Глава 40
Цирковое представление
После ужина девушки дружной гурьбой отправились на центральную лужайку. До начала представления ещё оставалось около двадцати минут, но любопытство гнало их занять места заранее.
Арена для выступления цирковых артистов была сооружена под открытым небом. Она представляла собой круг диаметром метров пятнадцать с невысоким бортиком. Рядом располагался цветастый балаганчик, на правом боку которого были нарисованы люди в диковинных костюмах с нелепым гримом на лице. Макияж делал их всех как один похожими на грустных щекастых хомяков. Ох, и видок у местных клоунов. Впрочем, вряд ли кто-то смог бы объяснить Глаше, чем лучше размалёванные на пол-лица губы земных клоунов.
Противоположную сторону балаганчика украшал портрет импозантного мужчины с аккуратненькими усиками и фигурной бородкой, в высокой шляпе-конусе. Надпись гласила: маг-иллюзионист Ио-Кио. Фокусы Глаша любила. С её точки зрения, это был самый интересный жанр циркового искусства. Когда-то, будучи ребёнком, посмотрела шоу Дэвида Копперфильда и долго находилась под впечатлением его нереальных полётов. Дух захватывало, когда он с лёгкостью взмывал под купол ещё и с девушкой в руках. Выступление артиста, умеющего ловкостью рук творить на сцене чудеса, обещало сделать представление впечатляющим. А это как раз то, что Глафире нужно. Может, хоть фокусы дадут небольшую передышку мозгам, заполненным терзающими мыслями.
Вокруг арены были установлены ряды роскошных мягких кресел. Для девушек предназначались места в первом ряду напротив балаганчика. Не успели Глаша с Зурим устроиться, как к ним подскочила Лаймиетта:
– Можно я с вами?
Хитрющий взгляд малышки выдал её тактику. Наверняка отец не разрешит смотреть представление, которое должно закончиться тогда, когда детям положено видеть десятый сон. Но если Лайми возьмут под опеку Глаша и Зурим, то ещё неизвестно, решится ли отец воевать сразу с тремя девушками.
Восточная красавица посадила малышку себе на колени, и та благодарно обвила её шею руками.
Расчёт Лаймиетты оказался стопроцентно верным. Прошедшие мимо Бриус и Крайс окатили девушек лучезарными улыбками, но ни слова не сказали малышке. Та, правда, на всякий случай так плотно прижалась к Зурим, что отправить спать её можно было только в комплекте с восточной красавицей.
Парни заняли места во втором ряду. Малышка, поняв, что опасность миновала, начала весело щебетать, рассказывая, как прошёл день. Вот уж кто настоящий антидепрессант. Зурим, цвет лица которой всё ещё отдавал прозеленью, оживилась и разулыбалась. Лаймиетта поведала, как ловко перехитрила няню, притворившись во время тихого часа уснувшей.
– Закрыла глаза и лежала тихонько, как мышка, но только воспитательница вышла из комнаты, я подскочила с кровати и стала играть.
Зурим нежно гладила малышку по головке. Было заметно – не может налюбоваться. А милый бесёнок, который так запал ей в душу, продолжал взахлёб делиться новостями. Но самую важную, как заправский интриган, Лайми приберегла на конец. Округлив от восхищения глаза, сообщила, что папа скоро будет как настоящий актёр играть в спектакле.
– Правда-правда, он сам мне сказал.
Представление началось с выступления акробатов. Они сразу создали атмосферу праздника. Их облегающие синие костюмы искрились в лучах заходящего солнца. Атлеты с лёгкостью исполняли головокружительные элементы. Но Глаше больше нравилось наблюдать не за тем, что происходит на сцене, а за реакцией Зурим и Лайми. Они синхронно замирали от волнения, когда акробаты заходили на какой-нибудь особо впечатляющий трюк, и в унисон пищали от восторга, когда гимнастам удавались их захватывающие дух задумки.
Конец номера оказался особенно фееричным. Артисты соорудили живую пирамиду из четверых человек. При этом находящаяся на самом верху миниатюрная гимнастка замерла в позе «ласточка». Глаша видела её совершенно бесстрашный взгляд. Лаймиетта восторженно шептала, что, когда вырастет, непременно станет акробаткой. Впрочем, после выступления эквилибристов на огромных светящихся шарах малышка поменяла мнение насчёт будущего рода занятий. А ещё за время представления она успела пожелать стать жонглёром, канатоходцем и дрессировщиком собачек.
Заключительным номером были объявлены фокусы. На сцене появился тот самый Ио-Кио, портрет которого красовался на одном из боков балаганчика. Иллюзионист в один момент завладел вниманием публики. Что неудивительно, учитывая его обаяние и талант. Как у него получалось из ничего делать что-то? Вот он демонстрирует зрителям пустые ладони. В следующий момент сжимает правую руку в кулак, а левой достаёт из него платок. Платок по его команде складывается в узкий конус и замирает в воздухе. После чего фокусник поджигает его. Пламя не даёт рассмотреть, откуда на месте сгоревшего платка появляется роза. Зрители ахают, а Ио-Кио подходит к Глаше и с лёгким поклоном вручает цветок.
