Война была на исходе. Этого никто не произносил вслух, но дух окончания великой бойни витал в спертом воздухе оружейного отсека, весело слепил отблесками заходящего солнца на начищенных значках механика и тихонько позвякивал походной флягой на пульте наводчика. Бум! – вуууум… Истертая педаль запуска ушла вниз и под днищем зависшего на трехкилометровой высоте дредноута расцвели синие цветки кобальтового танца смерти. Неповоротливая махина дернулась и поползла к следующему участку обреченной поверхности.

Сингх поднял чумазое лицо от окуляров прицела и оглядел кабину. Оскалился в белоснежной улыбке и крикнул:

– Эй, Вакка! Готов поспорить на недельный паёк – небось, жалеешь, что мёрзнешь здесь с нами, а не загораешь внизу! Тебе бы там понравилось!

Чёрный до синевы полинезиец-механик не обиделся на подколку старого товарища и лишь выставил вперёд руку.

– Видишь этот палец, Син-Син? Именно такой толщины слой защитного крема ты будешь мазать на свою плешивую голову, когда приедешь ко мне домой после войны. Вот тогда мы и посмотрим, что лучше – морозить свои жопы в этих чертовых горах, или гореть в Аду.

Сингх снова заулыбался, но не успел ничего ответить. Индикатор прицела замигал красным, требуя к себе внимания, и наводчик оперативно уткнулся в окуляры внешнего обзора.

– Ничего… Скоро вся эта сволочь либо сдохнет, либо поднимет свои лапки кверху, и вот тогда мы с тобой сла-а-авно проведём недельку в борделях Лалитпура. Уж я-то тебя повожу по настоящим местам, на своих чертовых островах ты такого и не видел, небось…

Бум! – вуууум… Педаль снова ушла вниз и неохотно поползла обратно. Внизу очередная гряда превратилась в клубящееся облако, изрыгающее синие всполохи.

– Вот я лично отсюда поднятых рук точно не вижу, – пробормотал Сингх под нос, готовя орудие к следующему залпу.

Пожизненный Диктатор Второй Вечной Империи стоял за парадным столом, тяжело опершись на него руками. Неуместность этого инкрустированного шедевра в грубом скальном бункере в толщине Гималаев недвусмысленно сигналила о неизбежно приближающемся конце. Даже больше, чем проникающие разрывы аннигилирующих тонны камней ударов, доносящихся до присутствующих на последнем совещании Священной когорты. Священная когорта (по сути – остатки Генерального штаба Второй Вечной Империи) испуганно смотрела на своего вождя глазами четырех генералов и одного маршала. На заднем фоне маячила пара адъютантов, но кто же их считает, этих вечных обитателей тени своих патронов.

– Да, это конец! – вождь всегда гордился своей манерой говорить прямо и без увиливания. Так ему казалось.

По-крайней мере, так ему говорили. – Конец войне, конец нашим доблестным героям, которые удерживают последние рубежи нашей древней столицы! Конец нам, но не Империи!

При последних словах генералы ощутимо вздрогнули. Огромная туша маршала осталась неподвижной, лишь немного вопросительно изогнулась бровь.

– Ибо её величие, основанное на идее общего блага для лучших представителей человечества, будет жить вечно, как и подвиги тех, кто отдал жизни за её торжество!

Казалось, слова Пожизненного Диктатора гипнотизировали слушателей. Как в старые добрые времена, когда его речам внимали сотни миллионов. И пусть его форменный плащ рядового выглядел не столь блестяще, как это было раньше, умение завладеть душами первыми же словами осталось при нем. Генералы непроизвольно вытянулись в парадной стойке, и лишь маршал продолжал сидеть, опираясь на свою знаменитую трость и с лёгким прищуром смотрел на своего давнего соратника, которого знал ещё со времён партизанских отрядов Сопротивления.

– Идеи не умирают, они прорастают в будущее, питаясь кровью героев! И чем больше наших братьев поляжет на полях этой войны, тем сильнее и выше взрастёт дерево правды! Вот почему мы – последний бастион нашего дела! Преданные сыны Великой цели, готовые идти ради неё до конца! Наши жизни принадлежат будущему, и колесо реинкарнаций обещает нам, что мы своими глазами узреем воплощение наших побед, если не дрогнем в последний час!

Лоб Диктатора покрылся испариной, а голос перекрывал канонаду. «Боже, неужели он опять затеял свой пятичасовой марафон красноречия…», – мелькнула мысль в голове маршала, но многолетние инстинкты опытного аппаратчика похоронили её, не дав дрогнуть ни черточки на его лице. Не время, пока не время.

– И кому как не мне нести эту ношу! И кому, как не вам, быть моей опорой! Наши ученые верны своему долгу. Здесь и сейчас вершится судьба нашего будущего! Под гордыми вершинами Крыши Мира мы заложим фундамент нашей Победы! Технология, которую мы разрабатывали, невзирая на тяготы войны, позволит нам шагнуть из этой комнаты в грядущее. Здесь, в недосягаемой нашим врагам безопасности, будет храниться зерно истины. Криокамера, которую построили лучшие умы Империи, способна автономно существовать тысячи лет! И там, за горизонтом времени, не доступное нашему взору, уже восходит солнце нашей зари!

– Мы… Мы что же, заморозим себя?. – Генерал Безопасности оторопело смотрел на Диктатора. Трое остальных, быстро переглянувшись, уставились на вождя. Маршал продолжал сидеть неподвижно и выражения лица не менял. Он подозревал, что ещё не время выносить своё мнение на поверхность.

– Мы?.. – Диктатор, похоже, тоже слегка удивился. – Мы – нет. Эта тяжёлая миссия рассчитана на одного. Ваша задача – обеспечить успех операции и достойно принять смерть, для чего вам при входе были сделаны инъекции токсинов.

Тишина, возникшая в бункере и не уже нарушаемая глухой канонадой (даже пушки и бомбы иногда устают), была разорвана скрипучим смехом. Этот неестественный звук производил маршал, внезапно осознавший, что время, которое он тщательно ловил всю свою карьеру, так и не придет. Генералы, эти почти неотличимые близнецы кабинетных сражений, синхронно повернулись к нему. Тень отделилась от дальней стенки и выступила вперёд.

– Смерть тирану!.. Во Славу справедливости! – Молодой адъютант чьего лица никто из присутствующих так и не запомнил, вытянул руку с личным оружием и выстрелил в сторону Пожизненного Диктатора. Кто-то из генералов бросился на него. Сделав шаг назад и чуть в сторону, вождь Второй Вечной Империи оказался за бархатным занавесом, скрывавшим высокую бронированную дверь. Не дожидаясь развязки, он нырнул в неё, ввёл на панели код подрыва и тщательно запер за собой. Последнее, что он слышал, был лающий смех маршала. Диктатор, привыкший лично контролировать наиболее важные дела и особенно их завершение, дождался лёгкого толчка, подтверждающего, что помещение, откуда он только что пришел, перестало существовать. Удовлетворенно кивнув, он развернулся в сторону лаборатории. Впереди его ждала вечность.

Полтора миллиарда лет. Время, за которое уходят в небытие целые миры, рождаясь, обзаводясь жизнью на своих планетах или умирая бесплодными. Большое время даже для вселенной. Не говоря уже о биологическом виде.

Первейший из Сол умел ждать. Когда твоя жизнь длится вечность, ты по большей части только и делаешь, что ждёшь. А ведь он был самым старым в своей расе, о чем весьма прямо заявляло его имя. Так что ждать Сол умел.

Как и любой из солов, он мог видеть и Галактику и песчинку под своей ногой одновременно, мог держать планету на ладони, а мог падать верхом на снежинке в буре, бушующей где-то в системе Бетельгейзе… Мог быть точкой в пространстве, собирающей информацию, а мог стать огромным, как полыхающий красный гигант. Но Сол выбрал луну Седара и облик, в котором каждый из солов приходит в этот мир. Жаль, что подобное происходит все реже и реже..

Раса Седар. Из всех форм жизни, что пытались пробиться сквозь изощренное сито смерти, они выделялись. Будучи слабо приспособленными к борьбе за выживание, они особо остро нуждались в опекунах и няньках, которыми, по сути, являлись солы в этой галактике. Но даже при их поддержке, Седар смогли лишь выбраться за пределы своей планеты, угаснув по непонятным причинам, так и не покорив свою систему.

