Законы
Петр энергично вмешивался во все сферы российской жизни, но нигде его деятельность не была столь кипучей, как в области законотворчества. Тому имелись две причины – объективная и личная.
Обновление государства безусловно требовало новых письменных правил, по которым отныне будет существовать империя. Изменилось самое назначение государства. Прежде оно, по очень точному выражению М. Богословского, ставило перед собой только три задачи: обеспечивать оборону от внешних врагов, блюсти внутреннюю безопасность и собирать необходимые для этого средства. В общественную и частную жизнь подданных оно вмешивалось очень мало. «Регулярное» государство, хотя бы внешне берущее за образец Европу, подобными функциями ограничиваться не могло, а военно-бюрократическая империя, которую строил Петр, и подавно. Как мы помним, согласно петровскому идеалу, держава должна была работать как часы, а это требовало составить строгие предписания и инструкции для каждого «колесика» и «винтика».
Но помимо рациональной мотивации в том извержении законов и указов, который Петр обрушил на страну, безусловно ощущается и характер преобразователя, одержимого страстью к регламентации всего и вся. Царь верил, что ему достаточно расписать жизнь до мелочей, ничего не упустив, обо всем распорядиться, и тогда наконец наступит порядок.
Обстоятельства, правда, были таковы, что всерьез заняться любимым законотворческим делом Петр смог только в самый последний период царствования – раньше он был слишком занят борьбой со шведами.
Впервые самодержец взялся за переписывание российских законов еще в начале 1700 года, под впечатлением от европейского путешествия. Тогда была создана большая комиссия по составлению нового уложения, но скоро началась война и пошла так трудно, что стало не до мирных забот.
Новые законодательные акты выпускались, но бессистемно, по мере надобности. Прошло немало лет, прежде чем у Петра появилось время взяться за дело всерьез – это случилось после Полтавы. Ключевский подсчитал, что до 1710 года в России появилось около пятисот указов, а после перелома в войне – две с половиной тысячи. Но лишь с 1720 года, покончив с военно-кочевой жизнью и поселившись в Петербурге, государь занялся сочинением законов в ежедневном режиме.
Во многих из них ощутим неповторимый петровский слог и стиль. Царь рассматривал текст закона еще и как своего рода педагогический трактат, поэтому в начале обычно следовало обоснование: понеже обстоятельства (или мировая практика, или предписания разума) таковы и таковы, повелеваем следующее. Однако, не слишком надеясь на умственные способности подданных, в конце Петр обычно переходит к угрозам, очень подробно описывая, как будет караться нарушение данного закона.
Петровский указ
В оформлении законодательной системы Петр снова взял за образец Швецию.
В 1718 году началось составление уставов для коллегий, чтобы для начала навести порядок в самом правительстве. Юстиц-коллегия занялась переводом шведских законов и их адаптацией к российским реалиям. Сотрудникам этого ведомства предписывалось тратить половину присутственного времени на текущие дела, а вторую половину – на составление уложения.
Петровское законодательство стремилось к всеохватности. Это не просто перечень правил, по которым устроено государство с перечислением наказаний за нарушение этих правил, а нечто вроде подробной и мелочной инструкции «правильной жизни».
Помимо сотен указаний, касающихся вещей действительно важных – уголовного и гражданского права, военных и торговых уставов, промышленности, межведомственных отношений, градостроительства и прочего, – петровское государство произвело на свет массу постановлений избыточных и даже удивительных.
Как можно и как нельзя строить собственные дома; как одеваться; кому носить бороду, а кому бриться; как веселиться и как скорбеть; как лечиться и в каких гробах ложиться в могилу. Иногда вмешательство в семейную жизнь, впрочем, оказывалось и полезным. Например, Петр запретил родителям принуждать сыновей и дочерей к браку, если те не согласны. Тем же указом 1724 года помещикам не позволялось поступать подобным образом с крепостными.
Нельзя без удовольствия читать и петровский «Закон о дураках и дурах» (1722). Царь обеспокоился, что дворяне завещают свое имущество необразованным детям, то есть «дуракам» и «дурам», а те, если состоятельны, потом без труда находят себе пару, «несмотря на их дурачество, но для богатства», отчего плодятся новые дураки. Посему Сенату предписывалось вести учет «дуракам», и буде те окажутся вовсе не способны к обучению, наследства им не давать и брака не позволять. Более действенного стимула для образования дворянства придумать было трудно.
Мало было издать законы, требовалась система, которая могла бы их применять, – судебная система. Ее в старой Московии, по сути дела, не существовало. На местах исполнительная власть являлась и судебной. Можно было обратиться за правдой и прямо к царю, но его суд редко бывал скорым.
Петр попытался учредить иерархию судов, внешне очень похожую на европейскую: внизу – земские суды, потом провинциальные, потом окружные. Неднократно выходили указы о том, чтобы никто не обращался с просьбами лично к государю, не подав прошения в установленных учреждениях и не пройдя всех инстанций. Назначением судейских чиновников ведала юстиц-коллегия, что обеспечивало если не независимость судебной власти, то по крайней мере ее обособленность от губернаторов и воевод.
Но сама идея разделения властей была чужда «ордынскому» государству, и продержалась эта полунезависимость очень недолго. Традиционно судебная власть была неотделима от административной. Сама концепция независимой судебной власти казалась диковинной и прижиться не могла. Уже через несколько лет отправление правосудия было возвращено воеводам, которым в помощь придавались асессоры (судейские чиновники), его подчиненные.
Личность Петра, обладавшего крутым нравом, нашла отражение и в системе наказаний. Как я уже писал, составляя законы, царь апеллировал к разуму подданных, но при этом больше полагался на страх. Кары, предписанные новым законодательством, выглядят еще суровее, чем старомосковские, к тому же смягченные в 1680-е годы при правительстве Василия Голицына.
Обширнейший спектр наказаний, несомненно придуманный самим царем, поражает своим многообразием и дает представление о том, что Петр считал легким преступлением, а что тяжелым.
За праздную болтовню в церкви с нарушителей брали денежный штраф – очень немаленький, в рубль. Штрафом же наказывали чиновников за прогулы или неслужебные разговоры.
Нетерпимый к всякому ослушанию, Петр жестоко наказывал нарушителей своей воли – даже в мелочах. Например, после обязательного введения европейской одежды, всякого торговца, продававшего русское платье не тому, кому следовало, ждала каторга.
Человека, наносящего ущерб государству, ждала смертная казнь даже за мелкие шалости вроде подкладывания в казенный груз некачественной продукции.
Впрочем, и в смертной казни существовали градации: от обычной, быстрой до долгой и мучительной, в зависимости от тяжести содеянного.
Просто за убийство вешали, но за убийство офицера ломали на колесе. За святотатство прижигали язык железом, а потом рубили голову. За колдовство сжигали живьем. Так же карали фальшивомонетчиков.
Самое жестокое наказание полагалось за преступление, более всего ненавистное Петру, – измену. Предателей, тайно общавшихся с врагом, равно как и заговорщиков, которые замышляли зло против государя, предавали четвертованию: поочередно отсекали конечности.
Российское население и раньше не испытывало особого уважения к законам, которые всегда вводились не для защиты народа, а для еще худшего угнетения, но по крайней мере прежние законы были немногочисленны и понятны. Теперь же отторжение официального Закона, недоверие к нему, часто непонимание его буквы и смысла становятся константой во взаимоотношениях власти и народа. Вместо того, чтобы укрепить общество некоей системой договоренностей и твердо установленных правил, петровское законотворчество сделало ставку на принуждение и страх. Правами в этом государстве обладал только один человек – государь, он же был высшей инстанцией, решавшей, когда, как и в каком объеме применять тот или иной закон.