Глава 16

Его все-таки побеспокоили. Правда, произошло это не утром следующего дня, а ближе к вечеру. Поначалу увидев на дисплее телефона фамилию «Нечаев», Ворон приготовился к срочному вызову в ИИЗ и множественным отговоркам, в том числе и посылу настойчивого ученого ко всем чертям. Все оказалось серьезнее: взломать пытались его собственный дом.

Действовали преступники с двух сторон. Одни лезли через забор. Не только битые бутылки на вершине трехметровых стен не смогли их остановить, но и электрический ток. Другие пробирались через подвал, а вернее, пробовали проникнуть в оружейную (и Ворон даже думать не хотел, чем грозил бы подобный маневр).

Лет пятнадцать назад, как только Ворон получил дом в полное свое владение, первое, что он сделал, – полностью перестроил подвальные помещения. Он обрубил все, до чего сумел дотянуться, и проложил заново, заново спроектировал вентиляцию и заэкранировал помещения. Строители шутили про «богатея, больного паранойей, решившего превратить свое жилище в филиал Форт-Нокс». Сам проект стоил дорого, а в подвале получилось бы пережить ядерную бомбардировку, но сейчас все вложения оправдали себя с лихвой.

Уезжая с Романом, Денис поставил дом на сигнализацию и временную консервацию. Тоже весьма дорогая система, вышедшая когда-то в копеечку, предусматривала железные решетки с внутренних сторон окон (которые и так не разбить обыкновенным камнем). Двери были закрыты на три дополнительных замка и еще две створки, автоматически выезжающие из пазов в стенах. Листы из толстой нержавеющей стали перекрывали дымоход в пяти местах (там так и так стояла железная решетка, но мало ли какой злоумышленник проникался в детстве сказкой о трех поросятах).

Ворон усилием воли отгонял мысль о том, что, если бы друзья остались в доме, их могли застать врасплох и, вполне возможно, убить. Гнал еще и потому, поскольку боялся до конца осознать возможность одиночества, а значит, и вытворить в реальности какую-нибудь глупость. Вряд ли парню, приближающемуся к порогу двадцатипятилетия, нужен напарник-наседка, а уж Роману, который сам привык опекать всех и вся, смена ролей точно не понравилась бы.

Полицейские приехали через три минуты. На территорию проникнуть они, разумеется, не смогли, зато не только увидели, но и засняли на камеру двоих злоумышленников: невысокого роста, сутулых, одетых в черные длинные обноски вроде монашеских ряс, с конусообразными вязаными шапками на головах, сидящими поверх капюшонов, и в «птичьих» масках. Задержать пытались, но не смогли: бегали преступники с нечеловеческой скоростью.

Позже – уже когда Ворон прибыл на место, вышел в Интернет с ноутбука Нечаева и сунул под нос полицейским картинку – маски идентифицировали как венецианские. Похожие носили лекари в Европе во время чумы.

– Все, – сказал Ворон, посмотрев на часы. – Проходите, гости дорогие. Как хорошо, что наши друзья из полиции не стали дожидаться полной расконсервации здания и уехали.

Словно в подтверждение его слов щелкнул замок на воротах. Ворон коснулся груди, где под футболкой на витом шнуре прятался небольшой серебряный медальон-пластинка в виде летящей птицы, а на более массивной цепочке – кулон-брелок, столь же стильный, сколь и функциональный.

Небольшой треугольник из посеребренного металла казался всего-навсего украшением. Выходящие из углов прямые делили его на шесть областей, в каждой из которых находился выгравированный знак планет Солнечной системы: Меркурия, Венеры, Земли, Марса, Юпитера и Сатурна. В зависимости от их удаленности от Солнца каждой планете присваивалось число от единицы до шестерки. Нажатие кода осуществлялось легким надавливанием на символ. Если комбинация подбиралась верно, в центре скрещивания лучей загоралась синяя лампочка (Ворон называл ее Антарес – по названию самой яркой звезды в созвездии, под которым он родился).