Храм на луне, которая вращалась вокруг их родной планеты, был поздним творением этой необычной, хрупкой и бесконечно талантливой расы. И если возможно допустить, что есть хоть какой-нибудь принцип существования вселенной, не доступный пониманию солов, то он был воплощён в этом сооружении. Потому что кроме попрания основ существования физических объектов, он выполнял ещё одну функцию – он указывал Путь.

Сол ждал. Стоя перед невыносимо изящной балюстрадой балкона Главного зала, он терпеливо дожидался ответа. Ответа на вопрос, от которого зависело будущее его расы, сотен миллиардов разумных существ, которые к ней не принадлежали, а так же триллионов тех, кто даже ещё не появились в этом физическом воплощении из великого небытия. Сол умел дожидаться.

Его не тяготила ответственность. Будучи в ответе за жизнь в этой Галактике, он к ней привык. Цель, смысл и причина существования солов была проста – все, что сумело отделиться от неживой материи, должно было быть бережно пестуемо, чтобы пройти свой Великий Путь. Будучи первой из разумных рас, солы слишком долгое время провели в одиночестве. Миллиард лет эволюции сделали их практически бессмертными и всемогущими. И заставили относиться к жизни, как к абсолютной ценности. Слишком невероятной, чтобы поверить в её существование. И, тем не менее, существовавшей.

Сол ждал. Впервые за все время обитаемой Вселенной появился вопрос, на который даже боги тысяч благодарных цивилизаций не знали ответа. Но боги были терпеливы, и Первейший из них хотел получить чёткое указание на то, где его искать. Поэтому он здесь. И Сол дождался.

Тусклая звезда в рукаве Ориона. Маленький камушек, который уже давно пережил собственных детей – бесплодный, безжизненный, бесполезный. Храм указал на него, как на начало отсчета жизни в этом уголке вселенной. Место, где полтора миллиарда лет назад появились те, кому суждено было стать Основой. Родина расы Сол.

Там, по безошибочному указанию наследия Седар, он найдёт ответ. И хотя паломничество не входило в привычку его расы (да и поклоняться там было нечему), Первейший из Сол немедленно отправился в путь. Ибо промедление грозило хаосом, который угрожал всему, что существовало лишь благодаря усилиям его и ему подобных. А за хаосом неотвратимо следовал его итог – смерть.

Медленно бредя сквозь звезды и туманности, Сол размышлял о природе явления расы Тль'ех. Почему так получилось, что усилия Первейшего и всех его сородичей приносили прямо противоположные результаты? Как вышло так, что экспансия Тль'еха была непредвиденна и нежеланна? И откуда у сравнительно молодой расы стали проявляться способности, позволяющие ей опекать другие, ещё более молодые? Все это угрожало существующему положению вещей, выстраиваемого солами на протяжении многих, бесконечно многих циклов времени. В их цветущем саду жизни, пестуемом не ради награды, а ради смысла жизни целой расы, древнейшей в галактике, появился другой садовник. Его планы были неясны и неочевидны. Его методы оставляли желать лучшего. Он не прислушивался к советам тех, кто позволил ему появиться на свет. И с этим нужно было что-то делать.

Причудливые катаклизмы умирающей планеты вынесли на поверхность пласт, геологический возраст которого был весьма преклонен. Внутри древней породы были каверны, одна из которых обнажилась в ходе эрозии. Жесткая радиация, давно уже не сдерживаемая ни магнитным полем планеты, ни остатками атмосферы проникла внутрь и вызвала короткий всплеск жизни в механизмах, которые хоть и были предназначены для длительной консервации, все же лишь чудом сохранили право называться искусственно созданными. Тем не менее – цепи замкнулись, механизмы пришли в движение и Пожизненный Диктатор Второй Вечной Империи повторно появился на свет.

Дверь камеры давно стала единой со всем остальным. Вождя забытой эпохи спасла только привычка не расставаться с личным оружием, приобретённая задолго до восхождения к вершинам власти. Потратив почти пол-обоймы, он проложил себе путь наружу. Перед его глазами расстилалась красная пустыня, с редкими валунами, из одного из которых он только что вылез. Плащ рядового, сшитый по спецзаказу и отличавшийся от регулярной армейской униформы как первый матерчатый самолёт от дредноутов его Небесных Ястребов, был как нельзя кстати. Было чертовски холодно.

