11

Вистинг взглянул на часы, висящие над барной стойкой. Без пяти двенадцать. Он не знал, что принесет завтрашний день, знал только, что ему нужно как следует отдохнуть. Но отправиться спать было плохой идеей. Мысли все равно не дали бы ему заснуть еще много часов.

Сюзанне казалась уставшей, измотанной, но никак не скучающей, как иногда бывало, когда он рассказывал о своей работе. В ее глазах появилась искорка любопытства, как раньше, когда они только познакомились.

– Преступника звали Рудольф Хаглунн, – нарушил тишину Вистинг и сделал первый глоток вина. – Он получил максимальный срок, двадцать один год тюрьмы.

– Он не признался?

Вистинг покачал головой.

– Он все еще в тюрьме?

– Его освободили условно-досрочно полгода назад, теперь он добивается пересмотра дела.

– На каком основании?

Вистинг сделал еще один глоток. На этот раз побольше.

– Он утверждает, что против него были использованы фальшивые доказательства, что полиция их сфабриковала.

– Фальшивые доказательства?

– Завтра об этом напишет газета «Верденс Ганг», – кивнул Вистинг и рассказал о звонке дочери.

Сюзанне откинулась на стуле и замерла, держа бокал у колен.

– Как его поймали? – спросила она. – У вас не было ДНК?

Вистинг шумно втянул носом воздух и медленно выдохнул, словно ему было тяжело приступать к этой части рассказа.

– Сесилия была обнажена, когда ее нашли, – начал он.

– Ее изнасиловали?

– Нет. Судмедэксперты не нашли этому никаких подтверждений.

– Как она погибла?

– Ее задушили, скорее всего, подушкой. У нее были кровоизлияния в полости рта и в глазах, мелкие лицевые кости были переломаны.

Сюзанне отвела глаза, и он понял, что слишком углубился в детали.

– В тот же день, когда Сесилию нашли, поступила первая информация о Рудольфе Хаглунне, – продолжил он. – Мы разыскивали мужчину по описанию Карстена Брекке, тракториста. Норвежец, лет тридцати. Примерно сто восемьдесят сантиметров ростом. Темные волосы, перебитый нос. Под описание подходило девяносто три человека. У тридцати двух из них был автомобиль белого цвета. Из них четырнадцать человек жили в окрестностях. Трое из них уже были знакомы полиции.

– За что привлекался Рудольф Хаглунн?

– За эксгибиционизм. Всего лишь один штраф двумя годами раньше, но этого хватило, чтобы им заинтересовались. К тому же там было два старых закрытых дела, его подозревали в вуайеризме. Двое других были семейными людьми, осужденными за воровство и растрату. Рудольф Хаглунн жил один. Он никогда не был женат, у него не было детей. Ограниченный круг общения. Работал на мебельном складе. Его называли бобылем.

– Но это не было убийство на сексуальной почве?

Вистинг пожал плечами.

– А зачем держать девушку несколько суток взаперти, если нет сексуального мотива?

– Вымогательство? – предложила Сюзанне. – Ее отец был богат.

– Требований так и не поступило, – возразил Вистинг. – Мы и ждали. Поставили телефон на прослушку, следили за почтовыми ящиками, летним домом и местом постоянного проживания, но никаких обращений не поступало.

– Что его выдало?

– На следующий день после того, как мы начали разыскивать мужчину и автомобиль возле усадьбы Гюмсеред, он заявил, что его машину угнали, только нам не сразу стало об этом известно.

– Как же так?

– Он сообщил об угоне в полицию Телемарка. Сказал, что машина стояла в Бьеркедалене, по ту сторону границы между фюльке. Только когда мы вышли на него благодаря свидетелям и начали копать, то узнали об этом.

– Вы нашли автомобиль?

– Нет, так и не нашли. Это был старый белый «Опель Рекорд». Такой же автомобиль видели возле усадьбы Гюмсеред. Большинство угнанных автомобилей находят довольно быстро, если речь не идет о дорогих машинах, которые нелегально вывозят из страны.

– Вы думаете, что он избавился от автомобиля, чтобы замести следы?