Лампочка зажглась и сейчас – маленький синий огонек мигнул через ткань футболки, и ворота открылись.

– А что, чая на сотрудников правопорядка не напасетесь? – усмехнулся Нечаев.

– Чая действительно почти не держу. Его только Дэн пьет, я же предпочитаю кофе.

– Ого! – только и сказал Нечаев, когда, войдя, наткнулся взглядом на композицию из округлых камней, стоящих друг на друге. Каждый из них был размером приблизительно с ведро и имел форму, далекую от прямоугольной. Всего – штук пять. Создавалось впечатление, будто камни парили в воздухе, наплевав на закон тяготения, и просто соприкасались краями.

Ворон улыбнулся уголками губ.

– Ничего особенного, – сказал он и повел плечом. – Немного терпения, чуть-чуть знания физики и чувство баланса.

– Вы феншуист?

– Вот еще. У меня просто имелся Интернет с понравившейся картинкой и много свободного времени.

– И скука, – прибавил Денис.

Ворон фыркнул.

– Именно таким способом я лечился после отравления сначала «радужкой», а затем «антидотом», созданным на ее основе, – пояснил он. – Жуткая гадость эти ваши искусственные артефакты, не связывайтесь с ними, господин Нечаев.

– Я и не собирался, – ответил тот. – А вот те, наверное, повалил кто-то из преступников, – сказал он, указывая на раскиданные камни. – Или…

Шагах в тридцати у забора валялось несколько булыжников. Один из них, в форме, приближенной к треугольной, зарылся в землю одной из вершин.

– Или, – кивнул Ворон, – баланс нарушил какой-то подкинутый нам артефакт. Дэн?

– «Тараканья лапка», – ответил тот. – Я ощущаю еще штук пять.

– Мелкая месть тех, кто обломал о нас зубы, – заметил Ворон. – Пошлете своих молодцов?

Нечаев кивнул и подал знак нескольким спецам, прибывшим вместе с ним и пока держащимся в отдалении. Те выгрузили из машины какое-то оборудование, смахивающее на ранцы охотников за привидениями, и пошли бродить по саду.

– Разумеется, все, что найдете, – ваше, – сказал Ворон.

– А тут ничего более ценного и нет, – усмехнулся Денис.

Алла приобняла его за плечи и рассмеялась:

– Тс-с… они же не знают об этом. Не разочаровывай раньше времени, ты ведь не хочешь сам потом по кустам ходить?

– Нет, конечно.

– Здесь артефакты! – донесся издали голос спеца. – Вредные! Просто бог вас миловал! Мы их обезвредим и заберем.

Нечаев махнул рукой, давая добро на подобное наглое изымание чужой собственности (к слову, недешевой). Ворон со вздохом закатил глаза к небу.

– Если б я уповал на Бога, то утонул бы в реке еще ребенком, вывалившись из лодки, – сказал он и рассмеялся: – Эх, жаль, огород не держу, знал бы, куда ваших ребят направить.

– А позвольте вопрос? – спросил Нечаев. – Существует мнение, будто среди сталкеров преобладают либо атеисты, либо, наоборот, очень верующие люди. Вы вот к кому себя причисляете?

– Ни к тем, ни к другим, – ответил Ворон. – Вы ведь, говоря о вере, имеете в виду христианство, а то и православие как одну из его ветвей? А под атеизмом вы понимаете некое отрицание все того же христианства?

– Это как бы логично, нет?

Ворон покачал головой:

– Я не из этой системы в принципе. Если говорить в общем, мне безразличны иудействующие религии как таковые. Я верю в бессмертие души, множество реинкарнаций и бесценный опыт, который приобретает человек с каждым новым рождением. – Сказав это, он развернулся на каблуках и поспешил к дому. Алла и Денис уже стояли на крыльце и ждали, когда им откроют дверь (у Дениса был собственный брелок, но он пользовался им лишь в самых крайних случаях).

