НА РЕКЕ УГРЕ

свобождение Руси от монголо-татарского ига произошло в 1480 году, ровно через сто лот после Куликовской битвы. Не задумывался ли ты, читатель, почему победа на Куликовом поле занимает в нашем сознании место более значительное, чем окончательная победа над Золотой Ордой?

Хотя все сравнении условны, обратимся к довольно близким нам событиям огромного масштаба — к Великой Отечественной войне.

Какая битва с фашистами была самой весомой? Конечно, не Берлинская, хотя после нее гитлеровцы капитулировали. Битвой, определившей победителей, стала Сталинградская битва. Война после нее не кончилась, но ход войны и исход ее определились.

Человеку надо перенести тяжелую поклажу через гору. Как труден путь к вершине! Силы кончаются, вот, кажется, все иссякли. Хочется сбросить груз, опуститься рядом с ним на камни и умереть. Но человек, если сохранилось в нем мужество, добирается до вершины — пусть ползком, и когда оглянется он с вершины назад, когда увидит ужасную крутизну, которую преодолел, то дальнейший путь, пусть тоже опасный и нелегкий, покажется ему возможным. И он пройдет его с радостью и воодушевлением.

Сталинградская битва была для советского народа труднейшим подъемом в гору, с вершины которой открывалась дорога к победе.

И Куликовская битва для русских людей была труднейшим подъемом в гору, с вершины которой, пусть в далекой дали, но виднелась победа над завоевателями. Вот почему Куликовская битва, в которой русские люди ощутили свою возродившуюся силу, занимает в нашем сознании особое место.

Но как нельзя представить победу над фашистами без Берлинской битвы, так невозможно представить конец монголо-татарского ига без победы на реке Угре. Там тоже пришлось нелегко и непросто, и наш долг, читатель, наградить героев тех напряженных событий благодарной памятью о них.

Однако есть еще причина, из-за которой последняя война с монголо-татарами не запечатлелась в наших душах с достойной гордостью. Издавна утвердилось мнение, что ханская власть к 1480 году так ослабла, что русским ничего не стоило освободиться от нее. Сам ход войны, казалось, стопроцентно подтверждал это.

Большеордынский хан Ахмед, желая привести Русь в покорное состояние, летом пошел к реке Угре и занял ее правый берег. На левом встало войско великого князя Московского Ивана III. «И пришли татары, — сообщает летопись, — начали в наших стрелять, а наши в них, а другие татары на воевод внезапно напали. Наши стрелами и из пищалей многих татар убили, а их стрелы среди наших падали и никого не ранили. И отбили их от берега, и много дней они приступали с боем, и но победили, ожидая, пока река замерзнет». Хан ждал, чтобы природа устроила ему прочные мосты на реке. И вот река замерзла. «…Были тогда холод и великие морозы, а царь Ахмед побежал 11 ноября», то-есть неприятельское войско, когда можно было дать сражение Ивану III, снялось и поспешно пошло в степь.

«Стоянием на Угре» были названы те события. Пришли, побросали друг в друга стрелы, помокли в осеннюю слякоть, а как ударили морозы, разошлись под теплые крыши. Чем же тут, действительно, гордиться?!

Современники, недруги князя, а следом многие буржуазные историки обвиняли Ивана III в нерешительности и даже в трусости: если Ахмед не рискнул переправиться через реку, то должен был сделать это Иван. Есть документ «Послание на Угру», страстный призыв архиепископа Вассиана, горячие слова, побуждающие русского князя к быстрейшей схватке с противником. Вассиан был советником и духовным наставником Ивана III, и уж если он укорял князя в нерешительности, значит, на самом деле Иван был испуган; только еще большая трусость хана Ахмеда спасла на этот раз Москву от разорения… Вот как вкратце можно изложить мнение многих старых русских историков (да и некоторых советских) о важнейшем событии в судьбе России.

А на самом деле все было не так, все было сложно, трудно и могло кончиться не победой, а поражением, и русские еще долго платили бы дань ханам. Кончилось бы печально, если бы не храбрость русских воинов, не мудрость и твердость Ивана III.

