Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Полицейское управление СтокгольмаБеседа с информатором «Мариной», 19 декабря 2010 годаВел беседу Йоаким СунденМесто: Хёгдален-центрПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА 6 (часть 1)Запись беседы
ЙС: Как вы считаете, успеем закончить сегодня?М: Не знаю… я описал всего полтора года моей жизни, осталось около четырех, с 2007-го и позже.ЙС: Значит, не успеем?М: Если я не буду вдаваться в детали…ЙС: Хорошо. Я заметил вчера, что вам было нелегко рассказывать об истории с похищением.М: Некоторые вещи невозможно забыть, как ни старайся.ЙС: Я понимаю… Но вернемся к тому месту, на котором остановились. Что было после?М: Я провалился в ночь. Они говорили что-то о посттравматическом стрессе. Не знаю… Память о пытках не отпускала. И не только во сне – малейший внешний раздражитель мог вызвать совершенно неадекватную реакцию. К примеру, если я видел стол с похожей на мой гроб древесной текстурой, меня охватывал приступ паники. Запах жвачки, которую они не выпускали изо рта… даже этот запах вызывал у меня приступ, иногда до судорог. И эти разговоры, этот бесконечный психотерапевтический щебет… «эмоциональная отгороженность, отсутствие интереса к обыденной активности»… вы сами знаете их птичий язык. Четыре дня меня продержали в клинике, кормили золофтом. Я подслушал – намекали на возможность суицидальных попыток. Через несколько недель окончательно сформировался диагноз: посттравматическая депрессия.А потом начались допросы и суд, где я был вынужден все повторить еще раз. Это было ужасно… как пережить заново.ЙС: Вы вернулись к работе?М: Я не работал четыре месяца. Потом вернулся на свое обычное место. Самочувствие улучшалось. Медленно, но улучшалось. Ногти отросли, хоть и корявые. Полиция снабдила меня системой мгновенного оповещения. Несколько уроков по обеспечению личной безопасности. Но я-то знал: пока держу рот на замке, они меня не тронут. Они же получили то, что хотели.ЙС: А Сесилия? Что говорила Сесилия?М: Почти ничего. Конечно, ей было жаль меня. Но мы не касались этой темы. Думаю, ей, как и мне, хотелось поскорее все забыть.ЙС: А Себбе?М: Да, Себбе… Он позвонил чуть ли не сразу, но я отказался с ним говорить. Тогда он заявился к нам домой, это было… недели через две после похищения. Я лежал в постели, в полном тумане после болеутоляющих и антидепрессантов. Позвонил в дверь. Сесилия была на работе, Беньямин в школе, Лиллан в садике. Я дотащился до двери.– Тебе нечего здесь делать, – прошипел я, не открывая: увидел в глазок, кто стоит за дверью. Шипеть пришлось громко – почтовую щель запломбировали полицейские.– Матс, послушай… впусти меня, надо поговорить.– А я не хочу с тобой говорить, – я положил палец на кнопку экстренного оповещения на запястье, которую мне выдали в полиции.– О’кей, о’кей, понял… но чтобы ты знал: я не имею ни малейшего отношения к этой истории. Это не я тебя заказал. Клянусь могилой матери. Я, конечно, имел на тебя зуб после того, как ты свистнул у меня бабки, и ты знаешь, как я среагировал… быстро и эффективно. Хотя все пошло не так, как задумано. Понимаю, что ты чуть концы не отдал, но я же не знал, что ты ни с того ни с сего вернешься домой. Но эта история… за кого ты меня принимаешь? Все, что они с тобой вытворяли… Вот и все, что я хотел сказать.– Уходи, Себбе, – голос дрожал, и мне почему-то не хотелось, чтобы Себбе это заметил.Я знал, что он говорит правду. Он и в самом деле не замешан. И похищение заказал не он.– Уходи. И не приходи больше никогда.…Жизнь постепенно возвращалась в свою колею. Я работал не на полную ставку, а дома… любая мелочь представлялось тяжелой, трудно выполнимой задачей. Проводить детей в школу… иногда это требовало таких усилий, что я, вернувшись домой, ложился в постель. Сходить в магазин за молоком – гарантирован приступ головной боли. И на работе толку от меня не было. Никлас, впрочем, отнесся по-дружески. Я понимаю, сказал он. Все всё понимали… Но я видел, что он разочарован и еле сдерживается. Мне надо было во что бы то ни стало сосредоточиться и набрать форму.Несколько раз я заходил в клуб. Странно… единственное место, где я чувствовал себя спокойно. Богган, Буссе… никто не спрашивал меня ни о чем. Читали, конечно, в газетах, но помалкивали. Про компьютер ни я, ни Сесилия никому не рассказывали. И в полиции и в суде считалось, что меня похитили ради выкупа. Выбрали простейший вариант: я – известный игрок в покер, сорвал большой куш, и у меня просто-напросто хотели его отжать.
