Злость. Меня так даже Баранов не бесил своей тупостью, как этот недоносок. Подлая тварь, бьющая в спину. Я попал хорошо. Он, не ожидая от меня такого действия, пропустил удар. Хоть и пытался уклониться, кулак заехал ему в скулу. Я размахнулся, стараясь добавить, но не успел. Удар в солнышко, так во дворе называли попадание в солнечное сплетение. Толстые нити нервов, сплетенные в пучке, перемычка между грудью и животом. Я аж ослеп на секунду от его удара и пропустил следующий в печень. Больно! Ярость горела во мне, требовала выхода. Убить тварь! Повис на его руке, стараясь добраться до пистолета.

На краю периферического зрения заметил движение. Все происходило слишком быстро. Я не успевал за событиями. Без нормального сна, без нормальной еды, только на силе воли… И на злости.

Я успел. Мозг еще не осознал, а решение уже принято. Я упал в ноги бандиту, стараясь слиться с землей. Чес, довольный победой, замер.

В этот момент солдатик начал стрелять. Не знаю, как он выжил, как хватило сил? Вместо руки – обрубок, из которого хлестала кровь. Я всегда думал, так делают только в дешевых фильмах. Лицо я не разглядел, но однозначно, что порванное, как остальное тело. Солдатик стрелял из автомата. Ствол водило, то в небо с черной тучей, то в грунтовку, выбивая фонтанчики земли. Он стрелял, исполняя свой долг, не давая сталкерам и бандитам перейти рубеж. Стрелял, понимая, что это последний поступок в его жизни.

Чес успел развернуться к солдату, вскинул пистолет и… Упал на спину. Пули попали в бронежилет, отлетели и зарылись в землю. Рикошет сегодня был за нас.

Это оказался последний кусок удачи солдатика. Он судорожно давил на спусковой крючок, но закончились дурные патроны. Он шел к нам неестественно, как на ходулях. Каски на нем уже не было, и я разглядел скальпированную рану. Кровь заливала лицо и шею. Из обрубка торчала белая кость, на фоне которой даже сахар бы показался серым.

Чес поднялся и направился к солдату. Вскинул пистолет, и раздались выстрелы. После беспрерывной автоматной очереди, они мне показались ударами молотка. С каждым ударом забивался гвоздь в крышку гроба молодого бойца.

После очередного выстрела Чес все же попал, и солдат рухнул. Не как показывают в фильмах, а безжизненным мешком. Говорят, электричеством в мозгу можно зажечь лампочку. У него она погасла.

Чес не останавливался, продолжал тратить патроны, пока они не закончились. Пора сваливать, я сначала пополз, потом поднялся и успел к дереву. Кто-то, тяжело пыхтя, ударил меня в спину. Я налетел на тополь, обхватил его, как родного.

– Не упал, – прошептал я. Хотя о жесткую кору сильно поцарапал лицо. Борода помогла.

– Гык, – послышался знакомый сопливый голос.

Последовал удар по спине. Идиот даже не знает, где почки, зато попал по ребрам. Боль! Я развернулся и махнул в его сторону, пытаясь попасть в подбородок.

– Не, не, снова не выйдет, – сказал грузный, наставляя на меня ружье, – двигай к мосту.

Шатаясь, как будто выпил бутылку виски, я возвращался на исходную точку. В голове только одна мысль – теперь точно прибьют.

Дельный отчаянно жестикулировал. Чес отвечал, потом сунул ему пистолет, взамен выхватил автомат и направился за трубу. Раздались выстрелы.

– Контрольные, по другому уроду, – сказал Унылый.

– Сам ты урод. Моральный, – огрызнулся я. Стало жаль, что погибший солдатик не может ответить сам за себя.

– Ты мне поговори! – пригрозил он.

Однако бить не стал. Бояться что ли начал.

Небо стало затягивать темными облаками, будто оно обиделись, что в такую хорошую погоду пролили кровь. Под порывами ветра скрипел вагон над нашими головами. Мне показалось, он еще сильнее накренился, хотя куда более – я не знал. Мы завернули за трубу. Теперь точно изобьют до смерти. Апатия мне нашептывала опустить руки, перестать бороться и принять побои.

– Пшла прочь, – просипел я.

Нет, я еще не сказал крайнего слова. Сейчас снова накинусь на бандита!

