Пятнадцать
Все с недоумением переглядываются. Все, кроме ухмыляющейся Микки. Голова у меня опять начинает кружиться, будто мозги пытаются сбежать. Я стискиваю зубы, чтобы вернуть себя в чувство.
Они хотят жертву.
С чего это я вообразила, что они позволят мне выиграть полный курс обучения в школе моды, не сведя перед этим с ума? Я пытаюсь подняться, но мои ноги трясутся.
Иэн берет меня за запястье, нежно сжимает и шепчет:
– Не торопись отказываться от приза!
Он оборачивается к камере:
– Вы хотите, чтобы мы выбрали жертву? Зачем?
Тай ржет:
– Да чтоб веселее было, чувак!
Остальные, глядя на экран, ждут, когда появятся Гай или Гейл и объяснят, для чего нужна «жертва». Но экран остается пустым.
Иэн потирает щеку.
– Может, это хитрость такая, и тот, кто будет жертвой, получает дополнительный приз?
Остальные только усмехаются. Я тоже в это не верю.
Микки тычет бутылкой пива – это уже пятая! – в мою сторону.
– Я голосую за нее. «Ви» – это значит «вечная жертва», да? Или «вечная девственница»?
Джен страстно целует Микки в шею. Оторвавшись, чтобы перевести дух, она говорит:
– Я тоже голосую за вечную жертву-девственницу.
Что? Я думала, мы вроде как побратались над шоколадкой?.. Господи, пожалуйста, пусть она наколется на одну из булавок, которые торчат из челюсти у ее подружки.
Чувствуя пустоту внутри, я скрещиваю на груди руки и заставляю себя заговорить, хотя никакой уверенности, что смогу выдавить хоть звук, у меня нет.
– Ребята, это просто безумие. Вы что, не понимаете? Они ради собственного развлечения пытаются натравить нас друг на друга.
Тай делает глоток пива.
– Естественно. Но ведь все, что мы просто… голосуем. Мы же не собираемся причинять тебе никакого вреда, правда, ребята? – Он простирает руки – по пиву в каждом мясистом кулаке – и медленно поворачивается, обводя всех взглядом.
Микки кивает.
– Да-а-а. Если, конечно, девственница не откажется голосовать, лишив нас наших призов. Вот тогда, блин, да, мы с ней кое-что сделаем.
Иэн с отвращением трясет головой.
– Если кто-то хоть пальцем ее тронет, будет иметь дело со мной.
Микки игриво помахивает рукой.
– О-о-о, какой крутой. Думаешь, это тебе поможет забраться в девственные трусы?
Тай подмигивает мне.
– Я не стану запугивать милашку и проголосую за ее героя. Иэн! – он поднимает одну из бутылок и залпом выпивает ее.
В комнате стоит такая тишина, что звенит в ушах.
Из динамиков доносится голос Гая, хотя экран остается темным.
– А вы как? Сэмюэль, Даниэлла? Иэн? Ви?
Даниэлла надувает губы.
– Ви, а ты правда девственница?
Я злобно на нее кошусь. Она смеется.
– Ну, извини, извини! В общем, я буду хорошей – голосую за Иэна.
Сэмюэль разглядывает свои руки.
– Извини, Ви. Я тоже за тебя проголосую. Просто, чтобы было большинство.
«Ну, спасибо тебе, задница», – отвечаю я ему взглядом. Он идет за стадом ради собственной безопасности, а я представляю меньшую угрозу, чем Иэн. Ну конечно, это лучшая стратегия, если играешь один. И все же…
Иэн голосует за Тая, а я – за Микки, как будто это имеет хоть какое-то значение.
Мы начинаем ждать, раскачиваясь на неустойчивых сиденьях. Остальные игроки тоже возвращаются к столу и занимают свои места, хотя из динамиков теперь льется какая-то слащавая попса, которую обычно запускают на дискотеках без возрастных ограничений. Но все уже натанцевались, хватит.
Губы Иэна – у моего уха:
– Они просто пытаются нас завести. Увидишь.
Я шепчу в ответ:
– Если НЕРВ спустит на меня этих кретинов, я тут же уйду. И пусть мы все потеряем призы.
Он целует меня в щеку.
– Справедливо.
Целых пять минут ничего не происходит. Если, конечно, не считать похода Микки за еще одним пивом и того, что у меня начинают дрожать руки и ноги. Скорее бы уже НЕРВ разродился очередным заданием, и покончим с этим. Иэн старается успокоить меня, нашептывая всякие ободряющие вещи, но ведь это не его выбрали жертвой большинством голосов.
– Туалет у вас тут есть? – спрашиваю я у темных экранов. Они же обязаны давать нам био-перерывы, или как там это называется? Но не припомню, чтобы мы проходили мимо еще каких дверей в коридоре.
Микки, у которой мочевой пузырь размером, наверное, с озеро Байкал – ну, учитывая, сколько она выпила пива, – тычет в мою сторону пальцем.
– Даже не думай сбежать, а то я тебя так уделаю…
Иэн поднимает руку.
– Остынь. Мы все хотим получить наши призы, и никто никого уделывать не собирается.
Бестелесный голос Гейл произносит:
– Туалетная комната в стене прямо за тобой, Ви.
Ну конечно, еще одна каморка в стене. Я поворачиваюсь лицом к той стенке, где раньше открывались чуланчики для обжимашек. Слева от них загорается спираль. На ватных ногах я огибаю наш диванчик, замечая, как остальные игроки отводят глаза, будто я больше не человек. Господи, это же, наверное, первая стадия, через которую люди проходят, прежде чем начать военные действия? Перестают видеть в жертве личность?