Это было так эффектно и так неожиданно, что Глафира, не задумываясь, приняла подарок. Машинально поднесла бутон к лицу, чтобы вдохнуть аромат. Настоящая живая роза – Глаша даже зажмурилась от удовольствия. Но больше ни на секунду не отрывала взгляд от сцены. Следующие трюки были ещё более зрелищными. Сначала разные предметы, повинуясь командам фокусника, парили в воздухе, а после он и сам оторвался от сцены на несколько сантиметров и завис, раздавая воздушные поцелуи зрителям.
– Для следующего трюка мне понадобится доброволец, – объявил Ио-Кио, когда на сцену вынесли прямоугольную кабинку в человеческий рост и поместили её на небольшой постамент. – Может, вы? – иллюзионист подошёл к Глаше и галантно подал руку.
Что собой представляет следующий трюк, Глафира понятия не имела. Но терзали подозрения, что Ио-Кио задумал что-то наподобие любимого земными фокусниками разрезания женщины пополам. Глаша как-то стала свидетелем такого представления. Ассистентку иллюзиониста поместили в продолговатый ящик и распили вместе с ящиком на две части. Обе половинки женщины чувствовали себя прекрасно. Действо смотрелось эффектно, но немного жутковато. Особенно то, как нижняя часть тела вела независимую от верхней жизнь, беспечно болтая ногами.
Быть распиленной на половинки Глаше не хотелось, её вполне устраивало нынешнее цельное состояние. Но подвести обаятельного иллюзиониста, одарившего розой, тоже был не вариант. Поэтому, хоть и не без колебаний, Глафира всё же подала руку Ио-Кио и позволила вывести себя на сцену.
– Мне нужен ещё один доброволец, – заполучив первую жертву, обратился к публике фокусник. – Есть желающие?
Желающих было двое. Зурим мужественно тянула руку, не собираясь бросать подругу в беде. И во втором ряду нашёлся смельчак, выразивший согласие стать вместе с Глашей подопытным кроликом. Кто бы сомневался, этим смельчаком оказался Крайс. Он не стал дожидаться, кого из двоих выберет иллюзионист – поднялся с кресла и направился к сцене. Вот и отлично – пусть его тоже распилят пополам, чтобы знал, как портить Глаше жизнь.
Однако, как выяснилось вскоре, пилить добровольцев фокусник не собирался. Он продемонстрировал публике кабинку, которая имела две двери: спереди и сзади. У Глаши, как и у зрителей, сложилось впечатление, что кабинка пуста. В одну из дверей иллюзионист направил Крайса, к другой проводил Глашу. По дороге успел дать чёткую инструкцию:
– После моих слов «смертельный номер» в полу откроется люк. У вас будет пять минут, чтобы выбраться через потайной ход за пределы арены.
Потайной ход? Вот так вот узнаёшь секрет фокуса, и очарование магии развеивается. Но хотя бы Глаша станет соучастником сотворения иллюзии – в этом тоже было что-то захватывающее.
Кабинка, выглядевшая снаружи маленькой, внутри оказалась довольно вместительной и, кстати, не пустой. Оборудована сложной системой зеркал. Глашу от Крайса, вошедшего с противоположной стороны, отделяла тонкая полупрозрачная стена.
Система зеркал оказалась подвижным механизмом. Перед тем как фокусник открывал дверь со стороны Глаши, часть оборудования разворачивалась. Тоже самое происходило, когда дверь раскрывалась со стороны Крайса.
Открывание дверей почему-то вызывало взрыв хохота зрителей.
– Чего они так надрываются? – с недоумением шепнула Глаша.
– Похоже, зеркала создают валетовую иллюзию, – усмехнулся Крайс.
Что ещё за валетовая иллюзия, Глафира поняла не сразу. Но зато, когда до неё дошло, сама еле сдержала смех. Зеркала развёрнуты так, что зрители видят наполовину Глашу, наполовину Крайса. То есть сверху мощный торс напарника по иллюзии, а снизу легкомысленная юбочка и тоненькие Глашины ножки, и наоборот.
– А теперь смертельный номер, – раздался голос Ио-Кио, после того как публика вдоволь насладилась валетовой иллюзией.
Глафира услышала кодовые слова и уставилась в пол, ожидая, что в нём откроется люк. Раздался щелчок, но отверстия не появилось.
– Нужно выбираться из кабинки через потайной ход, – напомнил Крайс.
Глаша с силой топнула по люку, но тот не поддался.
– Да тут у меня никакого хода не открылось, – пожаловалась она. – Наверно механизм заело.
Ей не хотелось подводить фокусника. В чём заключалась «смертельность» номера, Глафира не знала, но зато догадывалась, что через пять минут дверцы откроются снова и, на удивление зрителей, кабинка должна оказаться пуста.
– Тогда перелазь на мою половину, – пригласил Крайс. – С моей стороны люк открылся.
Он с силой надавил на одно из зеркал, и между двумя частями кабинки образовалась щель. Правда, довольно узкая. Крайс просунул руку:
– Идём.
Глаша раздумывала. Её смущал не размер щели. Она пролазила и не в такие. Её настораживала кое-чья дразнящая улыбка. Глафира твёрдо решила держаться как можно дальше от Крайса, по крайней мере до того, пока всё для себя не решит. А тут приходится лезть прямёхонько в его объятия. И почему Ио-Кио не практикует распил мужчин?
– Мною движет исключительно любовь к цирковому искусству, – строго предупредила Глаша. – И желание не разочаровывать зрителей, которые ждут чуда.
После этих слов проскользнула в щель.