Шли месяцы. Весной я бывал в клубе, самое меньшее два раза в неделю.И в один из вечеров… Буссе и Богуслав – оба были там. Богган начинал с нард, потом перешел на покер. Добродушный толстяк… не успевал я зайти в клуб, он начинал смеяться. Я и раньше атлетом не был, а после всех этих событий исхудал до скелетообразного состояния. И, конечно, Буссе, или Буссе с членом, как его называли. Самый длинный в Стокгольме пенис. Об этом он сам постоянно напоминал.– Что это с тобой? – спросил он, не успел я первый раз появиться в клубе. – Новая диета? Или у тебя СПИД? Я слышал, витамин С очень помогает. От всего.Тот же шутливый жаргон, что обычно.Мы сели за стол. Сдали карты.Богган играл молча, а Буссе, как всегда, трепал языком. Звонил, как это у нас называется. Новички собрались у нашего стола и не знали, что им делать, – то ли хохотать, то ли молитвенно заводить глаза к небу от восхищения мастерством ветеранов.– А если честно, – нарушил молчание Богган. – Что с тобой, Матти?– Голова пока наверху, ноги внизу.– Нет, серьезно, видно же, что ты не в себе. Хочешь обсудить?Зрители переглянулись. Они понятия не имели, на что намекает покерный ас. Искали скрытый смысл.– Все нормально, – сказал я и спасовал.– Ничего нормального, – Буссе ухмыльнулся. – Тебе нужно подбодриться, дружок.Все эти разговоры непосвященным, естественно, казались полной тарабарщиной, но, как ни странно, мне нравилось, что приятели общаются со мной как всегда. Никаких сочувственных мин, никаких понимающих кивков и покачиваний головой. Они меня подначивали, пытались расшевелить.– Ты, наверное, прав, – сказал я в конце концов Боггану.В чем прав, почему прав – так и осталось загадкой.– Я же говорил! – завопил Буссе. – Погодите-ка, я смету этот банчок, и пойдем в красный клуб на Руслагсгатан.– Я не пойду.– Конечно, пойдешь… Ты же сам сказал – надо развлечься.Они наперебой начали меня уговаривать. С самыми лучшими намерениями, разумеется.Лет двадцать назад я был в таком клубе – это было еще до Сесилии. Я все время чувствовал неудобство. Притворно сияющие глаза девушек, их натужное хихиканье, как они заученно терлись об меня голыми телами в блестках… все это казалось нечестным. Хотя у меня и не было никаких планов воспользоваться их услугами… но вся атмосфера, легко угадываемая иерархия, очевидная фальшь – все было не по душе.Но в этот вечер с Буссе и Богганом я слишком устал, чтобы настоять на своем и отказаться.
Вывеска над входом сообщала, что перед вами не какой-то бордель, а «Джентльмен-клуб» с самыми гламурными девушками Стокгольма. Но в холле было не так уж гламурно: черные щиты из древесной плиты, обрамленные подобранными на старинный лад бордовыми занавесками.– Только знайте, ребята, я обычно в такие места не хожу, – заверил Буссе. – Это только ради тебя, Матс. Девушки такого сорта меня побаиваются, если вы понимаете, о чем я…Мы-то понимали: Буссе не упускал случая напомнить о своих крупногабаритных достоинствах, но вахтер у дверей, здоровенный детина в куртке «Канада Гус» и татуировкой ACAB на шее, – тот, видимо, не понял.– Это что ты имеешь в виду? – буркнул он. – Интересно, с чего это нашим девушкам тебя бояться?Буссе продолжал в своем стиле:– Ну, для тебя, дружок, это вряд ли интересно.– Вы что, хотите пройти в зал?За спиной татуированного появился еще один – еще шире, непонятно, как это возможно, – настоящий шкаф.– Разумеется, – приветливо сказал Буссе. – Мы очень хотим пройти в зал. Я просто пошутил насчет моего одноглазого друга. Многие начинают нервничать, если я не предупрежу.Гигант под номером два шагнул к Буссе, взял его за подбородок и прижал к стене.– Бери своих друзей и убирайся отсюда.И нам тогда надо было уйти. Не нарываться. Этот амбал был полон агрессии, как дождевая бочка. Конечно, самолюбие и все такое… но на следующий же день мы бы забыли эту историю.Я подошел к вахтеру.– Отпусти его.– А ты еще кто такой?