Вистинг кивнул.

– Суть в том, что он пошел в полицию и заявил об угоне в среду, 19 июля. Тогда он говорил, что оставил машину возле старого дровяного сарая во второй половине дня в пятницу, 14 июля, взял рюкзак, все для рыбалки, палатку, и отправился в лес. Когда он вернулся в воскресенье, машина пропала.

Сюзанне тоже задалась вопросами, мучавшими следователей:

– Почему он не заявил о пропаже сразу?

– Ему нужно было сначала попасть домой. Он сказал, что шел пешком.

– Пешком?

– Он жил в Долвене, это не больше пары миль оттуда, даже меньше, если идти по лесу. Когда он вернулся домой, то услышал новости о пропаже девушки и не хотел беспокоить полицию. Пару дней спустя он отправился на поезде в Порсгрунн и заявил об угоне в местном полицейском участке. Как-никак машину угнали в их районе.

– Думаешь, он врал?

– Ни один из десяти присяжных ему не поверил.

– А какие у вас были доказательства?

– Основания для ареста были хлипкими, – признал Вистинг. – Но мы связались со стариком, жившим возле железнодорожного перехода в Бьеркедалене. Он обычно гулял со своей собакой там, где, по словам Хаглунна, была припаркована машина. Старик никакой белой машины не видел. Это дало нам основания заподозрить Хаглунна в ложном заявлении об угоне. Единственное, почему он мог соврать – это потому, что использовал машину для похищения Сесилии. А когда тракторист выбрал его фотографию из показанных ему полицией, оснований хватило для временного помещения в тюрьму.

– Вы были уверены, что он это сделал?

Вистинг откинулся на стуле. Стопроцентная уверенность с годами чуть ослабла, но он был уверен. Совершенно уверен, еще до того, как они получили положительные результаты ДНК-исследования окурков. С той самой минуты, как он сел лицом к лицу с Рудольфом Хаглунном, чтобы его допросить. Что-то было в его маленьких, бездонных, светящихся злом черных глазах. К тому же он пахнул именно так, как описывала Сесилия. Кислятиной, дымом и чем-то еще.

– Кое-что говорило и не в пользу виновности Хаглунна, – сказал Вистинг и выпрямился. – На записи Сесилия говорила, что пролежала в багажнике машины час, прежде чем та остановилась. Дорога с места преступления домой заняла бы у Хаглунна минут пятнадцать-двадцать, впрочем, возможно, он не повез ее сразу к себе домой, или Сесилия ошиблась насчет времени. Самое важное противоречие заключалось в том, что у него не было никаких подвалов. Сесилия говорила, что ее держали в подвале с белыми стенами, ярким светом и окошком в стене. В доме Хаглунна не было ничего подобного. Но в сумме это дало нам основания думать, что он привез ее в другое место, в дом или здание, которым владел или просто куда имел доступ.

– Вы нашли такое место?

– Нет. Это был прокол в расследовании, но он не имел значения после того, как пришли результаты анализов. В слюне на одном из окурков, которые убийца бросил, пока ждал на перекрестке Гюмсеред, нашли следы ДНК Рудольфа Хаглунна.

Вистинг поднял бокал вина, вгляделся в содержимое и вспомнил, какое облегчение принесло это телефонное сообщение. Требования раскрыть преступление поступали отовсюду. Каждый день СМИ ждали новых улик, продвижения расследования и новостей. И с каждым днем, когда полиция не могла дать журналистам удовлетворительный ответ, жалобы на неэффективность, непригодность и халатность звучали все громче. Обвинения исходили не только от прессы, но и от множества политиков, которые подливали масла в огонь, критикуя следствие. С ответом из Института судмедэкспертизы пришло избавление. Результаты не только доказывали, что Рудольф Хаглунн был похитителем, но и то, что полиция правильно вела расследование.

Однако сейчас адвокат Хаглунна утверждает, будто может привести доказательства того, что результат исследования ДНК был сфальсифицирован.

На часах над барной стойкой было заполночь.

Через несколько часов Вистингу предстояло встретиться с обвинениями лицом к лицу.