Глава 3
Лет пятнадцать назад Пит Левински считался лучшим и самым покладистым из портовых полицейских. Он служил в порту с первых дней, как поступил в полицию, и все, даже Торговцы наркотиками, контрабандисты и разные юные отбросы общества, признавали, что он всегда относится к ним справедливо.
Но вот в один прекрасный день Пит купил в подарок своей жене Кэрри посудомоечную машину. В порту все знали, что Пит обожает жену. Кэрри была шведка — веселая толстушка, любившая пропустить рюмочку. Она тоже в муже души не чаяла. И вот, значит, когда ей исполнилось сорок два, Пит подарил ей эту самую посудомоечную машину. Кэрри хорошо готовила, но терпеть не могла мыть посуду. Поэтому она была вне себя от восторга и похвалялась, что лучше подарка еще не получала. И все: рыбаки с женами, продавцы рыбы и фруктов, даже пьяницы, наркоманы и прочая шваль — за нее радовались.
До сих пор так и неизвестно, что произошло, только спустя три года после покупки этой машины Пит, вернувшись домой после дежурства, обнаружил Кэрри мертвой", она лежала рядом с машиной. Предполагали, что в посудомойке что-то разладилось, а Кэрри, находясь в подпитии, сунулась поправить дело. И ее убило током.
С того страшного момента, как Пит, войдя в их маленькую кухню, нашел неподвижную Кэрри, похожую на выкинутого на берег мертвого кита, он совершенно сломался.
Многие из его друзей, озабоченные его отсутствующим видом, советовали ему подкрепляться спиртным, чтобы встряхнуться и восстановить душевное равновесие. Раньше Пит почти не пил, а при исполнении служебных обязанностей не пил вовсе. Но убедившись, что виски несколько смягчает его горе, он начал пить без удержу. Начальник полиции Террелл сам обожал свою жену и потому хорошо понимал Пита. Он пробовал с ним говорить, но все было напрасно.
Как— то раз двое малолетних воришек задумали обчистить один из многочисленных портовых баров. Пит, пьяный, застал их на месте преступления и пристрелил обоих. Протрезвев и обнаружив, что он натворил, Пит долго рыдал. Начальнику полиции ничего не оставалось, как отправить его на пенсию. Но мэрия в пенсии Питу отказала. Когда его скудные сбережения закончились, Пит превратился в одного из тех опустившихся оборванцев, которые днюют и ночуют в гавани и берутся за все, о чем ни попросят.
Я познакомился с этим коротко стриженным седым верзилой с покрасневшими веками через закадычного друга Пита Эла Барни и всякий раз, когда сталкивался с беднягой, вручал ему пачку сигарет, памятуя, что, если бы не проклятая посудомоечная машина, он и по сию пору наводил бы порядок в гавани.
На следующее утро после того, как я проводил Джоша Джонса и его спутников до дома, я около девяти утра отправился искать Пита.
Солнце понемногу входило в силу, и я чувствовал себя вымотанным, ведь поспать мне удалось всего несколько часов. Я медленно брел по набережной. Для Эла Барни было еще слишком рано, его тумба пустовала. Он вылезал из своего пристанища, только когда появлялись туристы, но Пита я нашел. Он сидел на перевернутом ящике и чинил рыболовную сеть.
— Привет, Пит, — окликнул его я. Пит поднял голову и улыбнулся. Его лицо загорело докрасна, голубые глаза слезились.
— Привет, — отозвался он. — Ты что-то рано, Барт.
— Работа. Можешь отложить эту сеть и выпить со мной кофе?
Пит аккуратно сложил сеть и встал.
— Конечно. Сеть может подождать. А кофе? Да, кофе я выпью.
Мы пошли в бар "Нептун". Я заметил, что Пит еле волочит ноги. Он шел медленно, как больной слон.
Бармен Сэм улыбнулся мне, когда мы с Питом уселись за столик.
— Доброе утро, мистер Андерсен, — сказал он, подойдя к нам и вытирая наш стол грязной тряпкой. — Что будем заказывать?
— Два кофе, бутылку виски, один стакан и воду, — распорядился я, не глядя на Пита.
— Сию минуту, мистер Андерсен, — откликнулся Сэм и поспешил обратно за стойку.
— Пит, — сказал я тихо, — у меня есть для тебя работа. Плачу двадцать баксов.
Пит смотрел на меня, вытаращив глаза.
— Не может быть… — Он осекся, так как Сэм принес нам кофейник, виски, кружки и стакан. Когда Сэм вернулся за стойку, Пит продолжил:
— А что за работа, Барт? Господи, двадцать баксов!