Бандит Чес, с гримасой боли на лице, стаскивал бронежилет. Рядом валялся плащ и животом вниз разорванный сержант. Даже после внезапной смерти, его не оставили в покое, а расстреляли.

– О! Кузьма! Давай лечи меня по-быстрому. Потом я тебе ботинками по голове похожу, – выдохнул Чес.

Вот оно что. Теперь не только у меня болит грудная клетка. Попал солдатик в бронежилет, а с десяти метров это вам не шарик на страйкболе словить. Дельный не терял осторожности, пронырнул вперед, вернулся.

– Болит теперь у меня душа! – закричал Чес. – Продажные твари! Денег им мало! Вот получите теперь!

Бронежилет он отстегнул, попытался скинуть, бросил это дело. Больно.

– Чё стоишь? Мажь зеленкой, быстрее, а то реально тут похороню. Еще оружие дам, словно… – Чес замолчал, но не от боли. Задумал чего? Хотя, впервые назвал меня по имени.

Унылый стоял молча. Его заинтересовали трупы военных. Казалось, повесили перед ним блестящий шарик, и он не может оторваться. Я уже подумал, что его сейчас вырвет. Нет, он просто стоял дальше.

Я же поднял бронежилет. Черт. Это дурная привычка, которую вбивали нам в мозг, что больным надо помогать. Не размышлять, кто перед тобой, убийца или слесарь с завода. Я снял с Чеса бронежилет и начал проверять грудную клетку. Чес внезапно схватил меня за ухо, как непослушного пацана:

– За тобой теперь долг, сталкерок. Так что выбирай, или я тебе палец отрежу, или щеку располосую.

Вонь от его немытого тела забивала мне нос. При каждом слове исходил такой запах, будто он ел голубиный помет.

– При попадании в бронежилет пуля передает энергию телу. Она, энергия, может поломать кости, как спички. Может вызвать внутреннее кровотечение, которое тут никто не сможет остановить. А главное, болевой шок еще наукой не отменили, – ответил я и оттолкнул его руку.

От таких доводов ухо он отпустил. При пальпации грудной клетки он тихо матерился.

– Надо вколоть обезболивающие, – сказал я.

– Потом. Запомни, сталкерок, на месте преступления лежбище не устраивают. – Чес, опираясь на меня, попытался встать, но от боли упал на место. – Тля, перекур надо сделать…

Дельный рыскал как раненная в жопу рысь. Пролетел мимо нас и ринулся к лежанке военных. Он старался не наступать на мертвых. Под маскировочным тентом находился столик из ящиков, сиденья из ящиков и просто ящики, сложенные горкой. Он начал их быстро раскрывать.

– Унылый! Рюкзак! – крикнул он.

– Унылый! Сумку! – крикнул я следом. Тот дернулся, как от сна, и произнес:

– Чего?

– Быстро! – крикнул Дельный, и в раздражении свалил один из ящиков на землю. Тот раскрылся, промасленные пачки патронов разбежались по земле.

– Быро сумку, соплежуй! – рыкнул на грузного бандит, когда он пробежал рядом. Унылый остановился прямо в луже сержантской крови, начал скидывать сумки, запутался…

– Быстрее!!! – заорал я него. Спешить тут смысла нет, но я решил, что надо приучать грузного паренька слушать и мои команды.

Он хотел что-то вякнуть. Резко передумал, под взглядом бандита с голым торсом. Синие татуировки опоясывали его тело, как изолента. Наверное, они что-то значат, мне глубоко наплевать. В их мир я попадать категорически не хотел. Человек, который убивает других, находя мелочную причину, вызывал у меня омерзение.

Я достал из сумки ампулу. Спирт на ладони. Теперь ремень, как оказалось многофункциональный, я затянул на плече Чеса, отдал ему держать концы. Вены, на сухопаром теле астеника вздувались, как трубки в коктейлях. Никаких шансов промахнуться. Я отломал верхушку ампулы, набрал в пятиграммовый шприц.

– Промедол? – спросил Чес, показывая подгнившие зубы.

– Анальгин, – задумчиво ответил я, положил его руку на колено, приноравливаясь, как лучше воткнуть иглу.

– Ой, тля! Гонишь! – сказал Чес и недовольно скривил лицо.

Мягким движением воткнул, почувствовал, как провалился кончик иглы. Все, игла в вене.

– Ремень.