– Какая тебе разница? Отпусти, и все.Иногда кажется, что какие-то моменты в жизни разыгрываются как в рапиде. Иначе невозможно объяснить, сколько пронеслось у меня в голове в один короткий миг. Полсекунды, не больше, – а я успел подумать и о том, что Буссе блефовал на последней сдаче, и что мне наверняка придется накладывать швы, и о многом, многом другом. Что со мной происходит? Ввязался в драку у дверей стрип-клуба. Я много чего ожидал от жизни…. если вспомнить, как легко и радостно постигал когда-то тайны нард и покера. Сколько было надежд…Удар, возможно, был не такой сильный, он пришелся на скулу, но я упал как подкошенный. Наверное, второй, с татуировкой, подставил мне ногу.Богган бросился на ACAB, Буссе судорожно лягался.Я никогда в моей взрослой жизни не участвовал в настоящей драке. Многое пришлось пережить, но не это. Отполз в сторону, и тут зажужжал мой телефон. Я выхватил трубку и начал орать как резаный.Парень с татуировкой нагнул Боггана над кассой и методично колотил головой о железный ящик, будто всерьез собрался убить. Я поймал отчаянный взгляд Буссе.Вскочил и начал молотить охранника по спине. Перед глазами сразу возникла картина: меня, как тряпичную куклу, швыряют в клаустрофобический кузов минивэна. Не знаю как, но мне удалось либо перебороть, либо заглушить приступ паники.Физиономия Боггана в крови, голова болтается как неживая.Надо было любой ценой уходить, у нас не было никаких шансов против этих чудовищ. Хомячки в лапах котов.Я кое-как оторвал Буссе, и мы вырвались на улицу. В лицо ударила зябкая осенняя прохлада.А Богган? Богган остался там.Я рванул на себя дверь. Черные стены, красная драпировка.– Отпусти его, сука!– Пошел ты…Они прекрасно знали, что из таких мест никто в полицию звонить не станет. А даже если позвонит – реакции не последует.Мы стояли и шипели друг на друга.Они не хотел отпускать Боггана.Мы не могли его оставить.Начался второй круг.Я рванулся на помощь.У этих подонков оказалась к тому же отменная реакция.Татуированный пнул меня ногой в бедро. Нога подломилась, и я упал на пол.Попытался подняться, встал на четвереньки, но последовал еще один удар – в грудь. Будто кто-то сломал спичку, хотя в роли спички был я.Почти вырубился, хотя краешком сознания уловил истерический вопль Буссе.Еще один удар. Я скорчился в комок, стараясь защитить лицо. Напрягся, насколько мог, ожидая следующего удара.Богган лежал на полу – наверное, отключился.Но удара не последовало.В чем дело? Они сообразили, что хватит?Отвел на секунду руки от лица – но этой секунды хватило, чтобы увидеть, как на спину татуированного обрушилась бейсбольная бита. Над нами стояли двое в балаклавах, а охранники каким-то образом оказались на полу.– Суки поганые! С кем связались?Еще один удар пришелся татуированному по бедру. Хрясь! – звук такой, будто пробили штрафной удар метров с двадцати пяти.Я кое-как поднялся на ноги. Мы с Буссе бросились к Богуславу.Хрясь. Хрясь.Охранники завыли от боли. Татуированный сплюнул выбитые зубы.Хрясь.По полу потекла какая-то розовая жидкость.Нос у татуированного: кровавый бесформенный комок.Хрясь.Мы вытащили друга на воздух.– Теперь будете с нами иметь дело, сявки.Хрясь.Ни вскрика, ни стона.В вестибюле клуба стало очень тихо. Охранники лежали на полу и не шевелились.Человек в маске поднял биту – очевидно, намеревался раскрошить череп татуированного.– Погоди! – завопил я. – Успокойся!Рука остановилась в замахе.Край балаклавы приподнялся, и я увидел лицо.– Какого хрена… ты же просил помочь…Себбе. Я и в самом деле просил помочь. Он позвонил, и вместо того чтобы послать его подальше, я просил о помощи. Что ж… если бы не он, нас бы забили насмерть.Не знаю, рад ли я был его видеть. Но в тот момент мне показалось, что более преданного друга, чем Себбе, на земном шаре не сыщешь.
Остальная часть памятной записки представлена в отдельном документе.
Войти с помощью соц. сетей: