2
– Двинули!
Дельный указал на Унылого. Тот скривился:
– У меня нет ботинка.
– У тебя совести нет, и повторять не буду, – сказал торговец.
Я встряхнул головой. Капли дождя уже катились за шиворот. Посмотрел на небо. Красиво! Тонкие серебристые струи связывали тучи с Зоной. Как нити, которыми привязывали марионеток, дергает за них небо, а мы и рады плясать.
Тля. Скулеж Унылого меня раздражал. О чем можно пререкаться, когда рядом щелкают пули?
– Вот гнида! Как он нас вычислил? – на полном серьезе спросил Чес.
Адекватный человечище. Холерик чертов. Костер, облитый бензином, рядом с которым пальцами щелкнуть нельзя! Сразу же вспыхнет, обожжет до костей.
Я встал рядом с торговцем. Помял его побег с Фермы. Курточка с пятнами грязи, без бронежилета и рюкзака. Лицо посерело. Да, получить почти в упор из штурмовой винтовки – это не на пол упасть. Повезло, наемник попал в бронежилет, а не в голову.
– Куда? – спросил я.
– Возьмем правее и потопаем. Сразу к Хибаре идти смысла нет, – сказал Дельный. Он смотрел на меня, как на равного. Да, он единственный, кто остался на заборе и помог перелезть.
– А чего так?! – раздался вопрос Чеса. – И меня не спросили…
Идиоты. Я тоже идиот. Ринулся к камышам, стараясь не распахать голень об острые ветки. По пути схватил Унылого, встряхнул:
– За мной топай.
Он скорчил лицо, будто его заставили пить рыбий жир. Я перестал на них обращать внимание. Пора брать ответственность на себя. Плевать на грузного. Боится идти – пойду я. Плевать на Чеса, который готов хоть сейчас вернуться и навалять противнику. Мыслишки простые у него в голове. Одного наемника завалил и другого застрелит. Крутой урка! Киллер Чес! Обиделся, что с ним не посоветовались!
Плевать и на Дельного, скрытого вожака стаи. Пусть сначала урку поставит на место.
Плевать на все, кроме Зоны. Я двигался тяжело и не только от пережитых ночных событий. Упругая трава, разбавленная грязными лужами, превращалась в податливую поверхность. Вот и камыши. В человеческий рост, приятно желтоватые. Нет, даже бледно-желтые, но в суровой Зоне даже этот оттенок казался праздничным. Вот наше спасение, вот наше укрытие. Чавкнула вода под берцами. Перед нами новая местность со своими законами и аномалиями. Чиркнула в моей жизни военная часть, колхоз, Граница и Ферма. Куда же несет меня судьба!? Теперь вот, болота. Я всего лишь хотел дойти до бара и вернуться в часть.
– Топаем, топаем! – донесся приглушенный шепот Чеса. Командир выискался. Интересно, наших тоже подняли по тревоге из-за убитого солдатика и сержанта?
Я резко свернул влево, почувствовал, как нога проваливается во что-то вязкое. Хлюпнуло.
– Осторожно, – предупредил я.
– Поздно, – буркнул Унылый. Видимо, вляпался.
Шершавые листья камыша, который на самом-то деле не камыш, царапали физиономию. Борода спасала.
Меня не покидало чувство опасности, а только усиливалось. Тревожно. Кто или что нас преследовало?!
– Кузьма. Давай в сторону! – Это уже Дельный.
– Там провалимся, – ответил я.
– Что?
Я остановился. Сколько протопали непонятно, тут на болоте каждый метр за три считается. По времени, минут двадцать, перескакивая через водные преграды, и ощущая с каждым шагом, как земля становится подозрительно мягкой.
– Там провалимся, – повторил я.
– Так, Пробирка, значит нам надо по доскам и настилу топать? – это уже Чес.
Я остановился. Дождь усиливался, да и ветер не унимался. Камыш качался, шуршал со всех сторон, создавая иллюзию – вот он настоящий океан, не из воды, а из тростника. Волнуется, сбивает с понимания, где берег левый, берег правый. Переправа, переправа…
– Топи знаешь? – спросил я урку.
Мы стали в круг, на маленьком островке твердой суши. Чес с автоматической винтовкой черного цвета. Лицо урки с заостренными чертами, словно за ночь скульптор подточил его нос, скулы, подбородок. В расстегнутой бандитской куртке, большой ему по размеру… Бандит, самый настоящий бандит.
Дельный же, наоборот, застегнулся, повесил на плечо автомат. Дождь умыл его, он стал чище, да и щетина только начала проступать.