Уже ранней весной 1480 года отряд ордынцев был замечен у реки Оки, вблизи русских владений. Московские воеводы прогнали врагов. Было ясно, что это разведка. Нужно было ждать большое войско.

В то время ливонцы напали на Псковскую землю, польский король и великий князь литовский Казимир готовился пойти походом на Москву, а младшие братья Ивана III, Андрей Большой и Борис, недовольные твердой властью, уехали с семьями из своих уделов поближе к литовской границе — грозили старшему брату переходом на службу к Казимиру. Вот какой букет неприятных событий! Лучшего времени для сведения счетов с Москвой хану Ахмеду не дождаться.

Грозная обстановка. Однако Московское государство было теперь куда крепче и обширнее, чем при Дмитрии Донском, в его составе почти все основные русские княжества, и Новгород тоже; правильнее называть государство не Московским, а Русским.

Во всех краях обширной русской земли начали собираться рати. И другие дела, связанные с войной, пришли в движение. Иван III тоже обзавелся союзником, хотя и не надежным — крымским ханом Менгли-Гиреем. Менгли-Гирей враг и соперник хана Ахмеда, он обещает вторгнуться во владения короля и князя Казимира, пока тот будет в походе на Москву; Казимиру придется какую-то часть войска обращать против крымских татар… Серьезную схватку с Ливонским орденом надо отложить на будущее, пока же выставлен против немецких рыцарей достаточный заслон… Поскольку войско Ахмеда вобрало в себя почти всех воинов и владения Орды остались малозащищенными, в глубь ордынских земель пошла по Волге «судовая рать» — сильный отряд в ладьях под предводительством хана Нурдовлета городецкого и воеводы князя Василия Ноздреватого звенигородского… Все, что нужно, кажется, сделано. Великий князь Московский Иван III Васильевич уверен, что не допустит ордынцев до Москвы и других городов, но всякое бывает, надо готовить столицу и города к обороне… И остается мятеж братьев; он опасен тем, что их полки не будут участвовать в войне. Нужно искать примирения с братьями…

Рати были собраны. Во главе с сыном великого князя Иваном Ивановичем и братом Андреем Меньшим они двинулись из Москвы к Оке и встали в районе Серпухова и Тарусы; подвижные отряды расположились непосредственно на берегу реки. Сам Иван III с частью войска пошел в Коломну, именно вблизи этого города, как правило, ходили на Москву ордынцы.

Начиналась последняя треть лета. В эти дни стало известно, что войско Ахмеда, двигаясь между верховьями Оки и Дона, повернуло на северо-запад. Если бы оно продолжало двигаться прямо на север, то и вышло бы к Коломне и Серпухову. Теперь же что-то изменилось в планах Ахмеда. Оказалось, хан не решился идти прямо на Москву, предпочел войти во владения своего союзника — великого княжества Литовского и уже оттуда, понуждая Казимира своим примером, продолжить поход. В те времена граница между государствами Казимира и Ивана проходила на большом отрезке по реке Угре. К месту впадения Угры в Оку, что около Калуги, и шел Ахмед. Стало также известно, что Ахмед и Казимир хотят двинуться на Москву вместе.

Ордынское войско, поскольку путь его удлинился, подошло к Угре в начале октября. Промедление противника было на пользу русским. За это время войско перешло от Серпухова и Коломны в район Калуги, а сам великий князь получил возможность вести переговоры с мятежными братьями. На примирении настаивали и мать братьев, и духовенство, и бояре с воеводами. Примирение состоялось, полки Андрея Большого и Бориса 20 октября влились в общее войско и тем усилили его.

Иван III вернулся с переговоров к войску. Его распоряжения и то, как он разместил свои полки, сделали бы честь любому выдающемуся полководцу.

Князья Иван Иванович и Андрей Меньшой снова занялись обороной берега, но теперь уже берега Угры, а не Оки, как раньше. На противоположном берегу расположились ордынцы.

