Обвинитель Анника Рёлен никак не могла усидеть на месте. Она слушала показания Матса Эмануэльссона, возводила глаза к небу, скептически вздыхала.

Эмили прекрасно ее понимала: показания Матса скорее напоминали эпизод из фильма, не особо искусную выдумку. Лишь бы спасти сына.

Но две вещи обвинитель опровергнуть не могла.

Первое: Матс Эмануэльссон сдал пробы на ДНК, и они с вероятностью +4 – наивысший уровень доверия – доказывали, что он и Беньямин близкие родственники. Следы ДНК Матса были найдены и в доме, что неопровержимо доказывало: Матс в доме был. Даже старший прокурор Анника Рёлен вынуждена была с этим согласиться.

Во вторых: Матс представил испанскую зубную карту и ряд фотографий. На снимках улыбался загорелый мужчина с татуировками на руках, полностью совпадающими с татуировками убитого. Таким образом, личность убитого была установлена окончательно. Себастьян Матулович по кличке Себбе.

И все-таки Рёлен попыталась поставить под сомнение показания Матса. Она несколько раз спрашивала, почему он вышел из подполья на таком позднем этапе. Указывала, что он уклоняется от вопросов о своей предыдущей жизни. Попыталась вытянуть из него подтверждение, что полной уверенности в том, что Беньямин не убивал Себастьяна Матуловича, у него нет. К тому же он не мог объяснить происхождение окровавленной одежды в лесу. Не мог объяснить, почему на руках Беньямина обнаружены частички порохового заряда.

И то, что убитый не кто иной, а именно Себастьян Матулович, оказалось в ее доводах чуть не главным козырем. Она утверждала, что у Беньямина были все мотивы для убийства.

– Вас ведь похищали девять лет назад?

– Это так.

– Люди, которые принадлежали к так называемой югославской мафии?

– На этот вопрос я не могу ответить. Не знаю.

– Так вот, я утверждаю, что Себастьян Матулович был известен полиции именно потому, что он был связан с этими кругами. Я имею в виду с югославской мафией. И Беньямин хотел отомстить за ваше похищение девять лет назад.

Матс отвечал спокойно, не выказывая никаких признаков волнения.

– Единственное, что я могу сказать, – ваше утверждение противоречит истине. Себбе никакого отношения к моему похищению не имел. Что касается частичек пороха на руках у Беньямина – вы не забыли, что он и Сунден сцепились в гостиной? Что Беньямин пытался вырвать у него оружие? Я не криминалист, но думаю, что подобный следственный эксперимент провести достаточно легко. Попросите кого-то из сотрудников полиции выстрелить в тире из пистолета и сразу после этого сердечно пожать руку приятелю. Уверяю вас, на руке приятеля будет не меньше пороховых частиц, чем у стрелявшего.

Что касается одежды в лесу – на этот вопрос я не могу ответить. Хотя знаю, что в сумке у Беньямина лежала кое-какая запасная одежда. Мы же даже собирались искупаться, хотя вода была еще ледяная. Сумка осталась в доме. Думаю, что Сунден просто-напросто взял из сумки одежду, испачкал кровью и бросил в лесу, чтобы подозрения пали на Беньямина. Состряпал вещественное доказательство.

И все. В остальном Матс не отклонялся от своего рассказа. Не добавлял деталей, ничего «внезапно» не вспоминал.

Сунден проник в дом. Как он прибыл на место, Матсу неизвестно; возможно, на катере, который зачалил у мостков и на нем же и уехал. Не забудьте: сработала охранная сигнализация. Беньямин, скорее всего, услышал выстрел и спустился вниз посмотреть, что происходит. Матс видел, как Сунден схватился с Беньямином, видел, как Сунден стрелял им вслед.

Матс заметно побледнел – наверное, живо представил картину, посещавшую его по ночам.

Допрос свидетеля закончился. Судья обратился к Эмили.

– У защиты, вероятно, есть что добавить к показаниям свидетеля?

Эмили знала точно, что делать. Голова сегодня была на удивление ясной.

– Во-первых, защита обращается с ходатайством направить в Центральную криминологическую лабораторию остатки пули, найденной в стене, чтобы сравнить ее со стволом оружия Сундена. Беру на себя смелость заранее утверждать, что пуля выпущена из его служебного пистолета «Зиг-Зауэр» Р226.