Озадаченно оглядевшись вокруг, Диктатор задрал голову и стал разглядывать небо. Глядя на тусклый оранжевый шар, висящий в зените, он старался отогнать от себя мысль, что его отсутствие продлилось несколько больше запланированного. Обладая практичным умом и армейским навыками, последний человек во вселенной решил осмотреться на местности.

Определить направления частей света было затруднительно, и это раздражало. Как раздражало и то, что поблизости не наблюдалось ни малейшего присутствия воды. Если быть честным, поблизости вообще ничего не наблюдалось. Резонно решив, что стоит беречь силы, да и вода может водиться лишь в низине, Пожизненный Диктатор определил направление понижения местности и размеренным шагом привыкшего к марш-броскам человека направился в путь.

Поход его прервался от силы через полчаса. Относительно бодро преодолев очередную каменистую насыпь, он замер. Впереди, не более чем в сотне метров наблюдалась группа камней, образующих примитивный круг с огромным плоским валуном посередине. На котором, повернувшись спиной к человеку, сидело какое-то существо. Диктатор замер, стараясь дышать потише, что было непросто – воздух был разрежен, и лёгкие требовали интенсивного наполнения. Пытаясь распознать тип существа, он профессионально прикидывал пути подхода и точку наиболее эффективной атаки. И если первое представлялось весьма затруднительным – существо хоть и походило отдаленно на человека, но было голым, безволосым и как будто… слегка прозрачным – вторая задача была решена быстро и точно. Проведя нехитрые рассуждения, было принято очевидное решение – жизнь туземца ничтожна по сравнению с задачей выживания носителя высшего разума. К тому же, это, вероятно, единственный источник жидкости и пищи на многие мили вокруг. С задачей идентификации вида можно справиться и при его свежевании.

Точно следуя выбранному направлению, человек в военном плаще начал приближение с подветренной стороны, одновременно принимая позу для стрельбы с рук. Все шло идеально. До той поры, пока дегидрированная порода предательски не хрустнула под его ногой, произведя шум, заставивший существо обернуться.

Первейший из Сол и Пожизненный Диктатор посмотрели друг на друга.

Планета была безжизненна и безмолвна. С точки зрения расы Сол она не представляла никакого интереса или ценности. Она уже исполнила своё предназначение. Многие миллионы лет на ней не было даже примитивных жизненных форм и, тем не менее… Тем не менее, именно на ней следовало искать ответ на Вопрос. Храм Седар не ошибался никогда.

Потратив незаслуженно большое время на изучение, Первейший из Сол решил остаться на ней до тех пор, пока ответ не будет найден. Найдя пригодное место для медитации, он принял подобающую форму и стал ждать. Сол умеют ждать.

Негромкий звук за его спиной заставил его обернуться. Впервые за миллионы лет своего существования Первейший был удивлён. Совсем рядом с ним стояла форма жизни, карикатурно напоминавшая обрядовую форму расы Сол, почитаемую как божественную на всех планетах Галактики. И эта разновидность жизни, очевидно, была разумной. Ну, или казалась таковой. Потому что разумному существу не придёт в голову угрожать своему божеству. А намерения этого проявления живой материи не оставляли сомнений – оно готовилось на него напасть.

Сталкиваясь с разными проявлениями жизни, представители древнейшей из существующих её форм всегда исповедовали единственный принцип – все живое должно оставаться таким. Навредить существам, чья физическая сущность сместилась скорее в энергетическую плоскость, нежели материальную, мало чему под силу. Поэтому Первейшим двигало скорее любопытство, нежели опасение, когда он вошёл в разум этого неожиданного явившегося казуса. Но то, что случилось после этого, навсегда поменяло историю Галактики.

Сидящее на камне существо обернулось. И в то же самое мгновение Пожизненный Диктатор потерял контроль. Сначала его предало тело – палец так и не смог нажать на курок. Затем его покинул разум. Вождь исчезнувшей Империи успел почувствовать, как из его сознания, бесцеремонно выворачивая его наизнанку, достают самые сокровенные воспоминания, даже те, которые он прятал от самого себя. Рождение, нежность матери, первая любовь – самые глубокие чувства быстро сменились чередой ужаса и жестокости, которые он так же старался забыть. Решения, принимаемые им во имя высшей цели. Череда предательств, убийств, война. Восхождение к вершинам власти. Массовые расстрелы, концлагеря, вторая война с остатками непокоренного человечества. Приказ о применении Оружия Судного дня. Миллиард сгоревших жизней. Бегство в темпоральной криокамере. Моментальное решение пожертвовать жизнью незнакомого существа ради продления своей. Желание выжить любой ценой.