Основная масса русского войска сосредоточилась в городке Кременце, в шестидесяти километрах от реки. По военным правилам того времени большую часть войска полагалось сблизить с противником чуть ли не на выстрел из лука, в данном случае надо было всех подвести к берегу.

Вот это-то нарушение устоявшихся правил и дало повод для обвинений великого князя в трусости. И в нерешительности тоже. А историки последующих времен не смогли отличить кажущееся от истинного.

В чем же правота великого князя? Русско-литовская граница по Угре чуть ли не в сто километров. В каком месте будут переходить реку ордынцы? Броды есть и у Калуги, у восточного конца границы, и у Юхнова, у конца западного, есть они и в середине. Подвижное конное войско Ахмеда может быстро переместиться из одного конца в другой. А пешее войско русских не успеет так же быстро перейти на угрожаемый участок. Ордынцы легко переправятся на русский берег, и как тогда остановить их на пути к Москве? Так что лучше держать главные силы в Кременце, оттуда они поспеют к любому участку, где начнутся серьезные действия. Позиция в Кременце хороша еще и тем, что она прикрывает дорогу на Москву от литовского войска, которое, как известно, тоже готовится к выступлению против русских. Вот тебе и трусость! Не трусость, а великая предусмотрительность…

Да, Иван III сам не спешит напасть на войско Ахмеда. А зачем ему спешить? Он дома, на своей земле. Ахмед же в литовских владениях. Пусть себе стоит там, сколько захочет. Время не в пользу Орде, во вред ей. Близятся холода. Еда для людей и корм для лошадей подходят к концу… Менгли-Гирей вторгся в южные владения Литвы. Но не столько крымские татары, сколько русские князья и бояре, живущие под властью Литвы, да и литовские князья, тяготеющие к Руси, озаботили Казимира: в среде многих русских и литовских князей, подданных Казимира, зреет заговор, простой русский люд накален так, что может вспыхнуть восстание. Польский король, великий князь литовский, так и не придет на помощь Ахмеду — послать войско на Москву рискованно, можно остаться и без короны и без княжеского стола… А из Орды мчатся гонцы к хану Ахмеду: «судовая рать» русских дошла до города Булгар, опустошает там земли, берет пленников, защититься от Нурдовлета городецкого и Василии Ноздреватого звенигородского невозможно; некому защищаться все воины на Угре! Так вот развивались события осенью 1480 года. Но главное происходит на Угре…

Многие реки России знамениты подвигами, совершенными на их берегах. В числе таких рек Угра. Она не мала — 400 километров от истока до устья. Течет по смоленским и калужским землям в высоких берегах, впадает в Оку в 15 километрах выше Калуги. В те времена, о которых рассказ, Угра была полноводнее, ширина ее и глубина были такие, что без бродов не переправиться через реку. Хан Ахмед знал это; люди Казимира показали ордынцам все места, где конь со всадником может пройти по дну реки.

Бродов было достаточно. Но мало оказалось годных для переправы большого войска. Одни не годились тем, что спуски к ним и выходы из реки были круты — у таких мест русские легко побьют неприятеля; дорога от других, удобных, уходила в густой лес или в овраги, что тоже непригодно ордынцам. Тактика у ордынцев прежняя, еще батыевская — засыпать стрелами противника, тут же налететь огромной конной массой, охватить со всех сторон пешее войско, смять его, изрубить саблями. Для такой тактики тоже нашелся брод около самого устья Угры; на пятикилометровом участке оба берега низкие, песчаные, и дорога от этого брода ведет в Калугу и в Москву. Сюда и подошли главные силы хана Ахмеда. Здесь они и стоят.

Почему стоят? Почему не переправляются? Берег Угры обороняют русские пешие воины, боярская конница и «наряд».

«Наряд» — это артиллерия. Она-то дала возможность Ивану III надежно оборонять броды, не выводя к ним главные силы. Правда, место переправы ордынцев определилось. Но из Кременца русскому войску отойти сюда, на берег, нельзя: это потом выяснится, что Казимир не пойдет на Москву, а сейчас Кременец грозит литовцам, и пока есть эта угроза, Казимир будет считаться с нею.