Он не сводил глаз с бутылки, так малыши смотрят на мороженое.
— Угощайся, — пригласил я. — Налей себе.
— Вообще-то еще рано, но, может, стаканчик я пропущу.
Трясущейся рукой он налил стакан дополна. Я смотрел в сторону: тяжело было наблюдать, как все больше опускается этот порядочный, добрый человек, и сознавать при этом, что помочь ему нельзя, он обречен. Помолчав некоторое время, я спросил:
— Ты знаешь Джоша Джонса?
Пит вытер губы рукой и глубоко вздохнул:
— Джоша Джонса? Еще бы! Я всех в порту знаю. Это паршивый ниггер. Он работает у мистера Хэмела — писателя. Да он родную мать продаст.
— Это я уже слышал, — прервал его я. — Знаю от Эла Барни.
Пит кивнул. Его рука снова потянулась к бутылке, но в нерешительности остановилась.
— Наливай себе, Пит, я знаю, тебе надо выпить.
— Пожалуй! — Он налил еще такой же стакан. Осушив его, я рухнул бы замертво.
— Пит! Я хочу поручить тебе организовать за Джошем слежку. Мне надо знать про каждый его шаг. Он пустил к себе двоих — мужчину и женщину. Я должен узнать, когда они от него уйдут и куда. Можешь мне помочь?
Пит опрокинул в себя стакан, вздохнул, расправил широкие плечи и теперь уже твердой рукой налил кофе мне и себе.
— Легче легкого, Барт. У меня здесь целая орава мальчишек, они будут ходить за Джонсом и теми двумя как приклеенные.
— Ну хорошо, тогда наладь слежку сразу. — Я отхлебнул кофе. — Только чтобы никто из этой троицы не догадался, что за ними следят. У мужчины черные волосы и борода, он среднего роста. Женщину я не разглядел, но они будут вместе.
— Значит, двадцать баксов? Я посмотрел в сторону стойки. Сэм как раз отвернулся, и я сунул Питу деньги:
— Потом заплачу еще. — Я вынул свою визитную карточку. — Если эта парочка куда-то соберется, позвони мне. Договорились?
Пит кивнул. Он снова был полицейским. Виски вернуло его к прежним временам, когда он славился как образцовый блюститель порядка в порту.
— Можешь на меня положиться, Барт.
— Забирай бутылку с собой. Это дело для меня очень важное.
Пит улыбнулся, обнажив черные остатки сгнивших зубов:
— Хорошо, Барт, все будет в порядке.
Я встал, заплатил за виски и кофе и вышел на залитую солнцем набережную.
Ничего лучшего мне не придумать, утешал я себя. Не слишком хороший выход, но лучше так, чем никак.
Я прошел к своему "мазеру", сел в него и поехал в Парадиз-Ларго. Запустив запись Боба Дилана, чтобы не слишком скучать, я сидел и ждал, когда появится Нэнси Хэмел.
Когда я вернулся в агентство, Чик Барни взбадривал себя виски. А я купил на деньги Берты бутылку "Катти Capк". Увидев, как я ее откупориваю, Чик спросил:
— Кого это ты обкрутил?
Я сел за стол, налил себе стакан и улыбнулся:
— Не имей сто долларов… А как у тебя идет дело?
Чик надул щеки:
— И не спрашивай. Временами я проклинаю нашу работу. В центральном магазине самообслуживания обнаружились недостачи. Кто-то из персонала жульничает. Вот я и расхаживаю по этому проклятому магазину с грозным видом. Ну и работенка! А что у тебя?
— Ничего. Пустая трата времени и денег. Я проводил Нэнси до клуба, посмотрел, как она играет в теннис с Пенни Хайби, ест за завтраком салат с креветками, затем поехал следом за ней в гавань. К яхте она не приближалась, просто бродила по набережной, словно хотела убить время. Купила устриц и краба, потом поехала домой — ничего не скажешь, — скучающая в одиночестве женщина не знает, чем себя занять.
Но у меня были теперь другие сведения. Я надеялся, что она пойдет к Джошу Джонсу, но она этого не сделала. Самого же Джонса нигде не было видно, ни на яхте, ни на набережной.
Выпив, я пошел к Гленде. Она сказала, что полковник занят. Я отдал ей состряпанный на машинке рапорт:
— Как я уже говорил, похоже, абсолютно ничего.
— Но все же продолжай, — распорядилась Гленда. — Вдруг что и случится.
— Например, конец света? Кстати, Гленда, хочу напомнить, что мне пора в отпуск.
