Дипломатия
В первой четверти восемнадцатого столетия положение России в мире кардинально изменилось. Соответственным образом преобразовалась вся ее внешняя политика и дипломатия. Собственно говоря, российская дипломатия в современном значении этого понятия только при Петре и возникла – если иметь в виду постоянные отношения с великими державами, приверженность европейским традициям и общность протокола.
Движение России и Европы было встречным, совместным. Пожалуй, даже можно сказать, что Запад проявил здесь не меньшую активность. Мы часто поминаем пресловутое «окно», якобы прорубленное Петром в Европу (и еще вернемся к этой метафоре), но на самом деле Московия давно уже проделала в ту сторону если не окно, то окошко, через которое поглядывала на быстро развивающийся Запад недоверчивым, но любопытствующим и все более завистливым взглядом. Это Европа долгое время смотреть в восточную сторону не желала, находя там мало любопытного. И вдруг гигант проснулся, зашевелился, поднялся во весь исполинский рост, и не замечать его стало невозможно. Он оказался и пугающ, и непредсказуем, но в то же время очень интересен сразу в разных смыслах: военном, политическом, торговом. Раньше про Россию думали, что она скорее Азия, теперь стали думать, что она, пожалуй, скорее Европа.
Это была эпоха, когда происходила перетасовка в колоде великих держав. Одни поднимались, другие слабели. Некоторые – Голландия, Швеция, Османская империя – вовсе утрачивали этот статус. Взамен вырастали новые сильные игроки, которые и назывались по-новому: Российская империя и Прусское королевство.
Очень коротко и схематично выход России на международную арену можно разделить на несколько этапов.
На первом, в 1690-е годы, Петр считал основной задачей выход к южным морям, а главным препятствием на этом пути видел Османскую империю, поэтому все усилия Посольского приказа направлялись на составление антитурецкой коалиции.
Когда из этого проекта ничего не вышло, Россия переориентировалась на движение в сторону Балтики. Сначала вступила в антишведский альянс, потом, когда он развалился, пыталась его восстановить и обрести новых союзников в Европе. Из этого мало что получалось, потому что европейские дворы (в особенности после Нарвского поражения) относились к «русским варварам» пренебрежительно.
Ситуация коренным образом переменилась после Полтавской виктории. Первые европейские державы наперебой стали предлагать Петру помощь, союз, посредничество – всё то, чего он прежде тщетно добивался. Дипломатическая жизнь от этого только усложнилась, и в какой-то момент царь чуть не ввязался в войну с могущественной Англией, которая теперь стала смотреть на Россию как на опасного соперника.
Когда Петр Алексеевич скончался, многие трудные дипломатические узлы оставались неразвязанными, и слабым преемникам сильного самодержца досталось очень непростое наследие.
Царь лично руководил внешней политикой державы, вмешивался в любые мелочи, наконец сам бывал с визитами в иностранных столицах (довольно необычное для той эпохи явление). Повсюду он производил весьма яркое, хоть и не всегда благоприятное впечатление. Под воздействием личности Петра у европейцев надолго сложилось стойкое мнение о русских в целом как о людях порывистых и грубых, ненавидящих условности и размашистых во всех своих проявлениях. Однако русские посланники, «резиденты» и переговорщики были совсем не таковы. Созданная ими дипломатическая школа объединяла новые европейские тактики со старыми московскими навыками, истоки которых уходили в Орду и Византию. Это были сильные и изобретательные оппоненты.
Организационно внешнеполитическое ведомство России менялось вместе со всем правительственным аппаратом.
Посольский приказ просуществовал до административной реформы 1718 года. До 1706 года им руководил Федор Головин, ближайший помощник Петра. Он первым из русской знати сбрил бороду, первым получил звание генерал-фельдмаршала, первым заслужил графский титул, первым стал называться канцлером, а иностранные дипломаты именовали его попросту: первым министром.
После смерти Головина ведомством управлял Петр Шафиров, человек выдающихся и разнообразных способностей. Числился он при этом вице-канцлером – из-за своего низкого происхождения, а также потому, что канцлером стал Гавриил Головкин, соперничавший с Шафировым из-за влияния в дипломатических делах. В конце концов канцлер переиграл вице-канцлера и возглавил созданную в 1718 году Коллегию иностранных дел. Она переняла все функции Посольского приказа и проводила внешнюю политику империи на протяжении всего восемнадцатого века.
