Мона. 10.10
У нее болел каждый мускул.
Мона дотронулась до груди. Здесь было больнее всего. Очень сильно билось сердце.
Ночь практически прошла без сна. Из-за волнения и непогоды она не спала до утра. В конце концов, приняла одну, нет, две, успокоительные таблетки. Легла в постель, и таблетки сделали свое дело.
Хорошо бы лечь и не проснуться.
Хотя часы показывали начало одиннадцатого, она еще не оделась.
Мона села на диван. Принялась разгадывать кроссворд в сегодняшней газете, но не смогла заполнить ни одного квадратика.
За окном лил дождь. Сквозь шум дождя она услышала, как на перроне остановился поезд метро. Хотя всю свою сознательную жизнь она прожила рядом со станцией Абрахамсберг, она так и не привыкла к грохоту. Скрежет тормозов мог по-прежнему разбудить ее среди ночи. Она много раз пыталась уговорить хозяина вставить более толстые стекла, но хозяин отказывался. Это слишком дорого, хотя у нее только три окна и балконная дверь.
Она отложила кроссворд и взяла книгу. Прочитав одну и ту же страницу бесчисленное количество раз, включила телевизор.
И тут в прихожей зазвонил телефон.
Она надела тапочки и запахнула тонкий халат. Робким шагом прошла в прихожую и взяла трубку.
– Мона Перссон, – сказала она, поправляя вязаную скатерть под телефоном.
– Мартин Янссон, полиция. Надеюсь, я не позвонил…
– Вы нашли ее? – спросила Мона, не дав ему закончить фразу.
– Нет, к сожалению. Но мы нашли ее сумку, вернее, ее рюкзак.
Грудь еще больше сдавило. Она видела это в новостях.
– Как мы поняли, вы собирали ей сумку. Мне нужно знать, что там лежало.
Мона застыла как вкопанная и попыталась вспомнить.
– Да. Это так. Я все сделала, как обычно: положила ее теннисную форму, кроссовки, полотенце… или нет, полотенца не было, гель для душа. Люкке всегда переодевалась в школе, так что я не знаю, положила ли она что-то еще в сумку.
– А больше вы ничего не помните?
– Нет, или да, резинка для волос. Волосы были распущены.
– О’кей…
В голосе полицейского послышалось разочарование. А она надеялась, что ей удалось сообщить ему необходимую информацию.
– Я могу что-то сделать?
– Сейчас нет, но мой коллега свяжется с вами в течение дня, чтобы задать дополнительные вопросы, и нам также придется взять у вас образец слюны, чтобы исключить следы вашего ДНК на сумке.
– Конечно, звоните. Можно мне спросить – где вы нашли ее сумку?
– В парке Роламбсховспаркен.
Мона призадумалась.
– Но это же в другом конце города?
– Вот именно. Сожалею, но мне надо еще поработать. Спасибо за помощь. – Полицейский положил трубку.
Мона опустилась на маленькую табуретку рядом со столиком из сосны и снова подняла трубку. Недолго думая, кому из них позвонить, набрала номер Харальда, поскольку все еще шла его неделя.
Харальд подошел после третьего гудка.
– Вы что-то знаете? – спросила она.
– Нет, ничего нового, – ответил он подавленно. – Куда она могла подеваться? Ты должна нам помочь, ты единственный человек, который ее понимает.
Мона покачала головой.
– Никак не могу взять в толк. Люкке не из тех, кто исчезает. Не понимаю, и все тут.
– Она могла сбежать?
Мона опять вспомнила о ссорах.
– Ведь она не тот ребенок, который может сбежать из дома? – продолжил Харальд.
«Ребенок, что за формулировка», – подумала она.
– Вообще-то нет. – Мона засомневалась. – Но последние недели она очень сильно грустила.
– Что ты имеешь в виду?
«Ты действительно ничего не замечал», – подумала Мона.
– Это трудно описать, но она вся ушла в себя. – У нее не было сил объяснить. Это только сделает ему больно, но никак не поможет.
– Но она всегда тихая.
Мона не ответила. Что она может сказать?
– Пожалуйста, попытайся вспомнить. Когда ты вчера отводила ее в школу, может быть, она сказала или сделала что-то особенное?
На несколько секунд воцарилась тишина.
– Нет, но я видела по ней, что она расстроена.
