Глава 6. Борьба миров
1
Давным-давно, кажется, в прошлом году, то есть двести пятьдесят лет тому назад, Кузьмичеву попался на глаза журнал с рисунками художников-фантастов. Сейчас ему вспомнилась репродукция, на которой был изображен некий посадочный модуль в форме тупого конуса. Модуль выпускал четыре опоры и подрабатывал планетарными двигателями…
Совсем как «аварийка». И внешне бот похож был на ту давнюю картинку – воображения старинного рисовальщика и современного инженера-конструктора пришли к общему знаменателю.
Георгий вздохнул. Что для него теперь старина и что – современность? Настоящее перемешалось с будущим, завязалось в такой узел, что и не знаешь, кому поручить его распутывать – физикам или психологам. Или психотерапевтам?
Аварийный бот сел рядом с каньоном, и его вышло встречать почти все население бывшей базы квазимодов.
Спустившись по трапу, Георгий оглядел лица встречающих. На лицах застыло выражение тревоги и усталости, даже покорности судьбе, тупого равнодушия. Дети не шумели, стояли тихо и были не по возрасту серьезны.
Впрочем, чего еще ожидать от беженцев? Однако Кузьмичев старательно искал в «зеркалах души» иные отражения и с радостью их находил. Он видел людей обозленных и сосредоточенных, смотревших на него твердо, не отводя пугливых взглядов. Иногда за прищуром мелькал настоящий металлический блеск. Да, потрепала «нормалов» война… Покривила людские души, всадила в них негатива по самое «не хочу». Волей-неволей, а в аномала обратишься…
– Все тут? – проговорил полковник, оглядывая толпу. – Надо нам решить кое-какие вопросы. Думаю, всем ясно и понятно – себумы нас в покое не оставят. И вынудят защищать свои жизни, свою планету. Выбора у нас нет, но альтернатива для детей должна быть!
Толпа зашумела.
– Тише, тише… – проворчал Кузьмичев, поднимая руку и вытягивая ее в сторону гор. – Там, за хребтом, расположен наш старый лагерь. А неподалеку от него – еще одна база пришельцев из космоса, которых я назвал лонгструмпами. Детей и воспитателей мы переправим туда, и сейчас же! Алла Миньковская и Наташа Мальцева покажут базу. За один рейс не получится, сделаем два. Третьим рейсом отправятся женщины и раненые. Воин – это древнейшая мужская профессия, так что пусть нас дамы извинят. Ну что стоите? Организовываем посадку!
Толпа зашумела, распадаясь на группы споривших, но Георгий не стал призывать людей к порядку – покричат и поймут, что правда – на его стороне. Да и воспитатели знали свое дело туго.
– Дети! Собираемся! – строгим высоким голосом распоряжалась худенькая девушка в белом комбинезоне, изрядно выпачканном в саже. – Машенька, сюда! Яна, а ты чего ждешь? Залезаем в бот!
– А там дяди! – пропищала девочка с двумя бантами, делавшими ее похожей на Чебурашку.
– Сейчас дяди уйдут…
«Дяди» – деловитые пилоты космоистребителей – как раз вытаскивали из «аварийки» противометеоритную пушку. ПМП весила немало, поэтому к люку подогнали задом песчаный танк.
– Удерживай, удерживай! Во!
– Сдай еще маленько! Еще! Стоп!
– Жека, принимай!
– Подстели под нее что-нибудь…
– Что?
– Ну вон же ящик стоит! Оторви крышку…
– Щас я…
Общими усилиями ПМП затолкали в кузов, и танк, ворча мотором и лязгая «гусянками», отъехал.
– Решил от меня избавиться? – сказал за спиной Кузьмичева знакомый, родной голос. Полковник обернулся. Алла стояла и смотрела на него почти круглыми глазами. Георгий решительно шагнул к девушке. Обнял ее, прижал к себе.
– Мне очень – понимаешь? – очень нужно, чтобы ты была в безопасности, в тылу, – заговорил он прочувствованно и проникновенно. – Это самое важное – крепкий тыл. Когда я буду знать, что себумы до тебя не доберутся, мне будет спокойнее.