Как известно, еще Дмитрий Донской установил первые пушки в Кремле Москвы. За сто лет, минувших с тех дней, артиллерийское дело прижилось и развилось в Русском государстве. В Москве есть «Пушечная изба», где льют пищали разного калибра: завесные, то есть ружья, носимые на ремне, соколики и волокнейки — орудия для полевого боя и самые крупные — стенобитные. В октябре 1480 года русская артиллерия сказала свое первое грозное слово в полевом бою. Она стоит у бродов, бьет ядрами и «дробосечным железом» — картечью по всадникам Ахмеда, бросившимся в реку. Это запомнилось, и в «Лицевом своде», в иллюстрированной летописи, среди 16 тысяч рисунков есть такие, где русские воины на берегу Угры изображены с пищалями и пушками, а противник только с луками.

Мы коснулись летописного свидетельства, вернемся к летописным строкам, помещенным в начале рассказа: «И пришли татары, начали в наших стрелять, а наши в них, а другие татары на воевод внезапно напали. Наши стрелами и из пищалей многих татар убили, а их стрелы среди наших падали и никого не ранили». За этими спокойными строками скрыто великое напряжение первого боя. Еще не ведая страха, охваченные азартом близкой сечи, ордынцы, а было это 8 октября, выпустили со своего берега тучи стрел и привычно бросились вперед по белому сыпучему песку в чистую воду реки. «Стрелы среди наших падали и никого не ранили» потому, что многие были в крепких доспехах, а ширина реки в том месте была такая, что стрелы достигали противоположного берега на излете. Холодная вода Угры, как путы, охватила ноги лошадей. Ордынцы двигались медленным валом. По валу, в грудь и головы коней и людей, русские воины в свою очередь выпустили тучи стрел. И одновременно грянул гром — вступили в дело «пищальники» и «огненные стрельцы».

Что тогда было в реке? Плотина из убитых и раненых. Обезумевшие лошади. Испуганные всадники. Сами ордынцы, тонувшие в реке, загородили дорогу всему своему войску. Так была отбита первая попытка переправиться через Угру.

«И отбили их от берега, и много дней они приступали с боем». Первая неудача могла быть и случайной. Хан Ахмед снова погнал войско на переправу. И снова реку запрудили убитые лошади и люди. Кому удавалось достичь русского берега, того истребляла конница саблями. В этих побоищах прошло четыре дня — дни перед окончательным избавлением от монголо-татарского ига, длившегося почти два с половиной века.

«…Другие татары на воевод внезапно напали». Что скрыто за этой строкой? Хан Ахмед сделал попытку сильным отрядом переправиться через Угру по другому броду — у Опакова городища. Удайся это, и ордынские всадники вышли бы в тыл русским у основной переправы. Хотя нападение было внезапное, оно не удалось, противник и там был отброшен. Весь угрожаемый берег оборонялся надежно.

В тылу у ордынцев были захваченные Литвой русские города: Мещовск, Козельск, Белев, Мценск, Новосиль… Там начались патриотические выступления русских людей. Разве могли они, хранившие память о героическом сопротивлении Батыю, быть безучастными в теперешней борьбе с Ордой! Выступление было обращено не столько против Казимира, сколько против Ахмеда. И хан, прервав попытки перейти Угру, направил большие силы на расправу с непокорными, на разграбление тех мест. Вот какой был октябрь 1480 года. Вот как кончалось монголо-татарское иго.

Восстание затихло. Всадники Ахмеда снова собрались у брода. Тогда-то хан и пригрозил русским, что, дождавшись ледостава, перемахнет реку единым духом, расправится с москвичами беспощадно.

Неизвестно, что думал в те недели холодной осени король и князь Казимир о союзнических обязательствах. Если даже он хотел помочь хану, пренебрегши внутренними трудностями, он помочь ничем не мог. Идти на соединение с ордынцами просто глупо — броды Угры неприступны. Двинуться одному на Москву с запада? Русское войско, сосредоточенное в Кременце, перехватит его на дороге…

В тот памятный год холода пришли очень рано. Зима словно хотела испытать крепость грозного ханского обещания. Угру быстро затягивал молодой лед. Недолго еще вода струилась в середине реки. Скоро замерзла и середина. Еще несколько дней, и переберутся по льду ордынские кони. Что будет тогда?