Они опять замолчали, и Мона стала вспоминать вчерашний день. Утро пятницы было ужасным. Когда она вошла в комнату Люкке в самом начале восьмого, девочка сидела на кровати и яростно терла пальцы о джинсы.
– Что ты делаешь? – спросила Мона и взяла ее за руки, чтобы она прекратила.
Люкке отвернула голову и прошептала:
– Я не знала.
– О чем ты?
В ту же секунду в дверь постучали, и не успели Мона с Люкке и слово сказать, как в комнату вошла Хлоя.
Мона почувствовала, как Люкке крепко сжала ее ладонь.
– Как хорошо, что ты здесь. – Хлоя посмотрела на Мону. – Я пыталась объяснить Люкке, что не надо брать мое дорогое мыло, которое в Швеции не достать. У тебя есть другое мыло, в маленькой ванне, – продолжила Хлоя, взглянув на Люкке. – На этот раз я тебя прощаю, но хочу, чтобы больше это не повторилось. Договорились?
Люкке кивнула, не поднимая глаз.
– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.
Люкке медленно подняла голову и прошептала:
– Договорились.
– Спасибо, давай забудем это и постараемся провести день хорошо. – С этими словами Хлоя вышла из комнаты.
– Не обращай внимания, – прошептала Мона, похлопав девочку по щеке.
Но Люкке продолжала с силой скрести ладони о джинсы.
– Я должна уничтожить запах этого мыла, – твердила она. – Я должна уничтожить запах!
Мона не знала, как успокоить Люкке, и дала ей возможность выговориться.
Через какое-то время девочка замолчала.
– Извини. – Она посмотрела на Мону голубыми глазами, полными слез.
– Давай наденем свитер и позавтракаем. – Мона похлопала Люкке по розовым щечкам.
Мона накрыла Люкке завтрак и, услышав, как Харальд и Хлоя ссорятся в холле, стала мыть посуду.
Как обычно, речь шла о Люкке.
На этот раз Хлоя утверждала, что слышала, как Люкке кашляет. Поэтому она не хочет, чтобы Люкке оставалась у них на выходные, а то она может заразить своего младшего брата.
Мона не заметила у Люкке никаких признаков простуды.
В конце концов, Хлое удалось уговорить Харальда позвонить Хелене, чтобы та забрала дочку. Они кричали друг на друга по телефону.
Она бросила взгляд на Люкке, сидевшую за столом на кухне. Девочка не притронулась к еде и сидела, закрыв уши.
Мона уронила стакан в мойку, и он разлетелся на мелкие осколки.
– Люкке умная девочка. Она прекрасно понимала, о чем шла речь, – тихо сказала она Харальду, о чем сразу же пожалела.
– Что ты сказала?
– Ничего.
– Как бы то ни было, пожалуйста, не уходи из дома, вдруг она придет к тебе. Разумеется, я заплачу.
– Не нужны мне никакие деньги, Харальд.
– А она не может быть у какой-нибудь подружки? Разве полиция не спрашивала тебя, у кого она может быть? Я думаю, у нас есть имена…
– Харальд, у нее нет друзей.
В трубке замолчали.
Мона не хотела рассказывать об одноклассниках Люкке, которые относились к ней плохо. Когда она приводила ее в школу, дети с ней даже не здоровались, хотя девочка иногда проявляла инициативу и пыталась установить контакт, но это становилось все реже и реже.
Мона много раз просила учительницу что-то предпринять. Но ей говорили, что сейчас так много дел, что этим займутся только после летних каникул.
После летних каникул.
Сколько раз Мона пыталась рассказать Харальду и Хелене о том, каково Люкке приходится в школе, но они ее не слушали.
Разговор окончился, но Мона продолжала сидеть на табуретке. Трубка лежала у нее на коленях.
Внутри нее зрело чувство, но она хотела побороть его, не дать ему взять верх.
Люкке было четыре года, когда Мона начала работать в семье Хёёк. Родители тогда только что развелись, и для всех это был болезненный период.
Это была не первая разведенная семья, в которой работала Мона. Все разводы были полны ненависти. И всегда страдающей стороной оказывались дети. Как бы она ни пыталась это себе объяснить, у нее ничего не получалось.
Но эта семья превзошла все остальные. Здесь все било через край. И не только потому, что маленькая Люкке была особым ребенком – очень одиноким и ранимым.