– А мне? – жалобно сказала девушка. – А мне будет спокойнее, когда ты тут один?
– Я не один, нас много. И потом, я офицер, война – моя профессия, так что доконать меня себумам будет непросто. Иди садись, а то малышня все места займет…
– Я тебя люблю… – прошептала Алла и всхлипнула.
– Я тоже тебя люблю, только зачем плакать? А-а… Ты, наверное, представила, что это последняя наша встреча и мы с тобой больше никогда не увидимся, и никто не узнает, где могилка моя? Очень романтично, но, как говорится, не дождетесь! Я обязательно вернусь, и буду к тебе приставать, и ревновать, и выводить. Буду всюду раскидывать грязные носки, буду лениться помыть за собой посуду…
– Раскидывай… Ленись…
Кузьмичев оторвал от своей шеи узкие Аллины ладошки и поцеловал их.
– Все, иди, лапочка.
«Лапочка» побрела к боту, Наташа обняла ее и помахала рукой Георгию.
Началась посадка. Тут же набежали родители, и завертелась обычная кутерьма.
– Гена! Геночка! Где ты?
– Тута я!
– Где?
– Да вот же!
– …Витя, слушайся тетю-воспитательницу, ладно?
– Ладно, ладно…
– И не обижай Луизу!
– А чего она дразнится?
– Она девочка, и…
– Ну и что, что девочка? Девчонкам все можно, что ли?!
– …Миша, платочек с тобой?
– Вот!
– Не потеряй!
– …Юлия Валельевна, а там чудовиссь много?
– Чудовищ? Ой, много…
– Ула-а…
Курчавый Аркадий Кузьмин, временно исполнявший обязанности командира корабля, придал своему полнощекому лицу суровое выражение и сказал как можно тверже:
– Посадка закончена. Провожающих прошу освободить стартовую зону!
Провожающие, дружно хлюпая носами и мощно сюсюкая, отошли. Плавно закрылся внешний люк. Через минуту зажглись зеленые огни готовности к старту, бот мягко поднялся вверх. Накренился и боком понесся к горам.
– Товарищ координатор!
Кузьмичев не успел додумать грустную мысль и обернулся. Перед ним стояли и гордо улыбались киберинженер с кибертехником.
– Хотим вам кое-что показать, – сказал инженер.
– Показывайте… – рассеянно проговорил полковник.
– А вот!
Из леса на поверхность Стеклянной пустоши вышли себумские тяжелые системы, многорукие и многоногие.
– Что такое?
Киберинженер картинно вытянул руку и сказал:
– Мы перехватили управление, и теперь эти машины слушаются нас! Смотрите!
Многорукие гиганты построились в колонны и протопали маршем. Потом развернулись кругом, разошлись, исполнили неуклюжий вальс, раскачивая громадными корпусами.
– Ну, вы даете… – растерялся Кузьмичев. Не выдержал и захохотал: – Это надо же, а? Как же это вы умудрились?
– Да подумаешь, – заскромничал кибертехник. – Обычные тяжелые системы. Гемомеханические конечности, квазиживой двигатель…
– А что у них в этих… как их там… гамоме… гемоме… короче, в манипуляторах?
– А это молекулярные деструкторы, их еще называют распылителями – продолбят любую породу, просадят броню на счет «три»!
– Вот это уже ближе к теме. Молодцы! Уводите пока этих многоножек в лес. Так… Люди! Не стойте! Спускаемся в убежище и грузим пожитки. Что-то перебросим за горы, что-то оставим себе. Хорониться на базе станет опасно, когда прилетят крейсера. Под землей мы окажемся как в мышеловке, – себумам останется только завалить туннель, и с хомо будет покончено!
– И куда нам теперь? – спросили из толпы.
– В лес! Масс-уловители нас не различат, будут путать с деревьями. Инфравизоры тоже ничего не покажут – тутошние растения теплокровные, мы сольемся с фоном… Ну? Чего стоим? Кого ждем? Переверзев! Организуй своих, а то гражданские прокопаются до вечера!