При начале ледостава великий князь московский Иван III приказал всем отрядам, оборонявшим берег, собраться в Кременце. Смысла в обороне берега не было, скоро по всей реке будет сплошной «брод». Дождавшись полки, Иван III отвел войско в город Боровск. На просторах около Боровска было решено дать ордынцам полевое сражение.

Река встала 26 октября. Но Ахмед-хан все не появлялся на левом берегу. В начале третьей недели такого странного поведения, 11 ноября, пришло в Боровск от русской стражи известие — неприятель пошел в степь.

Не пошел он, а побежал. Изнуренное потерями, обносившееся до дыр, голодное, обманутое Казимиром, деморализованное напрасной растратой сил и осознанием того, что Москва — неодолимая сила, подхлестываемое лютой стужей и русской конницей, — таким было воинство Большой Орды.

До своих владений хану Ахмеду надо было идти три с лишним сотни верст. В своей Орде тоже будет несладко: как волки загрызают раненого волка, так ханы загрызают хана неудачливого. Вспоминал ли тогда хан Ахмед конец Мамая, бежавшего с Куликова поля? Во всяком случае, судьба их сходна: в 1481 году Ахмед был убит ханом Иваком.

Русское государство после победы на Угре стало полностью независимым, самостоятельным. И снова, как после победы на Куликовом поле, во всех краях Русской земли славили Москву, взявшую на себя великий труд и завершившую его так доблестно.

Осталось в веках и имя Ивана III, выдающегося государственного деятеля, умного дипломата, искусного военачальника. Таких людей, как он, родина не забывает; он крепко связал разрозненные земли в одно государство и отбросил от него врагов. Что же касается самой битвы на Угре, о которой наш рассказ, она может служить примером того, как военачальник побеждает врага, сохранив в целости свое войско. Воины, стоявшие в Кременце, нужны были и для других дел — после Угры они воевали со Швецией, с Ливонским орденом и ни в одной войне не посрамили русского оружия.

Мы говорили, что в прежние эпохи одним из показателей авторитета государства были браки правителей. Великий князь московский Иван III женился на Софье Палеолог, племяннице императора Византии. Случилось так, что этот император оказался последним — Византию завоевали турки, древнее государство прекратило существование. Иван III стал считать себя наследником византийских императоров, а свое государство — наследником Византии. Поскольку императоры имели титул «цезарь», в славянском произношении «царь», то и Иван III стал именовать себя царем.

Перемена титула «князь» на титул «царь» была делом важным. Власть даже сильного князя, великого, имела границы. Князю не подчинялся глава церкви. От него по своему желанию могли переселиться в другие места вассальные князья, дружинники, купцы. Царь же — самодержец, единоличный правитель всем и всеми: у него в руках власть законодательная, исполнительная, судебная, военная; он же глава церкви, больше того — «наместник божий на земле», послан в цари самим богом.

Пышные титулы очень часто доставались личностям слабым, тщеславным. Один голый титул не определяет ни таланта правителя, ни силы государства. Не был ли смешон с новым титулом Иван III? Нет. Вот какая запись об этом человеке есть у Карла Маркса: «Изумленная Европа, в начале царствования Ивана едва замечавшая существование Московии, стиснутой между татарами и литовцами, была поражена внезапным появлением на ее восточных границах огромного государства, и сам султан Баязет, перед которым трепетала Европа, впервые услышал высокомерные речи московита».

А вот что говорил В. Г. Белинский: «Русская история есть неистощимый источник для романиста и драматика… Какие эпохи, какие лица! Да их стало бы нескольким Шекспирам и Вальтерам Скоттам… А характеры?.. Вот могучий Иоанн III, с его гениальною мыслью, с железным характером, непреклонною волею…»