Глава 9
1
Снова завести разговор о Корнелии Ван Блейк я сумел лишь в баре, куда мы зашли, сделав перерыв в танцах.
Сюзи обнаружила, что танцевать я умел. Не скажу, что я чрезмерно одаренная натура, если не принимать во внимание мой ладно подвешенный язык, но танцы — мой конек. Сюзи была так же великолепна, и уже после первого круга она задирала нос не так высоко, снизойдя даже до похвалы мне. Во время второго круга у нее еще чуть убавилось спеси, а после одного особенного лихого танго она стала вообще похожей на нормального человека.
— Пожалуй, пара виски с содовой будет нам кстати, — предложил я, — а уж потом мы вернемся и покажем им, как все это делается на самом деле.
— Где вы научились так танцевать, Чет? — поинтересовалась она, взяв меня под руку.
— Чет…
Впрочем, к каждой женщине нужен свой ключик. Хотелось бы мне знать, какая отмычка, если таковая вообще существует, подходит к Корнелии Ван Блейк.
— Дорогая, — отшутился я, — этому не учатся, с этим рождаются.
Сюзи улыбнулась.
— Так мне и надо. Ну ладно, простите меня за заносчивость. Просто мужчины, которых подсовывает мне Харт, часто совсем невыносимы. Вы даже себе не представляете.
— Бросьте об этом думать. Если девушке нечего беречь, так пусть это будет ее достоинство.
Она смерила меня высокомерным взглядом.
— Пожалуйста, не думайте, что если вы умеете танцевать, то можете еще на что-то рассчитывать.
Я распахнул дверь бара.
— Не стоит звать на помощь прежде, чем вам действительно придется туго. Кто вам сказал, что я еще на что-то рассчитываю?
— Мне хватит и одного слова, чтобы понять, куда вы клоните, — отпарировала она, забравшись на стул и хлопком подзывая бармена.
— Два виски с содовой, — занимая соседний стул, распорядился я.
В надежде увидеть миссис Ван Блейк, я мельком оглядел заполненный бар, но ее тут не было.
— Я часто задумывался, как хорошо быть миллионером. Если бы не природная лень, я бы, пожалуй, что-нибудь сделал в этом направлении. — На эту тему я заговорил после того, как в третий раз расплатился за поразительно дорогие коктейли. — Вот, например, эта Ван Блейк. Сколько, вы говорили, она стоит?
— Ничего такого я не говорила. Никто этого не знает. Считается, что муж оставил ей пять миллионов, но все думают, что было намного больше. Он изобрел какую-то штуку для бурения нефти, и одни проценты с патента приносят ей тысячи. Она купается в деньгах. Сам Ван Блейк вложил капитал в этот клуб, у него был контрольный пакет, а когда он умер, Корнелия продала акции Ройсу. Он теперь и хозяин, и директор.
— Интересно, сколько он ей заплатил? — задал я вопрос, оглядывая роскошный бар.
Сюзи пожала плечами.
— Достаточно. Она ничего не уступит даром.
— Вы сказали, что ее муж умер в прошлом году?
— Да, его убили.
Я чуть не выронил стакан.
— Убили? Как так? Как это случилось?
Она уставилась на меня.
— Все газеты кричали об этом. Если уж у вас такая пытливая натура, почему вы не читаете газет?
— Оставим мою натуру. Готов поспорить, что нью-йоркские газеты не кричали. Кроме того, у меня есть занятия поинтереснее, чем совать нос в газеты. Мне хватает и радио. Так кто же его убил?
— Браконьер. Ван Блейк ненавидел браконьеров. Обычно он до семи утра объезжал свое имение верхом, хотите верьте, хотите — нет, и, если ловил браконьера, бил его хлыстом. Ну и однажды перестарался. Его застрелили, и поделом ему.
— Прямо какой-то феодал. А что сделали с браконьером?