Требовательно запищал коммуникатор, и Кузьмичев ответил:
– Да, слушаю!
– Это Алехин. Слушай новость – себумские крейсера финишировали!
Полковник почувствовал слабость.
– Ах, ты… А у нас еще ничего не готово!
– Все нормально, координатор. Себумам еще сутки добираться. Но рассчитывай лучше на десять – пятнадцать часов.
– Ага… Ладно, спасибо!
– Привет всем!
– Кто это? – поинтересовался Воронин, помогавший воспитателям удерживать группу детей в стабильном состоянии, из-за чего был потен.
– Алехин. Себумские крейсера на подходе, к утру будут здесь.
– Ох ты… Что же делать?
– А мы уже делаем. Не заметили?
* * *
Пренеприятнейшее известие всколыхнуло людей, но не испугало – страху натерпелись все с избытком, и в душах не оставалось места для новых переживаний. Работа продолжилась.
К вечеру аварийный бот сделал пять рейсов, мотаясь между базой квазимодов и базой лонгструмпов. На шестой рейс не хватило энергии, и «аварийка» села в лесу, став временным пристанищем для ста пятидесяти защитников Водана – именно столько бойцов числилось под командованием полковника Кузьмичева.
И опытных солдат, прошедших через «горячие точки», и ополченцев-неумех, толком не знавших, где у бластера дуло. Но старые кадры, выученные в ВДВ, скрепляли людей, как цементом, в нерушимый блок.
Боевой техники на такую команду хватало. Две «Шилки», танк высшей защиты с аннигилятором, ПМП, смонтированная в кузове песчаного танка. И три десятка многоруких машин, сжимавших в своих гемомеханических щупальцах граненые цилиндры распылителей. Рота. Войско.
Вот только хватит ли сил у этого войска, чтобы одолеть крейсер? Вот в чем вопрос…
2
Ночь прошла в последних приготовлениях. Кузьмичев исходил из того, что крейсера сядут поблизости от зоны ЧП, то есть около разбитых скаутов. А дальше видно будет…
Полковник примостился на мягком моховище, спиной опираясь о пористую, пульсирующую кору псевдобурака. Кора прогибалась и будто массировала спинные мышцы. Хорошо…
Неподалеку устроился Воронин, сгорбленный, встрепанный, с трехдневной седой щетиной. На коленях у него лежал бластер.
– Трофим Иваныч, рассказали бы чего…
– Чего же?
– Вы же воевали?
– А как же… В сорок третьем ушел добровольцем. Отец, помню, ругал меня за то, что я отказался от брони, но это было выше моих сил – отсиживаться в тылу. И я ушел на фронт.
– А дальше? – послышался голос Переверзева.
– Да как у всех… Приписали меня к 732-му стрелковому полку, бронебойщиком взвода ПТР. Знаете, что такое ПТР? Это противотанковое ружье. Штука убойнейшая, но тяжеленная. Хм. Вот как-то не вспоминаются мне героические эпизоды – не было таких. Просто какой-то бой ярче врезается в память, и все. Помню, как в Ховрино, это под Москвой, посадили нас в теплушки, прицепили паровоз, и покатил эшелон в сторону Бологого. Оттуда повернули к Великим Лукам. В семь утра, помню, послышался гул немецких бомбовозов – шли «Юнкерсы-88». Поезд остановился. Заработали зенитчики. Два «Юнкерса» загорелись и понеслись по наклонной к земле. Остальные, сбросив бомбы на мост через какую-то речку, скрылись. Не прошло и часа, как опять показались «Юнкерсы», но другие, Ю-87, мы их «лапотниками» прозывали. Опять заработала зенитка. Самолеты упорно шли на эшелон, затем ринулись в пике. Я обхватил голову руками и бросился на пол вагона. Раздался грохот, и сразу – яркий свет. Оказалось, у вагона снесло крышу. На меня полетели комья земли, щепки, камни… Наконец стихло. Пыль развеялась. Так я начал изучать вражескую авиацию…
* * *
…В начале мая эшелон остановился на безымянном разъезде. Впереди голубел Селигер, еще покрытый льдом. За ним возвышались колокольни, белели двухэтажные дома. Это был Осташков.