Во-вторых: защита настаивает, чтобы содержание Беньямина Эмануэльссона под арестом было немедленно прервано, а подсудимый оправдан и отпущен на свободу. Несмотря на старания обвинителя, дискредитировать показания Матса Эмануэльссона не удалось. Матс присутствовал на месте преступления, что подтверждается криминалистами. Не забывайте, что обвинитель должен доказать вину Беньямина, а не Беньямин должен доказать свою невиновность. Благодаря показаниям Матса Эмануэльссона защита доказала, что Беньямин Эмануэльссон не убивал Себастьяна Матуловича. А с заключением криминалистов на руках можно доказать, что Себастьян Матулович убит из служебного пистолета, принадлежащего застреленному в заброшенной тюрьме «Хога» Йоакиму Сундену.

Судья в этот день выглядел не таким растерянным, как на том драматическом заседании с появлением внезапно ожившего покойника.

Беньямин ждал в камере в Шахте. Эмили пыталась представить, о чем он думает.

Сесилия, Матс и Лиллан стояли в стороне, чуть не прижавшись друг к другу. Тедди спустился в кафетерий – наверное, не хотел показываться на глаза Матсу. Магнус Хассел тоже исчез – они так и не успели поговорить. И Эмили не была уверена, что она хочет с ним поговорить. Что это имеет смысл. Они уже поговорили. Эмили увольняют из «Лейонс». Что к этому добавить?

Воспоминание. Ей, наверное, лет тринадцать-четырнадцать. Они с отцом сидят в кухне, он проверяет ее перед экзаменом по английскому. Малоупотребительные слова – одно, другое, третье… Она способная девочка, знает все назубок, в прямом и обратном порядке. Но значение одного слова она не может понять: liability. Папа старается объяснить: это слово означает ответственность, но главным образом экономическую. Вот, скажем, как твой родитель я отвечаю за тебя экономически. Ты должна кому-то, и за то, что эти деньги будут возвращены, ты отвечаешь. Это и есть liability. Понятно?

Ответственность, думает тринадцати– или четырнадцатилетняя Эмили. Откуда тебе-то знать, что такое ответственность? Ты не знаешь, никогда не знал и никогда не узнаешь.

Она подняла глаза – перед ней стоял Магнус Хассел. Его гладко зачесанные волосы сегодня почему-то блестели меньше, чем обычно.

– Думаешь, его оправдают?

Интересно, что ему надо?

– Надеюсь, – сказала она. – Во всяком случае, отпустят.

– И что ты думаешь относительно работы у нас в бюро?

– Думаю, меня уволят.

Магнус кивнул.

– Наверняка. Но ты знаешь: мне бы очень хотелось, чтобы ты осталась.

Эмили переминалась с ноги на ногу. Ее тяготил этот разговор.

– Только один вопрос, Эмили. Почему? Почему ты взялась за эту работу? Ты же знала, как мы в «Лейонс» к этому отнесемся?

Неразборчивый гул голосов в коридоре – зрители обсуждают детали суда, стараются угадать решение.

– Я взялась за эту работу, потому что я пока еще верю во что-то.

Магнус внимательно смотрел на нее. Ждал продолжения.

– Я верю, что наша главная роль – защищать общественную систему, где на первое место ставятся права индивида. Я училась на адвоката не для того, чтобы работать с деньгами предпринимателей. И я устала – скажу, как есть, – я устала помогать и без того богатым авантюристам и биржевым акулам становиться еще богаче. Хочу работать с людьми, которым я действительно нужна. Хочу быть звеном системы, которая протягивает руку помощи любому человеку, когда на него обрушивается вся наша судебная машина и старается доказать, что он виновен, хотя он ни в чем не виновен. Звеном справедливой системы. Системы, которая защищает слабых и одиноких. Тех, за кого готов сражаться только один человек во всем мире. Адвокат. Я.

Магнус, как ей показалось, сильно побледнел. Неужели ее выспренняя тирада произвела на него такое впечатление? Он молчал, будто собирался с духом. Под конец произнес:

– Но ты же могла отказаться… могла сохранить работу в «Лейонс».

– Никогда в жизни.

– Но почему?

– Я же уже объяснила. Я – адвокат.

– Я знаю… ну и что?

– Адвокат, если он настоящий, никогда не бросает своего подзащитного.