— Не знаю. Он убежал. Полиция его так и не нашла.
Она допила коктейль и соскользнула со стула.
— Пойдемте танцевать. Мне надо вернуться домой пораньше. Завтра я позирую Харту, и мне не хотелось бы выглядеть трупом.
— Подобным образом, мадам, вы никогда не будете выглядеть. — Я был опять сама галантность, когда последовал за ней в ресторан.
Мы танцевали до часу ночи, пока Сюзи не сказала, что ей пора домой.
Весь вечер в клубе я высматривал Гамильтона Ройса, но не увидел никого, кто хоть отдаленно соответствовал бы моему представлению о нем.
Когда мы выходили из ресторана, я поинтересовался:
— Ройс не участвовал сегодня в шоу? Я хотел на него посмотреть.
— Я его не видела. Он не всегда выступает, — голос Сюзи был равнодушен.
Она остановилась в вестибюле.
— Подождите меня здесь. Я скоро.
Она скрылась в дамском туалете. К этому времени многие уже уезжали, и в вестибюле толпились одевающиеся. Чтобы не мешать, я отошел в сторону и прислонился к стене. Справа от меня был коридор, в конце которого я разглядел отделанную дубом дверь. Эта крайне внушительная дверь возбудила мое любопытство. Вполне вероятно, что именно за такой дверью и должен был скрываться хозяин кичащегося своей недоступностью клуба «Золотое яблоко». Я попал в этот клуб с единственной целью — взглянуть на Гамильтона Ройса, но пока мне не повезло.
Колебался я не более двух секунд. Всегда можно было сказать, что я подумал, будто это дверь мужского туалета.
Я быстро оглядел вестибюль. Швейцар углубился в подсчет вечерней выручки, гардеробщики были окружены отбывающими членами клуба, жаждавшими поскорее обрести свои шляпы. Хуан, в глазах которого по-прежнему поблескивала сталь, склонился к уходящему толстому важному господину, несомненно сенатору. Трое лакеев на ступенях подъезда подзывали автомобили. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания.
Я незаметно пододвинулся к выходу из коридора и направился к дубовой двери, не спеша и напустив на себя безразличный вид.
Я повернул дверную ручку и легонько толкнул дверь. Она открылась внутрь, произведя не больше шума, чем падающий на землю лист.
Я заглянул в большую, роскошно обставленную комнату: кабинет мужчины, причем мужчины, который может тратить уйму денег на удобства для себя и который не упустил ни малейшей детали, создавая эти удобства.
Не больше доли секунды позволял я себе оглядывать интерьер.
Мое внимание привлекли мужчина и женщина, молча боровшиеся возле камина.
Женщина была Корнелия Ван Блейк. На красивом, загорелом лице высокого, стройного мужчины бросалась в глаза узкая полоска усов.
Он держал Корнелию так, как во времена немого кино это делал Рудольф Валентино со своими партнершами. Одной рукой он сжал ее запястье, второй — обнял за талию и склонился над ней, пытаясь поймать ее губы своими.
Она старалась освободиться, и, судя по его усилиям, удержать ее было значительно труднее, чем могло показаться с первого взгляда.
Мне всегда казалось, что, когда внимание мужчины приковано к женщине, он представляет собой идеальный объект для нападения.
Я не часто встреваю в драку, так как лень мешает мне сделать первый шаг, но вот во время войны, когда я загремел в морскую пехоту, я был всеми признанным чемпионом батальона в легком весе, правда, лишь потому, что находил это менее утомительным, чем подвергаться постоянным придиркам командира батальона, помешанного на боксе.
Не размышляя о последствиях, я шагнул в комнату.
Отпустив Корнелию, красавчик обернулся ко мне. Глаза его сверкали от ярости.
Желая помочь усатому побороть смущение, я влепил ему хук справа в челюсть. Это был неплохой удар, и последствия его оказались пагубными для моего соперника.