– Выгружайтесь! – поступила команда.
Вагоны опустели. Люди, лошади, пушки, повозки скрылись в лесу. После обеда 732-й полк выступил на марш. Иногда останавливались у болота или озера. Разувшись, шли по холодной воде, чтобы снять усталость. Через три-четыре минуты обувались и шагали дальше, пока не прибыли на позицию.
Трофим Воронин умывался в прозрачном ручье, брился на пенечке, обросшем мхом, спал на мягких пихтовых ветках. Пил березовый сок и остуженную заварку малиновых стеблей.
Весь день рыли траншеи, окапывались, и ничего не было лучше под вечер, чем набросить на усталые плечи сухой ватник и опуститься в траву рядом с землянкой, где жили повара. Тотчас появлялись два котелка – один с горячей пшенной кашей, другой с чаем. На расстеленное полотенце ложились ломтики свежего, пахучего черного хлеба, кубики сахара…
– Подкрепляйся! – сверкнул зубами Хасан Сабиров, помощник командира взвода.
Прислонив винтовку к стволу березки, Воронин вынул ложку из-за голенища сапога. Пшенка – вещь!
Было тихо, только доносился осипший голос комбата:
– …Оборудовать командный и наблюдательный пункты, основные и запасные. Подготовить щели. Окопаться. Полная маскировка. Закодировать карты, переговорные таблицы и таблицы радиосигналов. Открытые разговоры запрещаю. И еще. Побольше перебросьте «свеклы», «фасоли», «гороха» и немного «керосина». Высылаю десять человек…
Трофим Воронин был бойцом бывалым и знал, что перечисленные овощи и топливо суть противотанковые и противопехотные гранаты, патроны и бутылки с горючей жидкостью КС. За ночь группа старшины Аношко совершила два рейса и пополнила запас боеприпасов, плюс хлеба на два дня, концентратов, сахара и махорки.
Воронин сыто зевнул. Эх, храпануть бы сейчас минуток шестьсот…
Неожиданно по небу разнесся гул – это из-за леса выплыл самолет-разведчик «Фокке-вульф». Его называли «рамой».
Наглый «фока» выведывал, что у русских на переднем крае. Воронин глядел навстречу немецкому летуну, шептал неудобопроизносимые выражения и не заметил, как подошел командир батальона.
– Любуемся? – в голосе комбата звучала ирония. – Второй день глаз отвести не можешь от этой «рамы», а она летает себе да летает. Хоть бы попугал ее, что ли.
– Это можно, товарищ майор…
– Так за чем же дело стало?
– Думаю, товарищ майор, где достать колесо с осью. Да не одно…
Комбат уловил мысль рядового.
– А если к утру колеса будут – подобьешь?
– Попробую.
Не прошло и двух часов, как к землянке Воронина поднесли колеса да оси от повозок – бойцы хозвзвода постарались.
– Эй, братцы-бронебойщики! – кликнул Трофим своих. Взвод ПТР принялся за дело – солдаты до ночи возились с колесами и осями, прилаживая четыре противотанковых ружья, прикрывая «зенитки» плащ-палатками и ветками.
А с утра Воронин сдавал экзамен. Принимал его «Фокке-вульф».
К полудню туман рассеялся, послышался гул самолета.
– Воронин, – пронеслось по траншее, – летит твой «Фоккер»!
– Все в укрытие! – крикнул Трофим.
И остался один у замаскированной установки на левом фланге. Самолет заметил подозрительную конструкцию, снизил высоту.
Воронин открыл огонь по «фоке», опасаясь одного: как бы по этому участку обороны не ударили вражеские минометы, получив с «рамы» данные о цели. Нет, пронесло.
Трофим перебегал от ружья к ружью, приседал у колеса, ловил цель. Дважды у борта самолета блеснул огонек, словно по нему чиркнули спичкой. Но «фока» жил, и его пули свистели над головой Трофима.
