45
Уже две недели в каталажке. Единственный приятный момент в этой жизни – прогулка на крыше. Они с Керимом оказались на соседних пятачках. Мало того, совпало время прогулки. Повезло.
Угощали друг друга сигаретами, просовывали через решетку, болтали. Иногда просто ходили взад-вперед, как тигры в клетке в зоопарке. Керим – единственный человек, с кем он мог поговорить. Никола даже не видел его толком – только силуэт или прижатый к решетке глаз.
Сегодня опять замечательный денек. Солнечные лучи проникают сквозь зарешеченный потолок, будто его и нет. Никола понять не мог – зачем наверху-то решетка? Стены четырехметровые, не меньше, и зацепиться не за что. Даже чемпиону мира по скалолазанию делать нечего. Не вскарабкается. И даже если найдется человек-паук и вылезет наверх – что он там будет делать? Прыгать с тридцатиметровой высоты?
Как сказал кто-то умный: прошибешь башкой стену – окажешься в соседней камере.
– Я нынче на взводе, – сказал Керим.
– Что так?
– Много чего… Точно говорю – много чего. Увижусь с сынишкой.
– Здорово… свидание под присмотром или как?
– Что-то в этом роде.
– А ко мне придет адвокат.
– А кто у тебя?
– Эмили Янссон.
– Никогда не слышал. Хорошая тетка?
Никола не знал, что ответить.
– Надеюсь. Молодая.
Керим прошел до конца площадки, потом вернулся.
– У меня разные были. А сейчас Пер Сёдер. Классный.
– Просьбы выполняет? Передать что-то друзьям на воле…
– Ну нет, брат. И я его за это уважаю, потому что знаю – он из лучших. Раскалывает свидетелей, как яйца о сковородку.
– А когда ты с ним познакомился?
– Ну… в этой истории «Спокойный город». Слышал?
– Нет.
– Тут, значит, вот что… – Керим, очевидно, все время ходил по своему пятачку, голос его то ослабевал, то вновь усиливался. – Я схватил несколько лет за ограбление. А вышел – и опять взялся за свое. Но эти, в коммуне и социалке, становились все хитрее. Вдруг меня ни с того ни с сего назначили лидером группы в их проекте. Как же ты не слышал? «Спокойный город». Это было что-то! Нам бесплатно выдали куртки с лого, комнату отдыха, когда не патрулировали на улицах… Мало того, еще и зарплату платили. За работу с молодежью.
– С ума сойти.
– Сами во всем виноваты. Слушай дальше. Мой папаша когда-то бежал из Турции, получил работу в каком-то сраном университете в Германии. Он у меня образованный – дальше некуда. А здесь… безработный. Нет, никто. С его образованием! Искал-искал работу – по нулям. Убирается в метро. Сидит и смотрит турецкое тэвэ целыми днями, жрет бёрек и курит красный «Мальборо». Как и родители у других братков. Ясное дело, ребята хотели поработать со мной. Выбор простой.
Что-то зажужжало. Все сильнее и сильнее. Звук шел сверху. Это было уже не жужжание – низкочастотный, выматывающий душу рев. Никола подавил желание прижаться к полу и поднял голову. Вертолет.
Что за х… верто-мать-его-лет!
Он завис прямо над ними.
Керим крикнул что-то, но Никола не расслышал из-за грохота.
Никола подбежал к решетке и начал искать дырочку побольше – хоть разглядеть своего нового приятеля. Первый раз он видел его более или менее ясно: здоровенный, как дом, весь в татуировках. Даже под глазом вытатуирована зеленая слеза.
Что-то там происходило.
Вертолет над ними слегка покачивался, но не двигался с места. Оттуда что-то упало. Блеснул на солнце стальной тросик с какой-то хреновиной на конце.
Керим непрерывно двигался. Наконец, тросик с грузом миновал арматуру на потолке и опустился к Кериму в руки.
Сабельная электропила. Ножовка по металлу.
Керим тут же начал пилить решетку между площадками. Дело шло быстро. Он пропиливал небольшую дырку, ставил на нее ногу и пропиливал следующую, повыше. Получалась лестница, по которой он постепенно поднялся на крышу.
Еще через минуту – он уже пилил прутья в потолке. Два куска арматуры с тупым звоном упали на пол.
Ветер от вращающихся лопастей. Шторм.
И сквозь шторм голос Керима. Стоит на переплетении железных прутьев над Николиной клеткой.
– Присоединишься, брат? Я пропилю дыру – не успеешь чихнуть!
Лицо матери, когда она узнает.
Тедди – что скажет Тедди?
Продолжительный, безнадежный вздох Бояна.
Ржанье Хамона – большой палец поднят вверх.
Ребята в Спиллерсбуде лопнут от зависти, когда узнают.
Наезд камеры: одобрительная ухмылка Исака.
Вертолет покачивается над головой.
Керим:
– Ну что, пилить или не пилить?
– Нет, приятель, не могу. Sorry.
Грустная полуулыбка, влажные глаза, безжизненный голос.
Через два дня после побега Керима ему разрешили свидание с матерью. Первый раз. Решили, наверное, поощрить Николу за мужественный шаг: не позволил склонить себя к побегу, хотя возможность была.
Самое забавное: ничего противозаконного в побеге нет. Нет статьи в кодексе, запрещающей зацепиться за стальной тросик и позволить поднять себя в воздух.
Газеты словно взорвались. От новостных передач летели искры.
Потрясающий побег – невероятно искусный пилот вертолета – таких пилотов по пальцам сосчитать, – наркобарон все еще не задержан.
Никола улыбнулся. Наверняка Керим уже где-нибудь на Мальдивах, попивает ледяные коктейли, а на столике – сто упаковок лакрисола.
– Я рада, что ты так решил, – сказала мама. – Хотя думаю, дед начал бы хохотать, когда б узнал, что ты сбежал на вертолете.
Надзиратель прокашлялся.
– Об этом говорить не положено.
Глаза Линды стали еще более печальными, хотя и были – куда печальней.
– У Тедди дела так себе, – сказала она.
– С чего это?
– Не знаю… он все время в стрессе. Что-то у него на уме.
Надзиратель опять прокашлялся.
– Не положено.
– Я не могу поговорить с мальчиком о его дяде? – Линда повернулась на стуле.
– К сожалению.
– Дедушка уехал в Черногорию.
– Почему?
– Не знаю… я, может быть, тоже поеду. К суду вернусь.
– Зачем? Почему?
– Так хочет Тедди.
– О’кей, я ему верю.
– Никола… как же это случилось? Как ты мог?
– Я ни в чем не виноват, мам. Это ошибка.
– Прикажете закончить свидание? – резко сказал надзиратель. – Я же ясно предупредил: о деле подозреваемого – ни слова.
Глаза Линды зло блеснули.
– Вы, должно быть, даже не знаете, что такое нормальное человеческое сострадание. Стыдно.
– Беспредел, – подтвердил Никола.
В кои-то веки взгляды матери и сына совпали.