Он откинулся назад, стукнулся об стол, свалил с него какие-то дорогие безделушки и сполз на пол поверх осколков.
— Прошу прощения, что я не появился раньше, — обратился я к Корнелии, занятой своим открывавшим плечи платьем, верхний край которого спустился во время борьбы на несколько дюймов от своего первоначального и без того весьма смелого положения.
Она даже не поблагодарила меня.
Мне приходилось в жизни видеть разъяренных женщин, но ни одна из них не сравнилась бы с ней в тот момент. Она была бледна, как свежевыпавший снег, а глаза ее вспыхивали, как горячие угольки в золе, пожалуй, так описал бы ее автор викторианского романа.
Она посмотрела сквозь меня, словно я был стеклянный, перевела взгляд на распростершегося на полу человека, который пытался прийти в себя, тряся головой, затем повернулась и вышла из комнаты. Ярость так и кипела в ней. Когда она прошествовала мимо, меня будто ошпарило.
Можно было и передохнуть. Я вытащил сигарету из стоявшей на столе золотой сигаретницы и закурил. Первая же затяжка заставила меня вздрогнуть. «Абдула» — египетские сигареты. Чтобы в этом убедиться, я рассмотрел надпись на ней и тут заметил, что поверженный Казанова силится подняться. Я припомнил описание Берни таинственного Генри Рутланда: выше шести футов, худой, загорелый, тонкие усики, на одной руке золотой браслет из колец, на другой — золотые часы на ремешке.
У этого парня на одной руке был золотой браслет, на другой — золотые часы. Даже если не рассматривать орнамент, описание подходило ему как перчатка на руку.
Но вряд ли это был самый подходящий момент, чтобы положить ему на плечо руку и заявить:
— Генри Рутланд, я обвиняю…
Пожалуй, наступило время в темпе сматывать удочки, чтобы на досуге обдумать мое открытие и решить, какие выгоды из него можно извлечь.
Пока Ройс, шатаясь, вставал, опираясь на стол, я зашагал к двери, но остановился.
Дверь отворилась без звука. В проеме вырос Хуан. Решимость, написанная на его смуглом злом лице, не предвещала мне ничего хорошего. Вдобавок в правой руке он держал автоматический пистолет 38-го калибра. Он был направлен на меня.
2
Некоторое время мы любовались друг другом, затем он шагнул в комнату и захлопнул дверь, прислонившись к ней спиной.
Ройс уселся за стол, ощупывая пальцами челюсть. Его глаза выдавали желание разделаться со мной побыстрее.
— Выясни, кто он такой, — впервые услышал я его голос.
Хуан протянул левую руку:
— Бумажник, живо!
Я вынул бумажник и передал ему. Установив, что нельзя одновременно держать меня на прицеле и изучать содержимое бумажника, Хуан опустил пистолет. Тут он явно просчитался. Вдобавок он отвел от меня глаза. Либо он был чересчур уверен в себе, либо просто рехнулся. Не теряя времени для точного выяснения этого обстоятельства, я нанес ему хук справа в челюсть. Не думаю, что кто-либо еще получал от меня такой удар, как Хуан. Боль электрическим током пронзила мне руку. Вряд ли Хуану было больнее, чем мне.
Однако, прежде чем тело пострадавшего коснулось ковра, я успел подхватить пистолет и, наставив его на хозяина кабинета, мило ему улыбнулся.
— Мне кажется, что программа сегодняшнего вечера весьма увлекательна, не так ли?
Он смотрел на меня исподлобья. Его лицо перекосило от бешенства.
— Убирайся отсюда. — Его голос был похож на рычание цепного пса.
— Как раз это я и намерен сделать. Если можно, я передам пистолет привратнику. С ним мне будет как-то спокойнее добираться до ворот, — попрощался я и, подняв бумажник, попятился к двери.
Он сидел не шевелясь, положив руки на стол. Сквозь загар на лице его проступала бледность.