Пэтээровец развернул колесо, взял упреждение на один корпус самолета. Прогремел выстрел. «Не попал!»
Воронин быстро поменял позицию. Летчик сделал разворот и длинной очередью прошил незамаскированную установку – ружье, ствол которого был накрепко прикреплен к обручу колеса, надетого на ось, и нацелен в небо. Воронин перебежал на другой фланг. Летчик бросил машину в новом направлении. Струя свинца порубила ветки, оголила ствол ружья. Трофим успел выстрелить в третий раз, но самолет опять взмыл вверх. Надо было срочно менять позицию, но какая-то сила удержала Воронина на месте. «Фока» теперь атакует не здесь, – подумал он. – Не спеши, не спеши…»
Вынув из сумки последний патрон с бронебойно-зажигательной пулей, зарядил ружье.
Воронин не ошибся – летчик полоснул из пулемета по ближайшей позиции, логично полагая, что бронебойщик находится там. Ан нет! Трофим в четвертый раз нажал на спусковой крючок.
Рядом с «Фоккером» появился удлинявшийся шлейф дыма. Теряя скорость, самолет врезался в землю вблизи вражеского переднего края…
3
– Да-а… – протянул Переверзев. – Были схватки боевые…
И тут раздался пронзительный свист, а вслед за ним крик наблюдавшего за небом:
– Показались! Спускаются!
Кузьмичев вскочил и выглянул из-под кривых веток, распушенных нитчатыми листьями.
Небо было на редкость ясным, и прямо в зените набухали два круглых темных пятна – будто кляксы поставили в высоте.
Кляксы быстро оформились в диски. Диски пошли в рост, и вот опустились исполинскими караваями, зависли, застя солнце. Садились малые крейсера по очереди. Сперва сел тот, что был ближе к Космограду. Он мягко опустился между сбитыми скаутами и топким берегом залива.
Кузьмичев с болезненным интересом изучал сегментированное днище второго крейсера, висевшего над лесом. Видят ли его оттуда? Может быть, сейчас какая-нибудь склизкая тварь выцеливает его и плавно жмет на гашетку? Или на что они там жмут, негуманоиды хреновы?
Крейсер мягко стронулся с места, проплыл на середину Стеклянной пустоши и сел.
– Надо же, – пробормотал Переверзев, – прямо над базой…
– А эти еще спорили, перебираться не хотели, – сказал Виштальский. – Каково бы им пришлось под себумами?
– Вызываю Кузьмичева! – сказал коммуникатор голосом Алехина.
– Я весь внимание.
– Начинаю спуск, Гошка. Вижу оба крейсера. Вы где?
– Мы в лесу за Стеклянной пустошью.
– Отлично. Тогда я нацеливаю «Зарю» на тот крейсер, что у города. Готовьтесь – шваркнет так, что не обрадуетесь!
– Обрадуемся, обрадуемся! Ты только целься получше. И слинять не забудь!
– Не волнуйся! До связи.
– Давай…
Крейсера себум не подавали никаких признаков жизни – не открывали люков, не спускали трапов, не выдвигали антенн. Какой жизнью жили боевые корабли, не ясно было, но чем дольше они оставались на одном месте, тем прочнее их «держали якоря». Теперь, прежде чем взлететь, себумы должны будут протестировать сотни систем, перевести их из посадочного режима в походный, совершить тысячи необходимых манипуляций, отдать по нисходящей сотни команд.
Алехин мог быть спокоен – удар с орбиты накроет цель. Лишь бы не мимо…
– Вижу, – сказал Переверзев, вглядываясь в небо. – Он, не он?
В вышине разгоралась слабая искорка, дорастая до трепещущего огонька, за которым тянулся прямой белый хвост. Потом от хвоста отделились тонкие дымные «усики» – это отломились выступающие части. Они сгорели первыми.
Ушей достиг далекий гром. Падавшая «Заря» успела вырасти до размеров солидного болида – облачный слой перед звездолетом расступался кругом, разогнанный воздушной волной.