— Только когда закончишь это дело.
— Ладно, этого можно мне не говорить.
Я вернулся к себе.
Чик уже собирался уходить.
— До скорого, приятель! — сказал он. — Завтра за ту же лямку.
— Что за вопрос? А ты смотри не напейся. Когда он ушел, я стал убирать свой стол и решил, что надо повидаться с Бертой. Проверил бумажник, чтобы посмотреть, на что я способен. У меня оставалось чуть меньше ста долларов, а продержаться нужно было еще восемь дней. Может, на этот раз Берта будет не склонна шиковать? Только вряд ли.
Я потянулся к телефону, но он зазвонил сам.
— Да, Барт Андерсен, агентство Парнэлла, — отозвался я.
— Это Лу Колдвэлл. Мне надо с вами встретиться. Срочно. Кто к кому приедет — вы ко мне или я к вам?
Я насторожился. Лу Колдвэлл был агентом Федерального бюро расследований. В городе у него была контора, но он в ней почти не показывался. В Парадиз-Сити ФБР делать было нечего. В основном работать Лу приходилось в Майами.
— У меня назначена встреча, Лу, — сказал я. — А завтра нельзя?
— Ни в коем случае! Я же сказал — срочно.
— В чем дело-то?
— Речь идет об отпечатках пальцев на той зажигалке, которую вы нашли. Гарри Мэдоуз послал их в Вашингтон. Они там чуть со стульев не попадали. Так вы ко мне или я к вам?
Я не колебался ни секунды. Если Гленда увидит Колдвэлла, она потребует, чтобы я объяснил, зачем он ко мне приезжал.
— Жди меня, Лу, я буду у вас через десять минут. — И я повесил трубку.
Ну теперь, размышлял я, надо вести себя крайне осторожно. Значит, мой хиппи опознан. Раз в Вашингтоне падают со стульев, он, выходит, птица высокого полета. И мне снова припомнились слова Берты: "Я бы пригляделась к этим богатеям, на кого ты работаешь, и взялась бы за кого-нибудь из них".
"Держи ухо востро, Барт", — внушал я себе, спускаясь на лифте в гараж.
Лу Колдвэлл поджидал меня в своей тесной запущенной конторе. Высокий, лет этак сорока, в волосах уже пробивается седина, челюсть квадратная — сразу чувствовалось, что он — крепкий орешек. Время от времени мне случалось сыграть с ним в гольф, я всегда старался поддерживать хорошие отношения с полицейскими и с ФБР. Пожимая ему руку, я посетовал:
— Сорвали мне свидание, но дело всегда прежде всего.
Лу пригласил меня занять место в кресле, а сам сел за стол.
— Так вернемся к этой зажигалке…, где вы ее нашли? И почему решили проверить на ней отпечатки? — Лу подпер подбородок кулаками и смотрел на меня не слишком дружелюбно.
Но по дороге к нему я уже подготовил свою версию. Я не собирался рассказывать ни о пиратских островах, ни о Нэнси.
— А что тут такого заковыристого?
— Бросьте, Барт. — По тому, как резко прозвучал его голос, было ясно, что шутить не время. — Где вы взяли эту зажигалку?
— Закончил работу и решил прогуляться по набережной, я знаю там кое-кого.
— А что за работа?
— Очередное задание. Хотите узнать подробности, обратитесь к полковнику. Он вас пошлет подальше.
— Барт, дело серьезное, — однако голос Колдвэлла смягчился. — Ну хорошо, допустим, вы просто оказались на набережной. В какое время?
— Пришел туда часов около девяти. Потрепался с Элом Барни, угостил его пивом, потом пошел в торговую часть. Поглазел на корабли, потом собрался выпить еще пива и идти домой, как вдруг, откуда ни возьмись, появился этот тип. Я как раз хотел закурить сигарету, а он поднес мне огонек — ту самую зажигалку, о которой вы говорите.
— Минутку! Давайте поточнее. Этот тип… — Лу придвинул к себе блокнот и взял ручку. — Как он выглядел?
— Среднего роста, коренастый, зарос бородой, волосы густые, темные, давно не стриженные. В джинсах и майке.
Колдвэлл все записал, потом открыл стол, вынул оттуда папку, вытащил из нее блестящую фотографию и перекинул ее мне:
— Он?
Я вгляделся в фотографию. С нее смотрел молодой парень лет двадцати пяти, с гладко выбритым лицом, коротко подстриженными черными волосами, четкими чертами лица и узкими злобными глазками. Глаза-то и выдали его. Это был мой хиппи.