Главным новшеством для России стал обмен постоянными представительствами со всеми первостепенными и рядом второстепенных стран. Теперь империя беспрерывно получала сведения о происходящем за рубежом и могла доносить до иностранных правительств свою позицию, а в некоторых столицах (например, в Константинополе) даже влиять на внутреннюю политику государства-партнера.
К концу петровского правления русские посольства имелись при турецком, шведском, французском, английском, прусском, саксонском и датском дворах. В городах, имевших важное значение для торговли, появились консульства: в Венеции, Амстердаме, Кадисе, Бордо, Шемахе и даже в далеком Пекине.
На содержание дипломатической службы тратились немалые деньги, основная часть которых, согласно тогдашним русским понятиям о правильном ведении дел, предназначалась на «дачи», то есть на взятки. При знаменитом своей коррумпированностью султанском дворе эта тактика работала отлично, в Европе много хуже, но и там русские послы пытались соблазнить важных людей деньгами и соболями – подчас небезуспешно. Вспомним, что подобным образом удалось превратить в русского «агента влияния» самого герцога Мальборо, могущественнейшего вельможу. Известно, что даже в 1710 году, то есть в год, когда в казне обнаружился огромный дефицит, Россия потратила на «посольские дачи» почти сто пятьдесят тысяч рублей.
При Петре у русской дипломатии возникает новая любопытная миссия: контрпропаганда. Это была эпоха, когда в Западной Европе уже издавались газеты и публицистические брошюры; всё большее значение начало приобретать невиданное на Руси диво – общественное мнение. У Петра не раз была возможность убедиться, что оно способно влиять на политику. К тому же царь очень болезненно относился к личным выпадам в свой адрес. На родине такое, конечно, было немыслимо, а в Европе про Петра писали язвительные памфлеты, рисовали на него карикатуры, даже чеканили обидные медали.
Русский «министр» в Гааге князь Куракин имел задание препятствовать появлению газетных статей, выставляющих Россию в невыгодном свете. Посол пытался объяснить царю, что в Голландии это невозможно: «Относительно газетеров, к моему собственному несчастию, не могу достигнуть желаемой цели; не один я из министров приношу на них жалобы, но предупредить никто этого не может». Однако усвоить идею свободной прессы Петру, конечно, было непросто.
В 1704–1706 годах произошел весьма неприятный инцидент. Бывший воспитатель царевича Алексея данцигский уроженец Мартин Нейгебауэр, недовольный тем, как с ним обошлись в России, вернувшись в Европу, стал выпускать разоблачительные трактаты («Искреннее послание знатного немецкого офицера к одному вельможе о гнусных поступках москвитян с чужестранными офицерами» и т. п.), которые бесплатно рассылались повсюду. Это начинало наносить серьезный вред русским интересам – особенно при найме на службу иностранцев.
Сначала русская дипломатия действовала по-московски: потребовала запретить хождение обидных пасквилей. В Саксонии и Пруссии это даже получилось, но в более свободных странах лишь послужило Нейгебауэру бесплатной рекламой, и он стал писать еще активней.
Тогда царские представители решили лечить подобное подобным и наняли памфлетистов, которые принялись защищать Россию и разоблачать очернителя. Первое такое сочинение вышло в 1705 году и получилось неуклюжим. Через год пришлось издавать еще одно, заказанное новому наставнику царевича барону Гюйссену, доктору юриспруденции. Ради этого барон даже специально отправился в Германию и выпустил книжку под названием «Пространное обличение преступного и клеветами наполненного пасквиля, который за несколько времени перед сим был издан в свет под титулом: Искреннее послание знатного немецкого офицера» (вторая, обидная часть титула была опущена). Не слишком мудрствуя, автор объявлял, что Нейгебауэр все врет, а сам он негодяй и «архишельма». Нечего и говорить, что «архишельма» такой полемике лишь обрадовался и сочинил новые разоблачения, да еще и получил от шведов приглашение на дипломатическую службу.
На фронте пропаганды российской дипломатии предстояло еще учиться и учиться.
Основные маневры и действия российской дипломатии военного времени были изложены во втором разделе. Мы видели, что в какие-то моменты дипломаты обретали большее значение, чем полководцы, а один раз, на Пруте, даже спасли страну от катастрофы. Триумфом внешнеполитического ведомства стал и Ништадтский мир.
Теперь посмотрим, в каком состоянии находились отношения России с основными ее оппонентами и партнерами на исходе петровского царствования.