– Никогда не ширялся, хотя жизнь нагибала и заставляла, – сказал Чес, отпуская ремень. Он явно гордился этим фактом. Интересно, отказ от наркоты даже этот кровавый урод превозносит, как подвиг.

– Я тоже, – ответил я, продолжая вводить последний кубик лекарства.

– Вы скоро?!

Дельный дернул ворот свитера. Жарко. От таких событий скоро пар пойдет из всех мест.

– А ты?! – огрызнулся Чес.

Унылый в спешке засовывал коробки с патронами, несколько аптечек, бинты. Дельный ему не помогал, однако контролировал, что происходит в округе.

– Быстрее, быстрее! Если военные отстреливали кабанов, то они сейчас сюда прибегут! – мотивировал нас торговец.

– Натырил и доволен, – кивнул в его сторону бандит, – как убивать, так Чес, как трофеи собирать, так Дельный… Может то сталкеры стреляли?!

– Тогда однозначно уходим. Они любят бандитов в состоянии покойников, – спокойно объяснил Дельный.

Унылый, уже с рюкзаком на спине сообщил:

– Собрал. Пусть он мне куртку вернет. Она лучше его замызганного бушлата.

Я ответить не успел. Дельный упал на землю, и следом автоматная очередь расстроила наши планы.

– Военные собаки! – заорал он, отползая под укрытие трубы.

Чес вскочил, будто получил удар током, схватил автомат и присев на корточки открыл прицельную стрельбу. В кого я не видел, а просто повторил движение торговца. Хоть в чем-то мы похожи.

– Топайте! Тупни! Солдатик – лежать! – заметив мои попытки уползти, закричал бандит в наколках.

Пули со звоном отскакивали от трубы и экскаватора. Дельный и Унылый, два сапога пара, не вставая, уползли ужами. Там свобода, там другой мир. Я смотрел, как они вскочили и побежали по дороге к разрушенному зданию. Блин! Я не понимал, как этот кусок сала обогнал торговца.

Чес же дал длинную очередь и отполз на корточках подальше от края трубы. Полазил по карманам скинутого плаща. Нашел время рыться!

Я привстал и сказал:

– Надо отходить. У военных инструкция, дальше этого поста не соваться.

Чес направил на меня ствол. Он отдалился к поваленным ящикам, стараясь сильно не поднимать голову. В штанах и берцах, полуголый с автоматом он сверлил меня взглядом, как дрелью.

– Я-то уйду, – произнес он.

Я все понял. Фраза, чтобы меня оставить… Зачем? Как возможного убийцу. Свалить на меня эту бойню.

Я встал, распрямил спину. Рядом щелкали пули, раздались грозные окрики. Что ж умирать, так по-мужски. Мне мама рассказывала, когда прадеда красные пришли расстреливать, то он взял саблю и зарубил троих. Третьего рубил уже после десятка выстрелов в него. Не хочу позорить славный род.

Автомат у бандита не дрожал, ствол не ходил вверх-вниз. Четко смотрел мне в живот, намекая, сейчас проверю кишки на прочность. Явно они у меня не бронированные.

Чес поднял другую руку и щелкнул. И еще раз. Телефон, над которым смеялся Дельный, превратился в фотокамеру. Вот что он доставал из кинутого плаща! Дельный над ним смеялся, зачем он приволок в Зону телефон.

Я аж покрылся потом, представляя снимки. Дезертир, грязный и с сумкой, стоит над мертвым телом военного. У любого, кто увидит эти фото, сразу возникнут вопросы. В Зоне нет суда, следствие проводится очень быстро. Да здравствует гуманный Всплеск, самый гуманный на нашей Земле!

– Теперь ты мой, сталкерок, – прохрипел Чес, – топаем!

Я на миг замер… Сзади смерть, впереди – Зона. Автоматные очереди затихли, и мы рванули догонять наших куркулей. Мимо труб, мимо ржавого остова грузовика. За спиной бахнуло посильнее, чем от гранаты. Я упал не от взрывной волны, а скорее от перепуга. Оглянулся. Меня пронзил скрежет металла, как будто надо мной ржавым ножом пилят жесть. Нервы в теле обрели свободу и стали крутиться, как черви на сковородке.

Вагон, висевший вопреки всем законам физики, упал под мост, накрывая пост тяжелой массой.

Тучи полностью заволокли солнце. Мы оказались недостойны его внимания.