— Похож… — Я изобразил неуверенность. — Ведь было почти темно, и у того лицо заросло бородой и волосы были длинные…, но впрочем… Словом, поклясться не могу, но вроде похож.
Колдвэлл придвинул к себе фотографию, пририсовал к лицу на портрете бороду, удлинил волосы и снова толкнул карточку ко мне.
Теперь сомнений не оставалось. Это был мой хиппи.
— Опять же поклясться не могу, но почти уверен, что это он.
Колдвэлл глубоко вздохнул:
— Так, продолжайте.
— Просто меня заинтересовало, кто он, — сказал я. — Я в гавани многих видел, но его не знал. Он все время озирался, и чувствовалось, что насторожен, будто боится, не следят ли за ним. Он спросил меня, не знаю ли я, какие суда ходят на Багамы. Я сказал, что не знаю, но, наверно, знает Эл Барни, а его он найдет в "Нептуне". Я предупредил, что этот разговор будет стоить ему пары бутылок пива. Он что-то пробормотал и пошел дальше. Подошел к "Нептуну", потоптался, потом вроде раздумал туда заходить и исчез вовсе. А там, где он стоял, я нашел эту зажигалку. Видно, у него карман был дырявый. — Я выдал Колдвэллу свою самую хитрую улыбку. — Ну а я же недаром сыщик, я и подумал, не в розыске ли он числится. Ведь из Нассау пробраться морем в Гавану дело нехитрое. Верно я говорю? Колдвэлл кивнул.
— Вот я и отнес Гарри зажигалку и попросил проверить отпечатки. Остальное вы знаете.
— Да… Гавана… Насчет этого вы, может, и правы, — задумчиво заметил Колдвэлл.
Он протянул руку к телефону, набрал номер и навел справки насчет судов, плавающих в Нассау. Записал то, что ему сказали, поблагодарил и повесил трубку.
– "Кристабель" отплыла в Нассау сегодня утром. Это старое корыто ходит к островам два раза в неделю. Может, наш парень незаметно пробрался на борт. Молодец, Барт. Я передам его приметы по телеграфу. В Нассау его опознают. Ловко сработано. — Он снова потянулся к телефону. — Он был один?
— Когда со мной говорил, с ним никого не было. А что, должен был быть кто-то еще?
— Предполагают, что он с женой. Послушайте, Барт, сейчас мне нужно кое-что сделать, а потом я пойду на набережную.
— Давайте я вас подброшу. Я на машине. Если он не уплыл на "Кристабели", он может болтаться в гавани, и тогда я покажу его вам.
Колдвэлл кивнул и стал набирать какой-то номер.
— Я подожду в машине, — сказал я и вышел.
Садясь в "мазер", я быстро переваривал услышанное.
"Он с женой, вот почему я увидел в палатке две кровати и женские вещи".
Через пять минут Колдвэлл подсел ко мне в машину и мы поехали в гавань.
— Кто этот парень, Лу? Чего все так переполошились?
— Если это тот, кого мы ищем, то его имя — Альдо Поффери, итальянский террорист. На нем три убийства, на его жене — два. Итальянская полиция считает, что из "Красных бригад" они — самые отъявленные.
— А чего ему тут-то понадобилось?
— Ну, в Италии ему стало слишком жарко. А здесь, наверно, сколачивает деньги для "Бригад". По крайней мере, версия такая. Похоже на то. Они с женой ограбили в Милане три банка. Полиция предупредила нас, чтобы мы его поджидали. Они считают, что он уже месяц назад добрался до Нью-Йорка. Все это время мы рыщем, ищем их, но пока без толку. Эти отпечатки — первый сигнал.
Я свернул к гавани, и мы вышли из машины. Из толпы к нам поспешили детективы — Том Лепски и Макс Джейкоби. Колдвэлл быстро пересказал им, как я столкнулся с Поффери и сообразил проверить отпечатки, оставшиеся на оброненной им зажигалке.
— Ты еще станешь настоящим детективом, Барт, — усмехнулся Лепски.
Его— то самого я считал лучшим детективом в ФБР, с чем он не думал спорить.
Колдвэлл показал им фотографию Поффери — ту, к которой он пририсовал длинные волосы и бороду.
— Барт его видел и разговаривал с ним. Так что давайте сделаем так: Барт пойдет с тобой, Том, а мы с Максом составим другую пару. Этот Поффери крайне опасен, будьте осторожны.
— Ладно, — сказал Лепски и покосился на меня:
— Оружие при тебе?
— Как всегда.
