Столица Исландии Рейкьявик – странный город даже для того, кто повидал много необычных городов. Это вулканический город – обогрев его исходит из недр земли. Сюда приезжают туристы, но немного, гораздо меньше, чем можно было бы ожидать даже в начале июля.

Солнце светило уже несколько недель: сиять в небе оно переставало лишь на час или два после полуночи. Между двумя и тремя утра наступала пора предрассветных сумерек, а потом день занимался снова.

В то утро высокий турист обошел большую часть Рейкьявика, вслушиваясь в речь людей, которые говорили на языке, так мало изменившемся за тысячу лет. Местные жители читали саги с той же легкостью, что и утреннюю газету. Было в здешнем воздухе ощущение непрерывности и постоянства, которое отчасти пугало, а отчасти успокаивало. Турист очень устал: бесконечный день прогонял сон, и все долгие безночные ночи он просиживал в номере гостиницы, читая то путеводитель, то «Холодный дом», роман, который он купил несколько недель назад в аэропорту, хотя теперь не смог бы вспомнить в каком. Иногда он просто смотрел в окно.

Наконец часы, а не только солнце, возвестили, что на дворе утро.

В одной из многочисленных кондитерских он купил плитку шоколада, а потом пошел по улице, где время от времени ветер напоминал ему о вулканической природе Исландии. Иногда, поворачивая за угол, он на мгновение ощущал серный привкус в воздухе, который, впрочем, наводил на мысль не о преисподней, а о тухлых яйцах.

Многие женщины, которых он видел на улице, казались ему очень красивыми: все высокие и белокожие. Такую красоту ценил Среда. Тень недоумевал, что привлекло Среду в его матери, которая, пусть и красавица, не была ни высокой, ни белокурой.

Тень улыбался красивым женщинам, потому что рядом с ними приятно чувствовать себя мужчиной, и некрасивым, потому что все кругом его радовало.

Он не мог бы сказать наверняка, когда именно понял, что за ним наблюдают. На одной из улиц, по которым он гулял, он вдруг сообразил, что за ним следят. Время от времени он оборачивался, пытаясь хоть мельком заметить преследователя, или смотрел в витрины магазинов на свое отражение и улицы позади себя, но не видел ничего необычного, никого, кто мог бы наблюдать за ним.

В маленьком ресторанчике он пообедал копченым тупиком с голубикой, полярным гольцом и вареным картофелем, запивая все кока-колой, которая на вкус была более сладкой, более сахаристой, чем в Штатах.

Официант, принеся счет, спросил:

– Прошу прощения. Вы американец?

– Да.

– Тогда с Четвертым июля, – сказал довольный собой официант.

Тень даже не думал, что сегодня уже четвертое. День независимости. Да. Ему нравилась сама идея независимости. Оставив деньги и чаевые на столе, он вышел из ресторана. С Атлантического океана дул прохладный бриз, и Тень на ходу застегнул пальто.

Сев на поросшем травой склоне, он стал смотреть на окружавший его город и думать о том, что рано или поздно придется возвращаться домой. И рано или поздно ему придется создать дом, в который можно было бы вернуться. Может быть, дом – это то, что случается с местом по прошествии времени? Или то, что само в конце концов найдется, если просто достаточно долго идти, ждать и хотеть?

Вниз по склону к нему широким шагом спускался старик, одетый в темно-серый плащ с обмахрившимися краями и широкополую синюю шляпу с лихо заткнутым за ленту пером морской чайки. Тени подумалось, что выглядит тот как престарелый хиппи. Или давно вышедший на пенсию снайпер. Роста старик был до нелепости высокого.

Коротко кивнув Тени, он пристроился рядом на склоне. Левый глаз у него закрывала черная пиратская повязка, и не менее пиратски топорщилась белая борода. Тень даже спросил себя, не попытается ли старик стрельнуть у него сигарету.

– Хварниг генгур? Манст бу эфтир мер? – произнес старик.