Я нажимаю подсвеченную спираль, дверь открывается. За ней – крошечный санузел, естественно, без окон.
– Не выйдешь через пять минут, мы тебя вытащим, – говорит Джен и смотрит на Микки в поисках одобрения, которое и получает в виде громкого поцелуя.
Я закрываю за собой дверь и с благодарностью слышу, как включается вытяжка. Никто не сможет уловить никаких звуков. Замка на двери нет, но это самое близкое к уединению, что у меня было за много часов. Я сажусь на унитаз и прячу лицо в ладонях – наверное, уже в тысячный раз за этот вечер. Теперь я – «жертва». Да что это вообще значит? Они что, будут меня толкать и пихать, как это делали «Хранители чистоты»? Или выцарапают глаза, как это собирались сделать шлюхи? Заставят чувствовать себя кругом виноватой, никчемной пустышкой, как это сделали Сид и Томми? Как бы я ни старалась удержаться, все равно начинаю плакать.
Спустя минуту я сжимаю кулаки. Как это глупо! Последнее, что мне нужно, – Микки, которая врывается в туалет и застает меня рыдающей на унитазе. Интересно, а камеры здесь есть? О, черт! Внутренности у меня сжимаются от этой мысли – здесь тоже могут быть установлены камеры! Я разглядываю потолок, но не вижу ни одной. И все же это не значит, что они не скрыты, скажем, в стенах вокруг меня. Ну почему я не подумала об этом до того, как воспользовалась туалетом? Что увидели зрители? Зрители, которые даже не подумали спасти меня из темной комнаты, заполненной дымом.
Придерживая юбку, я натягиваю трусы, потом спускаю воду и мою руки. Из зеркала на меня смотрят красные глаза, макияж размазался. Вот вам и привела себя в порядок пару часов назад. Я плещу холодной водой себе в лицо. Глазам становится легче, но тушь вся смыта, и я теперь похожа на восьмиклассницу, с которой Иэн меня сравнивал. Я могла бы сходить за своей маленькой косметичкой – она осталась на диванчике – и заново нарисовать себе лицо, а, может, создать совершенно новый образ, но НЕРВ, наверное, именно этого от меня и ждет, так что забудем об этом.
В дверь стучат.
– Давай быстрее, мне тоже надо, – пищит Даниэлла.
– Трусики пока не снимай. Выйду через минуту. – Голос у меня хриплый, но я чувствую, как ко мне возвращаются силы. Сделав глубокий вдох, я распахиваю дверь, и, выходя, с вызовом гляжу Даниэлле в лицо. Потом обвожу тем же взглядом остальных, за исключением Иэна, и плюхаюсь на сиденье, выругавшись про себя, когда оно начинает прыгать подо мной.
– Кто-то плакал, – хохочет Микки.
– Заткнись, – говорю я. – Я устала.
Она проводит кончиками пальцев по ирокезу Джен.
– Да уж, тебе, наверное, давно пора баиньки.
Иэн шепчет:
– Если будешь отвечать, она не перестанет тебя доставать. Думай обо мне. Мы выйдем отсюда победителями. Только представь, как мы отпразднуем!
Слушая его, я молча гляжу сквозь стол на алый ковер. Навязчивый узор на нем идет по кругу, сходясь в точку под центром стола. Повороты и завитки заставляют взгляд следовать за ними, снова и снова.
За спиной у нас раздается щелчок двери и это отвлекает меня от ковра.
Из туалета выходит свеженаштукатуренная Даниэлла. Ее губная помада заставила бы древних проституток серьезно призадуматься. Волны приторно-сладкого парфюма заполняют комнату, и у меня начинает болеть точка между глазами. Даже НЕРВ не смог бы придумать более эффективную атаку на обоняние.
Я снова начинаю разглядывать ковер. Что-то в нем есть непонятное. В самом центре, под столом, я замечаю какие-то темные пятна, складывающиеся в концентрические круги. Я наклоняюсь вперед, чтобы рассмотреть получше, слегка придерживая стол, чтобы он не начал раскачиваться.
Раздается резкий сигнал, и к нам обращается Гай.
– Вы, ребята, – последние, кто остался, чтобы побороться за гран-при. Глаза всех Зрителей прикованы к этой комнате!
Джен и Микки машут камерам. Мне вдруг хочется опять спрятаться в туалете. Почему ведущие больше не показывают своих лиц? Страшно, когда их голоса звучат отовсюду, но ничего не видно.
Гейл говорит повелительным тоном:
– Даниэлла, открой зеленый шкаф.
Даниэлла подпрыгивает и хлопает в ладоши:
– Еще что-нибудь вкусненькое!
Просто здорово, и что теперь? Виски или мышьяк? Не хочу знать. Нахмурившись, я вновь начинаю рассматривать пятнышки на ковре. Они больше похожи на углубления… или нет, на дырочки. Дырочки? У меня сводит живот, когда я понимаю, что это такое. Это слив. На хрена VIP-залу нужен слив посреди пола, покрытого прорезиненным красным ковром – могу поспорить, водонепроницаемым? Я поднимаю голову.
Даниэлла приоткрывает шкаф, заглядывает внутрь, и, ахнув, захлопывает дверцу. Она закусывает нижнюю губу, не думая о том, что помада пачкает ее идеальные зубы.
Тай ударяет по столу.
– Может, хватит драм? Что там?
Улыбнувшись ему губами с размазанной помадой, она трясущимися руками открывает дверцу, на этот раз – настежь.
У всех нас тоже перехватывает дыхание.
На задней стенке шкафа висят семь пистолетов.