— Если начнется стрельба, прикроешь меня, — распорядился Лепски. — Пошли.
Оставив Колдвэлла с Максом наблюдать за стоянкой яхт и ларьками со всякой снедью, мы с Лепски зашагали по набережной к торговой гавани.
— Давай расспросим Эла Барни, — предложил Лепски. — От этого старого тюленя ничто не укроется.
Эл, как всегда, восседал на своей тумбе с пустой пивной банкой в руке. Он встретил Лепски неодобрительным взглядом.
— Привет, Эл, — воскликнул Лепски.
— Добрый вечер, мистер Лепски. — Барни перевел маленькие глазки на меня, потом снова посмотрел на Лепски.
— Мы тут разыскиваем одного парня, — Лепски объяснил Элу, как выглядит интересующий нас тип, — Не видел такого?
Я не сомневался, что он начал не с того конца. Если хочешь узнать что-то от Барни, надо вести его прямехонько в "Нептун" и не жалеть пива.
Барни швырнул пустую банку в море, как бы подсказывая, чего он ждет, но Лепски не принял намек к сведению.
— Не видел такого? — повторил он строгим голосом.
— Да трудно сказать, — равнодушно ответил Эл. — Эти нынешние молодчики все на одно лицо.
— Этот молодчик — убийца! — рявкнул Лепски.
Барни поднял брови.
— Да ну? — Он встал. — Пить хочется до смерти.
— Вечная твоя присказка, старый ты пьянчужка, — огрызнулся Лепски. — Так видел ты этого парня или не видел?
— Не могу припомнить, мистер Лепски, — с достоинством ответил Барни и заковылял к "Нептуну".
Лепски злобно глядел ему вслед.
Я посмотрел туда, где стояли на якоре яхты. Колдвэлл и Джейкоби разговаривали с рыбаками. Увидел я и Джоша Джонса: он сидел на борту яхты Хэмела. Но вдруг вскочил, спрыгнул с яхты и мгновенно исчез, смешавшись с толпой.
— Вот с кем нам надо поговорить — с Питом Левински. Уж если он не видел этого Поффери, больше и спрашивать некого, — сказал Лепски. — Он должен где-нибудь здесь болтаться.
Пит Левински! У меня на миг перехватило дыхание. Пит, хоть и спился, в душе оставался полицейским. Если он поймет, что может помочь городской полиции, информацию утаивать не станет. Начнет Лепски задавать вопросы, и Пит все выложит: и то, что я расспрашивал его о Джоше Джонсе, и то, какой интерес я проявил к мужчине и женщине, которых Джош прошлым вечером повел к себе домой. А тогда уж Лепски возьмется за меня. Я ведь рассказал Питу, как выглядит мой хиппи, и он сообщит об этом Лепски. Если окажется, что хиппи и есть Аль-до Поффери, а я не сомневался, что это именно так, быть мне за решеткой.
Меня могут обвинить в укрывательстве преступника, а то и признать соучастником.
— Пит совсем спился, Том, — заметил я. — Не стоит тратить на него время.
— Может, и спился, но ведь он — бывший полицейский. По мне, так это имеет значение.
Лепски остановил одного из проходивших мимо бродяг — низенького человека в помятой грязной гоночной кепке и в рваных парусиновых брюках.
— Эй, Эдди, Пита не видел? — спросил он.
— Сегодня нет, шеф. Обычно он всегда здесь сшивается, но сегодня не видел.
— Может, знаешь, где он живет?
— Крабий двор, двадцать шесть, — отрапортовал Эдди и с надеждой спросил:
— Покурить не найдется, шеф?
Лепски дал ему сигарету, кивнул мне и пошел в сторону домов. Я последовал за ним, чувствуя, что, несмотря на зной, покрываюсь холодным потом.
Лепски углублялся в портовые трущобы — в лабиринт переулков и улочек, темных, дурно пахнущих, застроенных странными сооружениями из досок и толя. Похоже было, что Лепски хорошо здесь ориентируется. Я брел за ним.
— Ну и грязная же дыра! Как тут только живут? — вздохнул он.
Я молчал. Во рту у меня пересохло. В голове вертелись варианты, что врать, если Пит расскажет Лепски, кто нанял его следить за Джонсом.
— Ну вот, пришли, — объяснил Лепски, останавливаясь перед подворотней, которая вела в узкий двор, окруженный высокими обшарпанными зданиями. Через двор были протянуты веревки, на них сушилось рваное белье, оно же висело на балконах. Мусорные баки перед дверьми были переполнены, тошнотворно пахло рыбой, пережаренным маслом, мочой и гнилыми овощами. Я старался дышать ртом.