– Прошу прощения, – ответил Тень, – я не говорю по-исландски, – а потом неуверенно добавил фразу, которую заучил по разговорнику в часы короткого рассвета: – Эг тала бара энску. – «Я говорю только по-английски». – И еще: – Американец.

Старик медленно кивнул.

– Мой народ, – сказал он, – в незапамятные времена отправился отсюда в Америку. Они уплыли туда и вернулись назад. Они сказали, это хорошее место для людей, но дурное для богов. А без своих богов они чувствовали себя слишком… слишком одинокими.

По-английски он говорил уверенно и плавно, но паузы и ударения во фразах были странными. Тень всмотрелся в его лицо: вблизи старик казался старше, чем можно было себе представить. Вся кожа у него была испещрена крохотными морщинками и черточками, будто гранитная плита пошла трещинами.

– А ведь я тебя знаю, дружок.

– Правда?

– Мы с тобой прошли по одной дороге. И я тоже девять дней висел на дереве, принесенный в жертву себе самому. Я – властитель асов. Я – бог Виселиц.

– Ты – О́дин, – сказал Тень.

Старик задумчиво кивнул, словно взвешивая и измеряя это имя.

– У меня много имен, но я действительно О́дин, сын Бора.

– Я видел, как ты умер. Я бдел над твоим телом. Ради власти ты так многое попытался разрушить. Ты готов был так многое принести в жертву самому себе. Ты это сделал.

– Я этого не делал.

– Это сделал Среда. Он был ты.

– Да, он был я. Но я ведь не он. – Старик поскреб нос, закачалось перо чайки на шляпе. – Ты вернешься? – спросил Хозяин Виселиц. – В Америку?

– Меня там ничего не ждет, – ответил Тень и, уже произнося эти слова, понял, что это неправда.

– Тебя там многое ждет, – сказал старик. – Но все подождет, пока ты не вернешься.

Мимо них пролетела белая бабочка. Тень молчал. Богов и их обычаев ему с лихвой хватит и на несколько жизней. Он решил, что сядет на автобус в аэропорт и поменяет билет. Сядет на самолет куда-нибудь, где он никогда не был. Он нигде не задержится.

– Слушай, – сказал вдруг Тень. – А ведь у меня для тебя кое-что есть. – Порывшись в кармане, он спрятал в ладони нужный предмет. – Протяни руку.

О́дин поглядел на него серьезно и странно, потом, пожав плечами, протянул руку ладонью вниз. Тень перевернул ее ладонью вверх.

Подняв обе руки, он показал сперва одну, потом другую, давая понять, что в них совершенно пусто. А потом толкнул стеклянный глаз в заскорузлую ладонь старика.

– Как ты это сделал?

– Магия, – без улыбки ответил Тень.

Старик усмехнулся, рассмеялся и захлопал в ладоши. Глаз он оглядел, держа его меж большим и указательным пальцами, потом кивнул, словно доподлинно знал, что перед ним, а потом убрал в кожаный мешочек, висевший у него на поясе.

– Такк коэрлега. Я о нем позабочусь.

– Не надо благодарить.

Тень встал, отряхивая джинсы.

– Еще, – потребовал властелин Асгарда, сделав властный жест. Его низкий голос звучал повелительно: – Еще. Повтори снова.

– Эх вы, боги, – вздохнул Тень. – Все-то вам мало. Ладно уж. Этому я научился у одного парня, который уже мертв.

Он запустил руку в никуда и достал из воздуха золотую монету. Это была совершенно обычная золотая монета. Она не умела возвращать мертвецов или исцелять больных, но золотая монета есть золотая монета.

– Вот и все, и больше нет ничего, – сказал он, показывая монету, зажатую между большим и указательным пальцами. – Тут и сказке конец.

Монету он подбросил большим пальцем в воздух.

В солнечном свете она взметнулась золотой струей, замерцала, заблистала и повисла в летнем небе, словно и не собиралась падать. Может быть, она и не упадет никогда. Тень не хотел этого знать. Он ушел. И шел, не останавливаясь.