– …зываю Куз…чева, – прохрипел коммуникатор.
– Кузьмичев слушает, – быстро ответил Георгий.
– …то я, …тон. … не получится вернуться.
– Что-о?!
– …лько что …казал то же самое… Пред… ляешь, забыл о разной толщине …лотных слоев …мосферы на …мле и …дане. …ижу, жду… …ремя ушло.
– Антоша! – закричала перепуганная Ева. – Антошечка!
– Ева, мне так жаль… Ах, Ева…
– Я так не хочу-у!..
– Ева, …олько не плачь, …рошо? Ну, что уж тут поделаешь… И не расстраивайся. Никогда. Я тебя прошу! Будь …стлива. Целую …сячу раз! Прощай. Прощайте!
Кузьмичев замычал, отбрасывая коммуникатор.
– Да сколько ж это можно? – простонал он и скрипнул зубами. – Ну, гады…
Гром, рушившийся с небес, переходил в обвальный грохот. Огромное тело «Зари», охваченное пламенем, будто размазанное от скорости, прошивало воздух быстрее пули, и невозможно было долго следить за падением-выстрелом. Все происходило мгновенно.
Земной корабль врезался в себумский, и на месте попадания вспухло огненное полушарие взрыва. Земля качнулась, бросая всех стоявших в траву. Воздух раскололся от удара и разошелся волной, легко выкорчевывая деревья, сворачивая холмы, сдувая пласты нестойкой почвы.
Кузьмичев отжался на руках, стряхивая комья глины, и глянул на восток. Там опадала гора грунта, выброшенного из глубокого кратера, а в небо величественно всплывал копотно-огненный гриб, подтягивая с земли необъятную, крутившуюся колонну пыли, обломков, пепла, дыма. По листьям зашуршал дождь из спекшихся комочков земли и биокерамики.
Георгий поднялся и отряхнулся.
– Внимание! – сказал он сурово. – Вечная слава Антону, он один добыл для нас победу над половиной вражьих сил. Но осталась другая половина… Кибернетисты! Выдвигайте своих «многоножек». Бойцы! Выступаем следом.
Бойцы дружно шагнули вперед, сжимая оружие, и в этот момент не было среди них нормалов и анормалов. Они все были теми, кем родились, хоть и в разное время – землянами.
У Кузьмичева мелькнула мысль, что данное соображение чересчур полно пафоса. Мелькнула и пропала. Какой, к чертям, пафос? Война это, будь она неладна…
* * *
В первых рядах ступали «многоножки». Раскачиваясь на ходу, тяжелые системы себум шли двумя колоннами, сшибая на ходу деревья. Когда они вышли на простор Стеклянной пустоши и приблизились к крейсеру, то стали обходить его с двух сторон. На ободе корабля открылись амбразуры – и закрылись. Себумы опознали свои собственные машины.
А «многоножки» окружили корабль, вскинули щупальца с распылителями и стали выполнять заданную им программу – крушить малый крейсер. Молекулярные деструкторы выли на разные голоса, а корабельная броня распадалась под ними, осыпалась чешуйками, клубилась пыльцой. Под ноги многоруких машин падали целые пласты обшивки, многослойной, как торт, а свободные передние щупальца выдирали переборки, проламывали их, пуская в распыл все живое и неживое.
Активные средства, расположенные по ободу диска, не успели уничтожить разбушевавшуюся натуртехнику, а те боевые посты, что располагались наверху, были бесполезны – «многоножки» орудовали в мертвой зоне. И тогда себумы напустили на своих киберов космические истребители и орбитальные штурмовики. Юркие машины десятками всплывали над крейсером, покидая ангары, и выписывали крутые виражи, заходя в атаку.
– «Шилки»! – заорал Кузьмичев в коммуникатор. – Чего ждете? Огонь!
Из рощицы поличинара заработала ЗСУ, посылая короткие очереди в обычном снаряжении ленты – по три осколочно-фугасных зажигательных трассирующих и по одному бронебойно-зажигательно-трассирующему. Маленькие снаряды, вылетая с четырех стволов, кромсали летательные аппараты, долбили их и продалбливали, рвали на куски пилотов, гробили двигатели.