Стайка замурзанных ребятишек играла во дворе в футбол. Увидев Лепски, они тут же бросили играть и скрылись в переулке.
Развалюху номер двадцать шесть Лепски обнаружил в дальнем конце двора. У меня было ощущение, что за нами наблюдают, но, когда я резко повернулся, никого не увидел.
Лепски заглянул в дверь:
— Ну и вонища!
Я тоже заглянул через его плечо в плохо освещенный вестибюль — прямо перед нами начиналась лестница, направо шел коридор, терявшийся в полной тьме.
— Интересно, где же его искать? — пробормотал Лепски.
Он вошел внутрь, вынул из кармана фонарик и посветил в коридор.
В дальнем конце одна из дверей была приоткрыта.
— Ну, попытаем счастья там, — решил Лепски и пошел к двери, но тут же остановился и осветил фонариком пол.
Из— под двери красной ленточкой вытекала кровь.
В одну секунду в руке у Лепски оказался револьвер, и он выключил фонарик.
— Прикрой меня, — шепотом скомандовал он.
Я опустился на колено и вытащил свой револьвер.
Лепски подошел к двери, распахнул ее ногой и прижался к стене.
Все было тихо. Держа перед собой револьвер, Лепски осторожно заглянул в комнату. Из-за открывшейся двери в коридоре стало светлей.
— Черт! — воскликнул Лепски и вошел внутрь. — Оставайся на месте!
Но я подвинулся вперед, чтобы заглянуть в комнату.
На полу лежал мальчик-индеец, на вид ему было лет четырнадцать. На нем были грязные белые брюки и сандалии. Майка пропиталась кровью, кровь запеклась и на лице. По его широко открытым остекленевшим глазам было ясно, что он мертв.
— Взгляни сюда, — позвал меня Лепски и направил фонарь в темный угол.
Прислонившись к стене, сидел Пит Левински, сжав в руке пустую бутылку виски. Его лицо представляло собой кровавое месиво. Над переносицей я рассмотрел дырку от пули.
— Найди телефон и дай знать в полицию, — скомандовал Лепски. — Я останусь здесь.
Выбежав из дверей и пересекая двор, я с величайшим облегчением думал только об одном: бедняга Пит Левински уже ничего не сможет рассказать Лепски.
Было уже больше десяти вечера, когда я отпер дверь своей квартиры, зажег свет, повернул ключ в замке, закрыл дверь на засов, прошел в комнату и рухнул в кресло. Я купил по дороге сандвичи с мясом, но есть мне не хотелось. Надо было подумать.
Пит говорил, что приставит к Джошу шайку знакомых мальчишек. Мальчик-индеец с простреленной головой, очевидно, был одним из них. Вероятно, Джонс его заметил, выследил, пришел вместе с ним к Питу и застрелил обоих. Этот вывод меня не вполне устраивал, но что поделаешь, за неимением другого приходилось довольствоваться им. Во всяком случае, вид убитых яснее ясного доказывал, что, как и утверждал Колдвэлл, Джонс и Поффери смертельно опасны.
Но в моем мозгу, словно большой вопросительный знак, торчала Нэнси-Хэмел. Каким образом она оказалась связанной с Поффери? Я не сомневался, что она ему помогала.
Затушив сигарету, я закурил следующую. Я так и сделал, ломая голову, не в силах ничего понять, когда кто-то позвонил в дверь.
Я вышел в прихожую открыть дверь. На пороге стоял Лу Колдвэлл, я посторонился, приглашая его войти.
— Увидел у вас свет, — пояснил он. — Что вы думаете об этих убийствах? Они вам о чем-нибудь говорят?
— Ни в малейшей степени. Как насчет выпить?
— А почему бы и нет?
Он вышел в гостиную и уселся, вытянув длинные ноги:
— На набережной поднялся такой переполох, что я о Поффери уже и расспрашивать не стал. Завтра, когда все немного затихнет, отправлю в порт на разведку нескольких наших ребят.
— По-моему, если Поффери и был здесь, то смылся, — сказал я, наливая Колдвэллу неразбавленное виски.
— Я все же порасспрашивал в порту, пока туда не примчалась чуть ли не вся городская полиция. Никто Поффери не видел. Может, завтра сообщат что-нибудь из Нассау.
— Ручаюсь, что он там.
Колдвэлл отпил полстакана, вздохнул, потом осушил стакан до дна.