В прежние времена для Москвы важнее всего были контакты с традиционным соперником – Речью Посполитой. Но в начале нового века Польша утрачивает всякое политическое влияние. Во время войны русские и шведские войска беспрепятственно и бесцеремонно перемещаются по ее территории; вопрос о том, кому быть польским королем, решается не поляками, а шведским королем и русским царем. Бывшая великая держава, сто лет назад завоевавшая Россию, была обречена. Скоро ее поглотят и разделят между собой хищные соседи.
Подписание Ништадтского мира. П. Шенк
Другим аутсайдером нового европейского порядка после поражения стала Швеция. Истощенная войной, оставшаяся без армии и флота, она тоже потеряла всякое величие и перестала представлять для России опасность. При этом Петр сохранил к упорному врагу большое уважение и желал жить со Стокгольмом в дружбе. За год до смерти царь заключил с Швецией оборонительный союз, две страны обязались приходить друг другу на помощь в случае агрессии со стороны третьего государства.
Ситуация с третьим важным соседом, Турцией, выглядела нетриумфально. Попытка Петра утвердиться на южном море была во всех смыслах дорогостоящей и ни к чему не привела. Пропускать русские корабли через проливы на средиземноморские рынки Константинополь отказывался, а для того, чтобы добиться этого оружием, у России пока не хватало сил. Эту задачу Петр должен был оставить своим преемникам. В 1720 году Россия и Турция подписали договор о «вечном мире» («вечность» продлится 15 лет).
В начале своего царствования Петр из всех зарубежных стран больше всего интересовался Голландией, потому что голландцев было много в Немецкой слободе, они научили любознательного юношу ремеслам и привили ему любовь к флоту. Петр заочно полюбил Голландию, выучил язык и в 1697 году осуществил свою мечту – поехал в Нидерланды. Эту привязанность он сохранял и в дальнейшем, даже взял голландский флаг за образец для российского, переменив местами цвета. На первых порах самый видный российский дипломат Андрей Матвеев был размещен в Гааге, ведая оттуда всеми европейскими связями, но впоследствии и царю, и его советникам стало ясно, что большая политика делается в иных местах, и отношения с Соединенными Провинциями сделались по преимуществу коммерческими. Россия даже не держала в Голландии постоянного посольства.
Если говорить о большой европейской политике, то у нее в 1720-х годах было три центра: Вена, Париж и Лондон.
Сначала для России важнее была Австрия, поскольку император активно участвовал в восточноевропейских делах и тоже враждовал с Портой. Император Леопольд в 1698 году к «московитскому царю» всерьез не отнесся, совершенно разбив планы Петра об антитурецком союзе. Посланнику Петру Голицыну, прибывшему в Вену вскоре после нарвского разгрома с просьбой о мирном посредничестве, пришлось еще труднее. Он жаловался, что все над ним потешаются, а главный министр не хочет и разговаривать. Нужна хотя бы «малая виктория» над шведами, чтобы к русским стали относиться с уважением, писал Голицын.
После «большой виктории» 1709 года венский двор начал смотреть на Россию иначе – как на потенциально ценного союзника. Романовы породнились с Габсбургами: Алексей Петрович и Карл VI были женаты на сестрах. Однако когда царевич сбежал в австрийские владения, свояк фактически заставил его вернуться домой, на гибель. Хорошие отношения с Петербургом для Вены были важнее. У обеих держав были общие интересы в противостоянии с Турцией, во многом совпадали они и в Европе. В последние годы Петр желал расширить союз с Швецией, присоединив к нему и Австрию, но довести дело до конца не успел. Две империи договорятся о политическом альянсе уже после смерти царя, в 1726 году, и это соглашение окажется удивительно прочным – оно продержится до середины XIX века, став одним из важных факторов европейской политики.
Франция, несмотря на неудачный для нее исход Войны за испанское наследство, все равно оставалась первой по могуществу страной континента. Долгое время, в том числе и после Полтавы, Версаль занимал враждебную позицию по отношению к России. Тому было две причины. Во-первых, Франция поддерживала Турцию, которая оттягивала на себя силы Австрийской империи, поэтому послы Людовика XIV, а затем и Людовика XV всячески интриговали в Константинополе против русского влияния. Во-вторых, французы сделали ставку на Карла XII, надеясь перетащить его на свою сторону или, во всяком случае, пугать австрийцев и англичан такой перспективой. Однако, когда мир в Западной Европе восстановился, между Францией и Россией началось некоторое сближение. В 1717 году Петр побывал с визитом в Париже, после чего отношения стали почти сердечными (даже возник проект обручить маленького короля с царской дочерью Елизаветой). Французы пытались устроить мирные переговоры между Стокгольмом и Петербургом, а затем пробовали посредничать в русско-английском дипломатическом конфликте.