Что одно происшествие этого вечера, что другое вряд ли доставили ему большое удовольствие.
Открыв дверь, я проскользнул в коридор и торопливо вышел в вестибюль.
Сюзи меня ждала.
— Ради Бога, куда вы запропастились? — Она была вправе сердиться. — Я уже собиралась уезжать без вас.
— Именно так вам и придется сейчас поступить. У меня нет времени объяснять почему. Пусть лакей вызовет вам такси. Я даже не дожидаюсь шляпы.
Я прошел мимо нее к выходу и спустился по ступеням подъезда, чувствуя, что она смотрит мне вслед, от изумления разинув рот.
— Вашу машину, сэр? — проявил свою казенную заботливость швейцар.
— Все в порядке, я справлюсь сам, — пробормотал я, проскакивая мимо него, и побежал по аллее туда, где виднелся ряд машин.
Я не знал, как скоро начнет действовать мистер Ройс, но догадывался, что для меня имеет смысл как можно быстрее прорваться мимо охранников у входных ворот.
Я нашел «Бьюик», сунул доллар служителю и завел мотор. Проезжая на большой скорости по аллее, я вынул пистолет из кармана и забросил его через открытое окно в заросли лавра. Я запомнил, что говорил мне Крид по поводу возможной поимки с оружием без разрешения на право его ношения.
Мысль эта явно оказалась здравой. Как только фары «Бьюика» осветили ворота, я увидел, что они закрыты.
У ворот, поджидая меня, молча стояли двое охранников и высокий здоровяк в ковбойской шляпе.
Я затормозил и дал сигнал в надежде, что они откроют ворота. Они этого делать не стали.
Фары машины осветили человека в ковбойской шляпе. Впрочем, полицейского узнать в нем можно было и в темноте. Черты его багрового грубого лица выражали жестокость. Если бы у вас был достаточного размера кусок кирпичной глины, то после минимальной обработки — всего-то прилепить маленький комок на место носа, прорезать щелку рта и воткнуть пару спичечных головок в глазницы — вы получили бы весьма точный портрет этого парня.
В том, как он стоял — руки в карманах куртки, расставив ноги, чуть наклонив голову, — угадывалась сила. Он был на дюйм повыше шести футов.
Я подумал, уж не сержант ли это Карл Ласситер, которого экс-капитан Брэдли называл самым зверским полицейским в Тампа-Сити. Если у ворот стоял не он, тогда мне совсем не улыбалось встретиться с Ласситером — детина в шляпе, по мне, и так уже был достаточно зверский.
Я подъехал.
Охранники ринулись к машине, держа пальцы на спусковых крючках пистолетов. Они зашли с обеих сторон и одновременно открыли дверцы.
— Руки на руль! — скомандовал ближний ко мне.
— В чем дело? — не моргнул я и глазом. — Вы знаете, с кем вы имеете дело?
— Пусть выйдет. — Сиплый низкий голос громилы в штатском исходил прямо из его бычьей глотки.
Пистолет правого охранника глядел на меня.
— Вылезай! — распорядился он. — И осторожней с руками.
Я благоразумно повиновался.
— Спятили, ребята? — продолжал я разыгрывать недоумение. — Я же временный член.
— Заткнись, член! — огрызнулся полицейский. — Осмотри машину, — приказал он одному охраннику. — А ты отведи его. — Он и второго тоже не оставил без дела.
Охранник пистолетом пихнул меня в спину:
— Пройдем.
Я двинулся вокруг машины в сторону проходной и вступил в большую комнату, в которой из мебели были лишь стол, два стула, погасшая печурка и пирамида с винтовками.
Полицейский вошел следом и оглядел меня при свете. Затем он вынул из кармана полицейский значок, сунул его мне под нос и заявил: — Я сержант Ласситер. Кто ты?
— Моя фамилия Слейден. А в чем все-таки дело?