Унылый злился на меня, на небо и всех остальных. Он сжимал кулаки, дергалась раненая щека. Виноваты, что затащили его в болота? Конечно, он злился на меня, а его кумир урка – эталон справедливости. Мой бушлат на нем стал грязной тряпкой, в одном ботинке…
– Хлеборезку закрой, – угрюмо проговорил Чес, – много понтов, солдатик. Запомни, твое место в жопе и оттуда не вылазь. Понял?
Он слегка пригнулся. Окрысился. Я снова стал солдатиком.
Я показал на длинные листья. Тонкий стебель, который заканчивался коричневым початком. В детстве мы срывали его, сушили на солнце. Вечером, когда наступала темнота, выходили мальчишеской толпой, поджигали кончик початка. У него, как будто специально, выступала маленькая верхушечка стебля. Нет, початок не горел, а просто тлел. Набитый спрессованным пухом, красиво светился огненно-красной каймой. Любимое развлечение, махать им, вытворяя сложные фигуры. Красота.
– Что это? – спросил я.
Чес молчал, не замечая, куда я показываю. Это молчание не вело ни к чему хорошему. Наплевать. Жизнь ценнее.
– Камыш, – произнес Унылый. Попался. Наивный.
– Нет.
– Рогоза, – усмехнулся Дельный.
– Да, рогоза. Вот чуть дальше, тростник. Камыш с метелками на верхушках, да и ростом он поменьше, – сказал я.
– Знаток? – выцедил из себя слово Чес.
– Бывал на Пинских болотах. Возле Лунницы. Их еще лет сто назад пытались осушить, прокопали каналов на многие километры. Не получилось. Тут так же, осока, тростник, кусочки суши и почти все покрыто водой. Я знаю, как ходить по болотистой местности, и главное, видел от кого надо убегать.
– Что, струсил, солдатик, – язвительно сказал Чес и сделал шаг ко мне. Я не стал дергаться. Да и Дельный слегка повернулся к урке, перекрывая ему дорогу.
– Пацан дельно говорит, – произнес он.
– Да мало ли что он там насочинял?
– Стоять и ждать не выход. Пусть топает дальше. Сделаем крюк, вернемся к мостику и дальше к Хибаре, – хладнокровно продолжал Дельный.
Чес сплюнул. Провел по лицу, смахивая капли дождя.
– Сговорились, тля. Топаем, ботва, – разрешил он.
– Мне бы берцы, – произнес Унылый. Вовремя.
– Где мы их тебе возьмем? – огрызнулся урка.
Унылый втянул сопли и сказал:
– У него. Пусть без них ходит.
Я ошалел. Вот же человек! С ним за ружье с бандитами бьешься, на забор подсаживаешь, по топи первый бежишь, молясь, чтобы не залезть в аномалию, а он, сволочь, берцы требует.
Хотя я ошибся, что не вовремя. Как раз, Чес злой на меня и хочет отплатить за дерзость. Цаца какая, слова поперек не вставишь, этому урке.
– Хочешь еще шрам? Для равновесия, чтобы щеки носить удобнее, – прищурился я. Небесная вода стекала по ресницам, капля зависла на миг и сорвалась на куртку. Унылый слегка отступил.
– Все равно тебя в расход пустим, – злобно пообещал он.
– Рот завали, – устало произнес Чес и добавил, уже обращаясь ко мне: – а ты снимай берцы.
Дельный молчал. Я ожидал от него помощи, но видимо он выдал мне весь кредит.
– Решено? Да?! – Ярость разгоралась в груди, молоточки застучали в ушах. Идиот, надо было валить их на Ферме, а потом валить самому! Застрелить падлу-урку! Или ножом порезать!
Кого тут винить кроме себя? А что сейчас? В карманах жгуты и индивидуальные перевязочные пакеты. Из оружия – булавка.
– Чес, ты слово дал, я вас на Топи провожу, а ты меня отпускаешь. Или твое слово – звук пустой? – я сплюнул на рогозу. – Тогда стреляй сразу.
Чес отстранил Дельного, размахнулся и залепил оплеуху. Голова Унылого дернулась.
– Трепло тупое, – заявил Чес, – а ты не психуй. Я свое слово всегда держу. Клянусь. Сказал, отпущу, так и будет. Но берцы снимай.
– Угу, уже разогнался, – сказал я смело.
Я резко повернулся и нырнул в просвет рогозы. Хотя, какая разница, камыш он и везде камыш. Только высокий, зараза. Это я так, про рогозу и тростник понты колотил, показывая, что нужен. Да, тут в расход пустить человека за милую душу. И костей не найдут, потопят тело и гуляй потом смело.
От такого поворота сердце накалилось до предела. Я раньше себя уговаривал, что отпустят. Самообман. Самые тяжелые душевные травмы мы причиняем себе сами, своими же мечтаниями и фантазиями.