– Простите, я был бестактен. – Нечаев догнал его почти у крыльца. – Просто… вы не похожи ни на кого из тех, с кем мы обычно имеем дело.

– Верно. Я и есть не такой.

Отвечая Нечаеву, Ворон нисколько не кривил душой. Он считал себя абсолютно нерелигиозным человеком, к тому же несуеверным. Тем не менее он обожал всякого рода символику и мистификации. В конце концов, он мог позволить себе красивые вещи, а сорокам и воронам положено таскать разного рода безделушки в собственное гнездо. В свое время Ворон изучил слишком многое и давно разочаровался в вещах, из-за которых люди раньше, а некоторые (не особенно подкованные в плане изучения истории) и сейчас готовы были убивать себе подобных.

«Не существует большей глупости, чем ругаться из-за того, через какое плечо стоит плевать, особенно если не верить в сглаз. Тем паче не имеет смысла отравлять свою жизнь догмами и правилами, не несущими ни малейшей ценности или практической пользы, – говорил он фанатикам и проповедникам, время от времени появляющимся на его пути. – Я не пойду насильничать, грабить и убивать не потому, что меня за это покарает некое божество. Я просто считаю подобное поведение низостью и не вижу в нем ничего достойного».

На извечный же довод тех, кто начинал говорить о посмертии, он отвечал не атеистическим «рая нет», а припоминал более древние учения – те, которые, к сожалению, почти вытеснило с исконных территорий христианство. Древние верили в реинкарнацию, но не в том смысле, который был принят у буддистов: человек не мог воплотиться в животное или предмет, он продолжал рождаться человеком.

Вера в вечность пути, постоянство рождений и смертей отвергали саму возможность рабства: хоть физического, хоть духовного. Человек, гнущий спину ради некоего небесного царства, которое может наступить после его кончины, был несвободен в принципе, что бы ему ни говорили пастыри (которым весьма и весьма выгодны преклонение и смирение). Человек, верящий в бессмертие собственной души, свободен всегда. И чихать он хотел на навязываемые ему рамки. Собственную жизнь он воспринимал одним из кругов обучения, а происходящее с ним – не испытаниями некоего ревнивого божества, которому очень скучно без того, чтобы не портить жизнь собственным созданиям, а как бесценный опыт.

Оттого и вызывали столько злобы у христианских проповедников язычники, потому и призывали «святые» отцы убивать их всех без разбора: мужчин, женщин, стариков, детей. И не просто так все язычники, на какой бы территории они ни проживали, чтили предков и память, а став христианами, начинали бояться живых мертвецов, призраков и всего неизведанного, объясняемого пасторами (чаще всего людьми, далекими от изучения чего-либо, кроме своих священных книг) кознями дьявола.

– Первым в дом пустим Дэна, – заявил Ворон, взяв Аллу за руку. – Не то что он напоминает мне кота, но…

– Я всяко полезнее, – откликнулся Денис.

Он вошел в дом и прикрыл дверь. Некоторое время все оставалось тихо. Нечаев и Алла завели какой-то совершенно не обязывающий ни к чему разговор. Ворон воспользовался этим и, отойдя чуть в сторону, облокотился на стену дома и прикрыл глаза. То пленение «белыми сталкерами» подарило ему одну особенность, которую он по сей день никому не открыл, кроме Дениса, которого та касалась в первую очередь.

Ворон стоял с закрытыми глазами, а на внутренней стороне век словно вырисовался план дома, по которому двигался синий огонек – Денис.

Временами Ворон пытался представить кого-нибудь другого, но не выходило. То ли все дело было в Зоне, то ли в проживании под одной крышей, то ли в гораздо более тонких материях.

– Все, идемте, – сказал он, когда Денис закончил обход и направился обратно. – Мне надоело ждать у дверей собственного дома.

Кажется, Нечаев хотел возразить, но не решился. Алла же усмехнулась и вошла первой, бросив через порог:

– А кота все же советую завести. Черного. Или кошку – трехцветную, на счастье.