Он протянул пятерню размером с хоккейную перчатку.
— Бумажник!
Я отдал ему бумажник. Он засунул в него толстый палец, раскрыл и вытряхнул содержимое на стол.
Затем он уселся за стол, сдвинул шляпу на затылок и медленно, с чисто полицейской тщательностью, просмотрел мои бумаги.
Закончив наконец, а всего-то в бумажнике было немного денег, визитные карточки, права и список расходов на клочке бумаги, он сдвинул всю кучку ко мне.
— Забирай.
Пока я приводил бумажник в порядок, он сидел, уставившись на меня. От этого взгляда приятных ощущений у меня не осталось.
Я спрятал бумажник обратно в карман и поинтересовался:
— Довольны?
— Значит, шпик? — он с неприязнью выплевывал каждое слово.
— Я — писатель, — я вынул из кармана визитную карточку и положил перед ним на стол. — Разве вы не слышали о «Крайм фэктс»? Мы сотрудничаем с большинством городских полиций.
— Весьма рад за них, — он выпростал свою тушу из кресла и обошел стол.
Никогда я не чувствовал себя карликом, но, подавленный его ростом и поперечными размерами, испытал именно такое ощущение.
В этот момент вошел второй охранник и в ответ на вопрошающий взгляд Ласситера покачал головой.
Сержант вперил взор в меня.
— Давай поищем пушку, — предложил он ласково и протянул руку.
— Какую пушку? — невинно осведомился я. — Что вы имеете в виду?
Его недоделанная физиономия побагровела, и в поросячьих глазах засветились недобрые огоньки.
— Подними руки!
Я повиновался, и он обшарил меня быстро и со знанием дела. Это было похоже на нежное прикосновение парового молота.
— Куда ты ее задевал? — проскрежетал он.
— Кого задевал? — спросил я, стараясь сохранить невинное выражение лица.
Он ухватился огромной лапой за ворот моей рубашки. Я вдыхал исходивший из его глотки аромат чеснока и перегара.
— Куда ты ее задевал? — повторил он и легонько меня потряс. При этом он едва не сломал мне шею.
Я стоял смирно. Было ясно, что дай я ему малейший повод — и начнется нечто еще более пагубное для моего здоровья, а чтобы подумать, что с ним можно справиться один на один, надо было быть круглым идиотом. Себя я к таковым не причислял.
— У меня нет никакого пистолета и никогда его не было. Разве это не ясно?
Он с размаху залепил мне пощечину. Ощущение было, как от удара бейсбольной битой. Я едва не ответил, но вовремя сдержался. С ним одним я бы еще сразился, но только без этих двоих, которые придержали бы меня, пока он со мной разделается.
— Ну, ударь меня, — прошипел он мне в лицо. — Чего же ты ждешь?
— Я не хочу вас трогать, — заверил я. — Вы что, с ума сошли?
Он потряс меня еще раз и отпустил. Я явственно ощутил, что во рту у меня расшатались зубы.
— Что ты делаешь в нашем городе?
— Присматриваюсь. Хочу собрать материал для рассказа. А что в этом плохого?
Он посмотрел на меня исподлобья.
— Какой еще материал?
— Мало ли что подвернется… Не понимаю, почему вы так нервничаете. Разве писатель не может приехать в город за материалом для своих произведений без того, чтобы полиция в это встревала?
Его коробило от едва скрытого отвращения ко мне.
— Мы у нас в городе не любим шпиков. Гляди в оба. Второй раз я не предупреждаю. А сейчас выметайся и держись подальше от этого клуба. Понял?
Я натянул пальто.
— О'кей, сержант. Я понял.
— Вон! — рявкнул он. — Проваливай, и чтобы я тебя больше не видел.
