны, и, в частности, о том, что открываться они будут гимном «Там, где никогда не увядают розы».

Было странно говорить о таких вещах, и для Сюзанне это стало последней каплей.

– Мне это не нравится, – сказала она. – Не нравится, что ты ставишь себя и свою работу выше своих близких.

Он не ответил.

– Я должна чувствовать себя в безопасности с мужчиной, с которым живу, – продолжила она. – Даже когда мы не вместе. Как я могу чувствовать себя в безопасности, когда слышу, как ты работаешь? Я не могу расслабиться, когда тебя нет дома. Каждый вечер и ночь я думаю, не сегодня ли ты не вернешься домой. Ты слишком далеко зашел – ставишь дело, касающееся чужих людей, выше себя и своей семьи.

Его пальцы замерзли, пока он стоял и думал. Он положил телефон в карман брюк и вернулся в дом. Сев в кресло, Вистинг достал черную папку на кольцах, в которой были подшиты внутренние записи, так называемые ноль-документы.

Папка была поделена на пять разделов – пять теорий, пять возможных сценариев того, что могло случиться с Сесилией Линде.

Вистинг снова сел в кресло с папкой на коленях. Эти версии были отброшены, как только всплыло имя Рудольфа Хаглунна.

Первой была версия о вымогательстве. Похищение с целью выкупа; у полицейских из участка не было особенного опыта в таких делах, но эта тема одной из первых возникла в разговорах с Норой и Йоханнесом Линде. За месяц до похищения «Финансовая газета» опубликовала список самых богатых семей Норвегии, и семейство Линде заняло в нем девятое место. Деловой и частной жизни семьи отвели целых две страницы, там же была напечатана фотография роскошного дома на самом побережье Вестфолла. Эта статья могла спровоцировать такое преступление.

Оба родителя однозначно решили, что заплатят, если поступит требование о выкупе, но согласились на то, чтобы полиция наблюдала за движениями по счету. С каждым часом, когда от похитителей ничего не было слышло, надежда на то, что им удастся выйти из ситуации с помощью денег, исчезала.

Вистинг перевернул разделитель. Следующая версия тоже была связана с предпринимательской деятельностью Йоханнеса Линде. Линде основал свою компанию Canes вместе с Ричардом Клостером. Клостер продал свою часть компании за полгода до выпуска первой успешной коллекции и подал иск против концерна Линде. Речь шла о долях владения и правах на разные названия внутри бренда. Ричард Клостер уже был под следствием за неуплату налогов, к тому же на него поступил донос о возможном отмывании денег. Эта версия гласила, что похитители были конкурентами Йоханнеса Линде, и Линде знал, что нужно сделать, чтобы преступники отпустили дочь.

Они заставили отдел экономических преступлений пересмотреть важность дела и составить обвинение, послужившее основанием для обыска и задержания. Вместе со следователями из этого отдела они тщательно обыскали его квартиру, летний дом, яхту и все прочие места, где он бывал, но не нашли ничего, кроме чеков.

Франк Рубекк отвечал за третью версию: «Взлом».

Когда семья Линде в конце июня приехала в летний дом, выяснилось, что в дом кто-то проник. Это дело расследовал Франк Рубекк, и поэтому естественно было поручить ему разобраться, есть ли связь между взломом и исчезновением, случившемся несколько недель спустя.

Дело было необычным. Преступник проник в дом через окно в комнате Сесилии, и впечатление было такое, что он не побывал нигде, кроме ее комнаты. В общих комнатах была установлена сигнализация, но она не сработала. К тому же, по-видимому, ничего не пропало. Сесилия считала, что пропал ее свитер, но у нее их было так много, что она не могла утверждать этого с уверенностью.

Этот случай так и не был раскрыт.

Четвертая версия касалась возлюбленного Сесилии, фотографа Дэнни Фломе, за нее отвечал Нильс Хаммер. Единственная причина присмотреться к нему заключалась в том, что, согласно статистике, насильственные преступления чаще всего совершаются близкими жертвы.

Вистинг никогда не мог понять Дэнни Флома. Он был на два года старше Сесилии, работал фриланс-фотографом для разных медийных агентств. Они познакомились двумя годами ранее на фотосессии для одной из коллекций Линде. Когда Вистинг думал о нем, Дэнни Флом напоминал ему Томми Квантера, бывшего молодого человека Лине. Человека, в котором явно была и светлая, и темная сторона. Флом, казалось, годами учился скрывать от окружающих эту темноту внутри себя, но Вистинг не мог не обращать внимания на выражение, иногда появлявшееся на его лице. В основном Флом был милым и любезным, в нем было что-то беззаботное и богемное, что вроде бы совершенно не сочеталось с размеренной жизнью семьи Линде. Родители Сесилии назвали его веселым, обаятельным и жизнерадостным, но они тоже отмечали перемены в его настроении. Они видели в нем то, к чему была слепа Сесилия. Было совершенно очевидно, что этим отношениям они были не рады, особенно Йоханнес Линде.

Его история тоже была небезупречна. Дважды – штраф за курение травы, дело за оскорбление действием, закрытое, поскольку заявление было отозвано. Еще у него была другая женщина. Коллега-фотограф, с которой он отправился в командировку вскоре после того, как познакомился с Сесилией. Флом подтвердил, что у них были отношения, когда полицейские спросили его о них, но заявил, что это была кратковременная интрижка и что Сесилия о ней знала. Коллега дала соответствующие показания.

Неоспоримо было то, что Дэнни Флом сильно влиял на Сесилию. Это заставило полицию создать еще одну версию: «Инсценировка». В других странах были случаи с дочерьми богатых людей, которые вместе со своими молодыми людьми инсценировали свое похищение, чтобы раздобыть денег на новую жизнь, независимую от родителей. Эту версию рассматривали, но всерьез не разрабатывали.

Пятый разделитель был подписан: «Списки». По этой версии Сесилия Линде была похищена неизвестным.

Охота за неизвестным преступником была одной из самых сложных вещей в расследовании, легких путей здесь не было. В таких делах было важно и качество, и количество. Полиция должна была смотреть широко, чтобы зафиксировать все передвижения по маршруту, которым, по всей видимости, следовала Сесилия, и идентифицировать всех, кто тогда находился поблизости.

Итогом были длинные списки. Списки имен, которые можно было разделить по возрасту, полу, сгруппировать по всевозможным параметрам: место жительства, цвет волос, одежда, транспортное средство (при его наличии), курит/не курит, левша/правша или по другим деталям, представляющим интерес для дела. Именно к этому обычно сводилось расследование во время поисков неизвестного преступника. Списки. Скучные длинные списки, которые, вероятно, никуда не приведут. В конце были вычисления и статистический анализ, который мог навести на решение. В деле Сесилии списки имен были сопоставлены со списками владельцев белых автомобилей «Опель Рекорд» и списком совершивших преступление на сексуальной почве.

Как будто тянуть сеть за лодкой. Следователи тралили воды и использовали все, что им попадалось. Именно так они нашли Рудольфа Хаглунна, но ячейки их сети были крупными и возможность что-то упустить была велика.

Вистинг откинулся назад. Сейчас, семнадцать лет спустя, было бы интересно сравнить списки заново. Тогда они проверяли людей из списка, чтобы понять, не было ли зацепки в их прошлом. Тогда они думали, что совершивший это мог и раньше сделать что-то подобное. Если они тогда ошиблись и посадили невиновного, то было весьма вероятно, что настоящий преступник совершил схожее преступление в последующие годы.

Вистинг схватил стопку бумаг и пролистал ее. Без полицейских баз данных он мало что мог сделать.