— Как вам показались эти двое убитых, Барт? Я их хорошо рассмотрел. Это дело рук профессионала. Два выстрела — два трупа. Почерк — Поффери. Вот я и думаю, какая тут связь? Вам ничего в голову не приходит?
— Нет, скорей всего кто-то затаил на Пита обиду, — предположил я. — Он же в свое время раскрыл банду торговцев наркотиками. Вот, наверно, они и свели с ним счеты.
— А мальчишка при чем? Я пожал плечами:
— Свидетель?
Колдвэлл подергал себя за нос и зевнул:
— Ладно, пусть Лепски разбирается, это его забота. Мое дело — Поффери.
Мне до смерти надо было выпытать у него хоть какие-то сведения:
— А что известно о его жене? Давайте-ка я плесну вам еще.
— Нет, спасибо. Мне сегодня еще работать. Ну что сказать? Я и сам хотел бы узнать о его жене хоть что-то. Попросил Вашингтон прислать мне ее фото из досье. Я вам его покажу. Вы все равно здесь толчетесь, вдруг увидите ее, а может, и на него налетите.
— А дело-то на нее есть?
— Почти никаких данных. Пока она не вышла за Поффери, она называла себя Лючия Ламбретти. Итальянские полицейские проверили и установили, что это имя вымышленное. Она появилась на горизонте внезапно, примерно полтора года назад, — никто не знает откуда — и тут же снюхалась с Поффери. В Италии их поймали, когда они пытались ограбить банк. Он удрал. Ее продержали некоторое время, успели сделать фотографию, снять отпечатки пальцев — и все: она сбежала. Кто-то передал ей в камеру револьвер, она прикончила двух караульных — и только ее и видели. — Колдвэлл посмотрел на часы. — Ну, мне пора. Пока. — И он ушел.
Заняться мне вроде было нечем, оставалось только лечь спать. Договариваться о встрече с Бертой было уже поздно. Так что я дожевал свои сандвичи с мясом, не переставая думать о Пите Левински: неужели его пристрелил Джош Джонс?
Мне было жаль Пита, я ему симпатизировал. Налив себе еще, я отправился в спальню. Кровать казалась такой одинокой! Я подумал было, не пригласить ли все же Берту составить мне компанию, но тут же решил, что слишком поздно. Хотя, может быть, и стоило попробовать. Я вернулся в гостиную и уже взялся за телефон, как вдруг тихонько звякнул дверной звонок.
Как раз перевалило за полночь. Я подошел к дверям, накинул цепочку и слегка приоткрыл дверь так, чтобы меня не было видно. В прошлом месяце в нашем доме притаились грабители, и кое-кому из жильцов досталось. Мой сосед до сих пор лежал в больнице.
— Кто там? — спросил я.
— Я — помощник Пита, — ответил мальчишеский голос, и по мягкому акценту я понял, что мой посетитель — индеец.
Закрыв дверь, я снял цепочку и впустил гостя. В прихожую, обогнув меня, прошмыгнул худенький мальчонка лет тринадцати, с густой гривой черных волос. На нем был белый тренировочный костюм. Лицо блестело от пота, и он едва переводил дыхание. Я запер дверь и велел ему пройти в комнату. Он с любопытством оглядывал гостиную.
— Как тебя зовут, сынок? — спросил я, опускаясь в кресло.
Все еще озираясь, паренек пожевал нижнюю губу и обратил на меня черные глаза:
— Джой. Я работаю на Пита.
— Ты слышал, что с ним стряслось?
Джой сглотнул, и его грязные руки сжались в кулаки.
— Просто не верится, — сказал я. — Ну садись.
Он заколебался, потом примостился на краешек стула напротив меня.
— Почему ты пришел сюда, Джой?
— Мы с Томом братья…
— Том — это тот парнишка? Он снова сглотнул и кивнул.
— Сочувствую тебе, Джой. Всей душой сочувствую, поверь мне.
Лицо у него затвердело, глаза сузились.
— Сочувствием не поможешь, — выдавил он хрипло.
— Это я понимаю. Так зачем же ты пришел? Джой провел кончиком языка по пересохшим губам:
— Вы ведь заплатили Питу двадцать баксов, чтобы он следил за Джошем Джонсом. Верно? Мне стало не по себе.
— Ну?
— Пит велел следить за Джошем мне и Тому. Пит сказал: разузнаем что-нибудь, вы заплатите еще. Пит был честный. Он сказал, что деньги мы разделим на троих.
— Ты знаешь, кто их убил?
— Кто-то из той тройки. Кто — не знаю.
— А что ты знаешь?