Рухнул истребитель. Орбитальный штурмовик, едва вылетев из ангара, пустил сноп искр и упал обратно. Еще одна машина получила парочку БЗТ в диффузоры и словно замерла в воздухе. Следующий за нею космоатмосферник не успел свернуть и врезался в подбитого собрата.
Тут землянам перестало везти – залп из лазерных пушек пробуравил «Шилку» насквозь, выбрасывая фонтанчики жидкой стали.
А вот вторая ЗСУ отстрелялась до конца, выпустив по врагу весь боекомплект. Экипаж ее живо повыпрыгивал из люков и смотался в лес, так что себумам удалось выжечь уже пустой корпус. Неэффективно…
Одна за другой гибли «многоножки», вспыхивая огнем.
– Раджабов!
– Здесь я!
– Какого… А кто на «Огре»?
– Миха! Он, вообще, инженер-водитель и танк знает, как свою девушку!
– Фамилия как?
– Чья? Девушки?
– Михи!
– А! Сорокин!
– Вызываю Сорокина!
– На связи!
– Сорокин, выводи «Огра»! Ошмали этих свиней из антимата!
– Есть!
Из зарослей выехал громадный танк высшей защиты, на ходу выдвигая аннигилятор. «Умп-ф-ф!»
Невыносимое для зрения фиолетовое сияние разлилось по корпусу крейсера. Аннигилятор работал в непрерывном режиме, превращая борта и переборки в излучение. Хлынула ручьями биокерамика, раскаленная до пяти тысяч градусов.
– Пээмпэшники! На позицию! Прикройте «Огра»! Истребители – ваш выход! Держитесь малых высот!
Из леса взмыли четыре космоатмосферника, развернулись над верхушками деревьев и с ходу бросились в бой, отстреливая аппараты противника. Опыта у «военлетов» не было никакого, но пару штурмовиков они сбили-таки. И, видать, заигрались – взвились вверх, веером пуская лиловые лучи, язвя ими корпус крейсера. Тут-то и сработали орудия, молчавшие до этого. Три радужных луча ударили по ВВС Водана.
«Пф-ф-ф-т! Пф-ф-ф-т! Пф-ф-ф-т!» – и трех машин не стало.
А четвертую задело так, что бросило под аннигилятор, шуровавший в боку крейсера. Космоистребитель возогнался паром…
Излучатель антиматерии погас, и этим тут же воспользовались штурмовики себум. Они спикировали сразу десятком звеньев и всадили в тушу «Огра» струи высокотемпературной плазмы.
Расчет ПМП успел выпустить пять импульсов подряд, разметав на атомы столько же штурмовиков, но не углядел за орбитальным бомбардировщиком, сбросившим мезонную бомбу. Ее серебристое яйцо ускорилось, выбрасывая факел, и разбилось в кузове песчаного танка. Сиреневая вспышка озарила весь лес, расплавляя танк, выжигая деревья вокруг, оглушая и ослепляя землян. Еще два мезонных заряда накрыли «Огра» – не помогла танку и тройная защита, прочнейший корпус распался на части, его отбросило взрывной волной.
– Отходим! – заорал Кузьмичев.
Отстреливаясь, рота защитников Водана стала отступать, а себумы словно взбесились – целый рой летательных аппаратов кружил над лесом, сея над ним мезонные бомбочки. Земля под ногами дрожала без перерыва, взрывы били по ушам, выжигая лес и людей. До вездеходов, оставленных в излучине Жженого каньона, добралось чуть больше сотни личного состава.
Кричать команды у Георгия не было сил. Он лишь вяло махнул рукой – по машинам, мол. Рота поместилась в четырех песчаных танках…
С пригорка, уцепившись за высокий борт, Георгий глянул назад, за лес, над которым возвышался пологий купол себумского корабля. Крейсер был подранен. Но не убит.
– Ничего, – бодро проговорил Виштальский, – мы еще вернемся! А, командир?
– Куда мы денемся…