Я направился к двери. Я почти ожидал этого, но никак не предполагал, что детина такого размера может столь быстро двигаться. Не успев увернуться от мощного удара тяжелым ботинком под зад, я едва не вылетел из собственных ботинок. Приземлившись на четвереньки, я с разгона просеменил за дверь, быстро перебирая обеими парами конечностей. Ласситер медленно вышел и встал надо мной, обнажив зубы в язвительной ухмылке.
— Напиши про это, шпик, — процедил он. — И учти, что я дам тебе возможность еще кое о чем написать, если еще раз тебя увижу.
Я мог бы убить его; я убил бы его, будь у меня при себе пистолет.
Превозмогая боль, я медленно поднялся.
Охранники открыли ворота. Ласситер с размаха стукнул ботинком по крылу машины. На месте образовавшейся вмятины облетела краска.
— Убрать эту рухлядь с моих глаз!
Я влез в машину и вырулил из ворот.
Меня трясло от ярости. Меня трясло всю дорогу, пока я не подъехал к отелю.
3
На следующее утро, после завтрака, воспользовавшись телефонной книгой, взятой со стола портье, я записал телефон и адрес Корнелии Ван Блейк. Адрес был простой: Вэнстоун. Вест-Саммит.
Я спросил портье, как проехать в Вест-Саммит.
— Вы знаете клуб «Золотое яблоко»? — вопросом на вопрос ответил он.
Я сказал, что знаю этот клуб.
— Тогда проезжайте мимо него по набережной до указателя. Вест-Саммит занимает всю верхнюю часть холма до автострады в Сан-Франциско.
Я поблагодарил его, вывел «Бьюик» из гаража, заскочил в цветочный магазин, чтобы послать Сюзи полдюжины орхидей и записку с извинениями за поспешный уход, и поехал вдоль бульвара.
В «Золотом яблоке» еще спали, когда я проезжал мимо. Ворота были закрыты, так же как и дверь караулки. К моему большому облегчению, по машине никто не выстрелил.
Я катил по пустынному прибрежному шоссе, которое упорно забиралось на вершину холма. У развилки возвышался указатель направления на Вест — Саммит, и я свернул с шоссе на извивавшуюся серпантином крутую, но широкую дорогу.
Вэнстоун оказался последним из имений на широкой, обсаженной деревьями улице. От него открывался вид на океан. Дальний конец территории усадьбы скрывался за покрытым лесом склоном и находился, по моим предположениям, где-то у автострады на Фриско.
Табличка на высоких сварных воротах подтвердила, что передо мной именно Вэнстоун. Высокая стена, поверху которой как кинжалы торчали зловещие острия, полностью скрывала дом. Сторожиха у ворот заявила, что без предварительного звонка по телефону не может быть и речи о том, чтобы попасть на территорию имения.
Когда становишься миллионером, приходится принимать предосторожности. И ты уже связан жестким порядком, сочувственно подумал я.
Проехав мимо ворот, я свернул налево вдоль стены. Вскоре дорога пошла под уклон, и в полумиле впереди я увидел автостраду на Фриско.
Затормозив, я вылез из машины, разулся и забрался на ее крышу. С этой выгодной позиции можно было спокойно смотреть поверх стены, и передо мной, как на ладони, были дом и сад.
Именно такой я и представлял себе обитель миллионера: ухоженные клумбы с массой цветов, ярко-зеленые газоны, напоминавшие бильярдный стол, посыпанная песком въездная аллея и целый ряд китайцев-садовников, копошащихся на солнцепеке.
Дом был большой, белый, под зеленой крышей, с зелеными жалюзи на окнах и очаровательной, защищенной от солнца шторами террасой, на которую вела каменная лесенка в несколько ступеней. Помимо садовников, никаких признаков жизни не проявлялось: никто не прогуливался по террасе, никто даже не выглядывал из окна.
Мне этот дом показался слишком пустынным — я бы в таком жить не стал.
Я слез с машины, обулся и сел за руль. Я был пока еще не готов нанести визит миссис Ван Блейк и поэтому отправился в отель пообедать.