Отношения с Англией были очень сложными, зигзагообразными. Они сильно испортились в 1708 году, когда Карл XII повернул на восток. В Лондоне не сомневались, что шведы скоро победят, и признали польским королем Станислава Лещинского. Когда же русский посол Андрей Матвеев после этого собрался уезжать, с ним обошлись так, как с иностранными дипломатами не поступают: под предлогом невыплаченного долга грубо задержали и посадили в тюрьму. За этот безобразный инцидент англичане впоследствии (разумеется, уже после Полтавы) принесли извинения от имени королевы Анны и парламента.
Англия тоже, как и Франция, претендовала на роль посредника между Швецией и Россией, и сильный британский флот служил гарантией того, что при таком арбитре мир будет соблюдаться. «Шведский след» в якобитском заговоре, раскрытом в 1717 году, рассорил англичан с Карлом XII, но у них имелись основания подозревать и Петра в связях к претендентом – небезосновательные, поскольку царь действительно симпатизировал Стюартам. Когда Карл погиб, у Лондона не осталось причин враждовать с Швецией, зато намерения Петра касательно балтийской торговли и его продолжающиеся контакты с эмигрантской партией побуждали Британию держаться антироссийского курса. На последнем этапе Северной войны русско-английские отношения настолько ухудшились, что балтийскому флоту пришлось опасаться нападения эскадры адмирала Норриса. До выстрелов не дошло, но дипломатические контакты были разорваны, когда Англия отказалась признать за Петром императорский титул. Французы, тогда не заинтересованные в обострении европейской ситуации, несколько смягчили это противостояние, однако при жизни Петра отношения так и не восстановились.
Королевство Пруссия, образовавшееся из Бранденбургского курфюршества в 1701 году, с самого начала было в дружеских отношениях с Россией, поскольку рассчитывало поживиться за счет континентальных шведских владений. Рачительный и осторожный Фридрих-Вильгельм I (1712–1740), которого Петр находил «зело приятным», дождался момента, когда Швеция совсем ослабеет, и потом присоединился к русско-датско-саксонскому альянсу, значительно увеличив свои земли и в благодарность признав все российские приобретения на Балтике. Со временем прусские интересы в регионе столкнутся с русскими, но это произойдет уже не при Петре.
Царь тоже умел быть приятным по отношению к ценным союзникам. У Фридриха-Вильгельма была идея-фикс: он мечтал набрать полк гвардейцев исполинского роста и, хоть был баснословно скуп, не жалел на это никаких денег. Его «потсдамские гиганты» должны были иметь рост не ниже 188 сантиметров – в восемнадцатом веке таких верзил рождалось немного и обходились они дорого. Известно, что за ирландца ростом 2 метра 17 сантиметров король выложил 6000 фунтов стерлингов.
Пытаясь сэкономить, Фридрих-Вильгельм насильно женил своих великанов на очень высоких женщинах, но эти генетические эксперименты не всегда удавались и больно уж долго приходилось ждать результата. Петру ничего не стоило оказать другу ерундовую любезность. Довольно было разослать по губерниям приказ собрать «больших мужиков». Каждый год в Пруссию отправлялись партии таких живых подарков, и отношения двух стран были превосходными. Всего царь презентовал королю 248 своих подданных.
Среди прочих дипломатических интересов России стоит упомянуть о папском престоле, поддержка которого требовалась Петру в польском вопросе. Но понтифик хотел, чтобы Петр разрешил в своем государстве свободное исповедование католицизма, а на это русские пойти не могли.
Прусский король Фридрих-Вильгельм и его великаны. Гравюра. XVIII в.
Еще царь с 1723 года завел посольство в Мадриде – кажется, в расчете использовать эту страну против Англии, но и из этого ничего не вышло, поскольку Испания находилась в жалком состоянии и ни с кем воевать не могла.
На развитие азиатских связей (если исключить Персидский поход, имевший мало отношения к дипломатии) у Петра времени не хватило. С великим дальневосточным соседом, Цинским Китаем, посольские дела велись лишь в связи с разметкой границы и с торговлей. Последняя, впрочем, развивалась очень активно, так что в 1719 году в Пекине даже поселился русский консул Лоренц Ланг (плененный под Полтавой швед, поступивший на русскую службу).
В начале восемнадцатого века империя еще не стремилась стать евразийской, ей пока хотелось быть европейской.