Блестя глазами, он наклонился ко мне:
— Знаю, где сейчас прячутся мужчина и женщина. Том пошел сказать об этом Питу, тут-то их обоих и убили.
Меня прошиб пот:
— Джой, ты полицейским ничего не говорил?
— После того как они засадили моего отца, я с полицейскими дела не имею. — Черные глаза мальчика сверкнули.
— А что с твоим отцом?
— Его приговорили к десяти годам. Ему сидеть еще пять лет.
Я стал успокаиваться.
— Так где же эти двое?
Джой долго и пристально смотрел на меня, потом спросил:
— А сколько вы заплатите за то, что я скажу, мистер Андерсен?
Я вынул свой тощий бумажник и незаметно для Джоя проверил его содержимое. Потом вынул бумажку в десять долларов и протянул мальчишке.
Он покачал головой:
— И меня могли убить, как Тома.
— А ты будь поосторожнее, Джой.
— Все равно меня могут убить, — тихо повторил он.
Борясь с самим собой, я вынул еще одну десятидолларовую бумажку:
— Больше не могу, Джой. У самого пусто. Мальчишка поколебался, но потом протянул руку и взял деньги:
— Они в баре "Аламеда". Я даже рот открыл:
— Не верю!
— Сегодня в пять утра Джонс вывел этих двух из своего дома и отвел их в бар "Аламеда". Они вошли через черный ход. А Джонс потом вернулся к себе. Сейчас там мой брат Джимбо наблюдает.
— Ах у тебя есть еще один брат?
— Да. Тоже на Пита работал.
— Продолжайте наблюдать за этими людьми. Я вам попозже еще заплачу. Мне надо знать, ходили ли они куда-нибудь. И смотрите, будьте осторожны.
Мальчишка поднялся, сунул деньги в карман брюк, кивнул и пошел к дверям.
— Подожди, Джой. А где тебя найти?
— В Рачьем тупике. Как раз рядом с Крабьим двором. Дом номер два. На верхнем этаже. Там мы с братьями снимаем комнату.
— А с матерью что?
— Покончила с собой, когда отца посадили, — с каменным лицом ответил Джой. — Так что теперь только мы с Джимбо остались.
— Береги себя, Джой, — сказал я.
Я проводил его до двери, потом вернулся в кресло.
И начал думать.
Поффери и его жена прятались на пиратском острове, размышлял я. Нэнси их навещала и привезла на яхте в город. Джош Джонс сперва приютил их у себя, а потом отвел в "Аламеду". Почему в "Аламеду"? Наверно, через Глорию Корт договорился с Диасом, что тот спрячет их в баре. Конечно, это место куда более безопасное, чем квартира Джоша. А к Глории он пошел потому, что она — бывшая жена Хэмела, видно, он и при ней служил на яхте. Вроде бы пока все понятно, неясно только, почему такая славная молодая женщина, как Нэнси, помогает паре отъявленных террористов. Может быть, они ее чем-нибудь припугнули?
Я нетерпеливо затушил сигарету. Так что же мне-то делать? Я знал, как должен был поступить. Должен позвонить в полицию и сообщить, где укрывается Поффери и его жена. Только что мне от этого будет? Ничего, кроме неприятностей. Лепски начнет допытываться, откуда мне известно, где они. И даже если мне удастся придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение, все равно я на этом ничего не заработаю. Вознаградить меня никто и не подумает.
И тут мне пришло в голову, что настало время поговорить с Нэнси Хэмел. Выяснить, не согласится ли она платить мне за молчание.
Я поморщился. Придется соблюдать крайнюю осторожность. Меньше всего мне улыбалось, чтобы меня обвинили в шантаже. Только шантаж ли это?
С тех пор как я служил в агентстве, я повидал всяких шантажистов. Меня для этого и использовали, чтобы сажать их за решетку. И до сего дня я всегда считал, что шантаж — это самое гнусное из всех преступлений.
Но разве я буду шантажировать Нэнси Хэмел? Я хочу только доверительно поговорить с ней. Хочу предупредить, что знаю о том, как она помогает Поффери, и знаю, где он и его жена прячутся. Объясню ей, что заработки у сыщиков незавидные. Улыбнусь при этом самой искренней из своих улыбок. И конечно, если мы придем к какому-нибудь соглашению, я обо всем забуду и все будут счастливы. Так что решать ей.
Ну разве это шантаж?
Деловое соглашение — с этим не спорю. Но никак не шантаж.
Мне довольно легко удается дурачить других, но уж когда я берусь дурачить самого себя, тут мне нет равных.