Осознание самого важного в своей жизни желания было последним, что успел почувствовать человек. Пожизненный Диктатор Второй Вечной Империи умер.

Первейший из Сол стоял над телом предка своей расы. То, что он впустил в свой разум из неосторожного любопытства, жгло его изнутри. Он кричал, но его крик некому было услышать на этой безжизненной планете. Он плакал, но раса Сол давно лишилась этой способности в процессе эволюции. Он вспоминал лица людей, но их не было в живых уже более миллиарда лет. Солнце этой старой системы взошло и село много раз, но ничего нельзя было исправить. Впервые за время существования его расы была отнята жизнь. Время – это все, что осталось у Сола. И его прошло изрядно, прежде чем в его сознании улеглось случившееся. Исполнив немыслимый, забытый ритуал, он даже смог похоронить тело последнего человека во вселенной. И только после этого покинул эту проклятую планету. Он получил то, чего искал.

Решение вопроса расы Тль'ех с неприятной ясностью стояло перед его глазами.

Ласковые волны Тихого океана накатывались на белоснежный песок. В деревне за спиной шла неспешная суета подготовки к ужину, а Вакка пил пиво. Настоящее, ещё довоенное пиво из жестяной банки. Разве сейчас делают такое? Нет, не делают.

Говорят, что где-то в Африке яйцеголовые восстановили ДНК ячменя, и скоро опять заколосятся поля этого божественного злака. И снова будет нормальное пиво. Но только когда это будет… А пока у Вакки есть его ящик, оставленный Марией, когда он уходил на фронт. Глядя на него глазами, в которых уже кончились слезы, Мария тогда сказала, мол, возвращайся, Вак-ка, живой, если не ради неё, так хоть ради этого пива. А что он? Он вернулся. И ради неё, и ради пива, конечно, тоже.

К перевёрнутой лодке, на которой сидел Вакка, подошёл плешивый непалец, одетый в длинную армейскую рубашку и шорты.

– Эй-эй, толстый хрен, подвинься, а то загородил весь вид на океан! – Он взгромоздился рядом и достал тюбик с кремом от солнца. – Печёт здесь, как у черта в заднице.

– А я тебя предупреждал, Син-Син. Три года я морозил задницу в твоих горах, теперь твоя очередь! – Толстый Вакка с улыбкой передал товарищу нераскрытую банку. Для него не жалко.

– Да уж… Я ведь там родился, а вот возвращаться совсем не хочется. – Сингх лихо, по-армейски вскрыл пиво и стал работать тощим кадыком.

– Да некуда возвращаться, Син-Син. От твоих гор мало что осталось. Живи здесь, мы тебе жену хорошую найдём, будем вместе на рыбу ходить…

– Знаю я ваших баб, насмотрелся. Каждая вторая толще тебя. Нет уж, погощу немного, только ты меня и видел. Поеду в Австралию, там, говорят, ещё города остались.

– Да какие города, Син-Син… Их же чертовы имперцы в первую очередь того… – Вакка замолчал. Уж больно не хотелось вспоминать то, что повидал на войне.

– Да, ублюдки уж постарались. – Сингх тоже замолчал. Так они и сидели, глядя на солнце, медленно тонущее в могучем океане.

– Как ты думаешь, Син-Син, вон Мария про детишек все чаще заговаривает. А мне, если честно, страшно. Вдруг опять?..

– Не, Вакка, не дрейфь. Не за то мы, брат, с тобой воевали. По мне так все, кто хотел, войной уже налопались по самые уши! А уши те сгорели, когда мы с тобой их вшивую столицу брали. Да и народу теперь вдвое меньше осталось. Кому воевать? Сдаётся мне, брат, что человечество такую прививку от войны получило, что даже через миллиард лет никто не захочет в это дерьмо наступать. Так что живите с Марией спокойно. И не забудь меня пригласить, когда ребятишками обзаведётесь, кто их дельному научит, как не дядя Сингх?. От тебя-то толку никакого, даром что механик..

Вакка хмыкнул, но от пива отрываться не стал. Так и сидели они на лодке, глядя в океан, пока не стало совсем темно. А потом пошли ужинать.