Перед тем, как идти в ресторан, я позвонил капитану Брэдли и спросил, смогу ли вечером его увидеть.
— Конечно, — ответил он, — а то я уже начал беспокоиться, как вы там. Не оставляйте только машину у входа.
Я заверил его, что позабочусь об этом и буду у него около девяти.
После обеда я поднялся в номер, чтобы написать отчет для Берни. Едва открыв дверь, я понял, что в мое отсутствие кто-то меня посещал. Затворив дверь, я огляделся.
Чемодан, аккуратно оставленный мной на стойке для багажа, теперь лежал на полу. Пальто, висевшее в шкафу, валялось на кровати.
Я подошел к шифоньеру и выдвинул ящик. Чья-то лапа переворошила все рубашки и носки, нимало не беспокоясь о восстановлении прежнего порядка. Следы торопливого обыска остались и в других ящиках. Кто бы ни был мой любознательный посетитель, его меньше всего интересовало, узнаю я о его визите или нет.
Я догадывался, что это был Ласситер, но мне нужно было знать наверняка. Я снял телефонную трубку и попросил портье прислать ко мне местного агента безопасности.
Последний явился не сразу: это был флегматичный толстяк с отвисшими усами и холодными рыбьими глазами.
На стол, так, чтобы ему было видно, я заранее положил пятидолларовую бумажку. Ее он заметил прежде, чем меня.
— Копы здесь были? — без обиняков спросил я, пододвигая к нему купюру.
Мне было видно, что ему приказали молчать, но пятерка делала свое дело. Поколебавшись секунду, он кивнул.
— Сержант Ласситер? — Опять кивок.
Я вручил ему деньги.
— Простите за то, что заставил вас подниматься.
Бумажка мгновенно исчезла в его брючном кармане, он еще раз кивнул и удалился — здоровый, молчаливый, продажный тип.
Ну что ж, Ласситер не мог найти ничего, что открыло бы ему причину моего пребывания в Тампа-Сити. У меня с собой не было никаких заметок по делу Бенсон. Я не очень доверял бумаге. Он, должно быть, и сейчас еще размышлял, по какому следу я иду, да и вообще есть ли он, этот след.
Я уселся за стол, вынул из ящика пачку бумаги и настрочил длиннющее письмо с подробным описанием всех последних эпизодов расследования. Работа отняла немало времени — я закончил писать только к шести часам. Чрезмерное усилие чуть не доконало меня, но сделать это было необходимо. Я спустился и вышел из гостиницы, чтобы бросить письмо в почтовый ящик на перекрестке. Пытать счастья с гостиничным почтовым ящиком я не стал. На обратном пути, проходя через вестибюль, я засек толстяка, усердно читавшего газету в кресле у стены.
У него на лбу было написано, что он из полиции.
Когда я поравнялся со стойкой портье, мой знакомый агент, вытиравший с нее пыль, перевел взгляд с толстяка на меня и неторопливо моргнул глазом. Затем он выразительно почесал двумя пальцами шею и опять взглянул на меня, слегка кивнув головой в сторону улицы.
Я скумекал, что еще один был снаружи. Пять долларов продолжали делать свое дело. Этот агент вполне прилично владел искусством пантомимы.
Я подмигнул ему в ответ, поднялся на лифте в номер и набрал номер Сюзи. Перед тем, как у Сюзи ответили, у меня в трубке что-то легонько щелкнуло. Этот щелчок послужил мне предупреждением, что мой телефон прослушивается. Горничная Сюзи сообщила, что хозяйки нет дома и вернется она поздно. Я поблагодарил и повесил трубку.
Мне было крайне интересно, давно ли начал прослушиваться мой телефон, и я попытался вспомнить, был ли щелчок, когда я звонил капитану Брэдли. Вроде бы не было, но поручиться за это я не мог. У меня теплилась надежда, что, возможно, Ласситер только недавно начал прослушивать мои разговоры. Я никак не хотел, чтобы он знал о моем вечернем визите к Брэдли.