Теперь придется изображать из себя сталкера, который знает болота. Я успел далеко уйти, когда за спиной послышалась ругань моих подельников. Будь они неладны!
Зашуршал камыш, что-то большое, как бегемот, неслось, плюхая по воде.
– Эй, я сейчас стрельну! Берцы снимай! – Унылый. Кто ж ему дал такую кличку четкую! Не в бровь, а сразу в глаз, потом в пах и по затылку!
Я отмахнулся, выбирая, куда поставить ногу, ускорился, заприметив чистый участок. Унылый попытался обойти меня, наверное, хотел потыкать ружьем в живот.
Зря. Упругая поверхность провалилась под ним, сразу же всосав его до пояса. Он занервничал, запаниковал и начал пытаться вылезти на твердый участок. Получилось только хуже! Он провалился уже глубже, по грудь, открыл рот, чтобы закричать. Бульк, и набрал воды по самое «не хочу». Я впервые лицезрел, чтобы так сильно засасывали Топи! Как живое ненасытное существо, они просто втягивали Унылого.
– Хватай! – крикнул сзади урка. Я так и сделал. Нагнулся, схватил за цевье ружья, которое не выпускал Унылый. Брызги, вода с горьковатым привкусом. Я потянул, напрягая мышцы.
– Эххх! – вырвалось у меня.
Унылый вынырнул, забился как пойманная рыбина.
– Стой! Успокойся! – прикрикнул я на него.
Он затих с расширенными от ужаса глазами. Дельный и Чес подошли, именно подошли. Ну да, зачем спешить, вдруг не топь, а простая аномалия. Аномалия, которая может убить.
– Пощупай ногами, – произнес я. Ружье мы держали вдвоем.
Унылый так и сделал. Нащупал что-то твердое, встал. Вода ему доходила до груди.
– Это не топь, просто глубоко, – объяснил я и потянул за ружье. Заряженное ружье.
– Помогу, – сказал Дельный и взялся за цевье.
Через минуту мокрый Унылый был выловлен.
– Отдай, – приказал Дельный, не отпуская ружье. Мы так и застыли. Чес щелкнул затвором, намекнул:
– Я все цинкую, дезертирчик. Бросай ствол, не дури.
Что делать? Может стрельнуть? Довернуть резко ружье. Упереть ствол в голову Унылого и бабах!
Я отпустил, развел руки, показывая, что и мысли плохой не было. Мы подхватили его под мышки и подволокли к островку. Твердая суша вместила здоровых мужиков.
Унылого рвало. Болотная вода с запахом погнившей тины вырвалась из него струей. Весь мокрый, он стоял на четвереньках, и еще дождь усиливался, теперь он падал крупными каплями.
Самое странное, он потянулся не к ружью, которое перекочевало к Дельному, а в карман штанов. Достал тетрадь, завернутую в кулек, стряхнул влагу и спрятал за пазуху. Я онемел, вот это творческий человек, бережет свои рисунки больше своего здоровья.
– Унылый, ты просто гонишь! – крикнул Чес. Он собирался наорать на грузного, но снова вмешался торговец.
– Не кричи. Нас преследуют.
– Да ты заколебал меня своей притыренностью! Ни один наемник сюда не сунется! Фризов уже нет! Борзого нет! Зачем ему за нами прыгать по радиоактивной воде?!
– Не ори, – сказал Дельный и провел рукой по волосам. Они легли назад, открывая широкий лоб.
– Тля, вы меня, ботва, заколебали. Станьте возле Унылого. А ты так и стой, на карачках!
Чес взъярился, провел пальцами по уголкам рта. Вскочил на спину Унылого, от чего тот крякнул, но не упал. Страшно уронить урку.
– Ну, чего стоите? Сейчас проверим, кто там нас преследует! Психов всех Зона убила! – нервничал Чес.
Дельный кивнул, и я решил – это верно, пусть лучше Чес выглядывает из камышей, чем снова меня заставят. Хотя нет, уже не посмеют.
Он оперся на нас, поставил грязные кроссовки в сомкнутые в замок руки. Хорошо, что он самый заморышный из нас!
– Выше! Тут этот камыш высокий, как Кузьма, – проворчал он. Мы держали его несколько минут.
– Ну, – выдохнул я.
– Не нукай, – ответил самоучка-эквилибрист, – нет никого!
– Еще выше, – проворчал Дельный, и мы приподняли урку.
– Все чисто!!! – крикнул он и захохотал. – Вы тупые! Ту…
Он заткнулся, будто рот ему заклеили скотчем.
– Да что за тля… – успел произнести он.
Раздалась автоматная очередь над Топями.