При наличии двух тренированных копов, ожидавших меня внизу, поездка к Брэдли совсем не обещала быть увеселительной. Я решил отправиться немедля, чтобы успеть оторваться от них, не доезжая до Линкольн-драйв.
Я принял душ и переоделся. Когда я вышел из комнаты и направился к лифту, часы показывали десять минут восьмого.
Внизу я отдал портье ключи от номера.
— Вы вернетесь к ужину, сэр? — спросил он, вешая ключ.
— Нет, я поем в городе, — заявил я достаточно громко, чтобы толстяк мог это услышать. Он по-прежнему спокойно сидел в кресле около вращающейся двери.
Я миновал вестибюль и, выплюнутый дверью наружу, перевел дух на ступеньках подъезда. На оживленной улице мне не удалось засечь второго филера.
— Такси, сэр? — предложил швейцар. Я покачал головой, спустился на тротуар и присоединился к толпе гуляющих. Несколько минут неторопливой ходьбы — и я свернул в переулок, зашел в бар и заказал виски с содовой.
Бар был почти пуст. Бармен показался мне сообразительным, и я, нагнувшись к нему, шепнул:
— Жена ко мне приставила хвост. Черный ход здесь есть, приятель? — при этом я продемонстрировал ему доллар.
Он радостно осклабился.
— А как же! Вон та дверь. Шуруй туда и будешь на Дорсетском шоссе.
Мне пришлось расстаться с долларом. Деньги Файетта я разбрасывал, как пьяный матрос.
Поблагодарив, я залпом опорожнил стакан, быстро прошел через бар к указанной двери и оказался в коридорчике. Справа был огромный шкаф. Впереди — дверь. Я открыл шкаф. Там стояли веники и швабры, но и мне хватало места. Я затворил за собой дверцу и замер.
Ждать мне пришлось не более нескольких секунд. Я услышал, как распахнулась дверь из бара в коридор и тяжелые шаги протопали к выходу.
Я приоткрыл дверцу и выглянул в щелку. Толстый полицейский открывал входную дверь. Бедняга взмок, глазки у него бегали. Он шагнул на улицу, затравленно огляделся и побежал почему-то направо.
Я прислонился к стенке шкафа и стал ждать. Спешить мне было некуда. Следовало подумать и о втором полицейском. Он вполне мог следить за баром. Двадцать томительных минут простоял я, прежде чем открыл дверцу и выглянул.
Ничего не услышав, я на цыпочках подошел к входной двери и высунул нос на улицу. Напротив двери стояло такси. Шофер прикуривал, собираясь отъезжать. Я перемахнул тротуар, рванул на себя дверцу и вскочил в машину.
— На вокзал, — выпалил я. — И поживей.
Таксист повез меня на вокзал, находившийся в дальнем конце города, там, где жил капитан Брэдли. Увидев впереди вокзал, я остановил такси и расплатился.
Я взглянул на часы. Мне предстояло прослоняться еще час, прежде чем идти к Брэдли. Решение явилось в виде маленького кинотеатрика на углу. Я зашел и три четверти часа следил за тем, как Джейн Рассел демонстрирует свои формы.
Когда я вышел, было уже темно. Насколько я помнил, улица Линкольна была всего в пяти минутах ходьбы от вокзала. Я двинулся в путь, держась настороже. В пятидесяти ярдах от кино я заметил полицейского и нырнул в табачный магазин, освобождая ему дорогу. Я купил пачку «Кэмела», не спеша закурил и вышел на улицу.
После четырех минут быстрой ходьбы я очутился на углу Линкольн-драйв. Я остановился и, прежде чем свернуть, осмотрел длинную улицу. На ней было не больше народа, чем в полночь на погосте.
