Глава 8
Джо Хэндли накупался, позагорал и теперь поднимался по ступеням в вестибюль отеля, чтобы купить сегодняшнюю «Пасифик трибюн» и ознакомиться с событиями предыдущего дня.
Переступив порог, он сразу обратил внимание на невысокого мужчину в потрепанном костюме, с маленьким черным чемоданчиком в руке, отходящего от регистрационной стойки. Наметанный глаз полицейского тут же отметил две особенности: черные крашеные волосы и удивительно тонкая, жилистая шея, резко констрастирующая с полным лицом. Незнакомец определенно не понравился Хэндли.
И едва закрылись двери кабины лифта, унося недомерка вверх, ночной детектив подошел к Джорджу.
— Кто это? — спросил он.
— Служащий «Шёлфилд и Мэтьюз», — ответил Джордж. — Пришел отремонтировать рояль миссис Морели-Джонсон.
— А где Лоусон?
— Как будто ты не знаешь? — Джордж отлично знал истинную цену Фреду Лоусону. — Дрыхнет после завтрака, а может, опять ест.
— Мне не понравился этот парень… а тебе?
Джордж почесал подбородок.
— Разве он виноват, что так выглядит? Я созвонился с мисс Олдхилл. Она разрешила пропустить его. — Джордж помялся, затем добавил: — Но ты прав, Джо… есть в нем что-то такое.
Мужчины переглянулись. Хэндли не знал, что и делать. Смена-то не его. И ответственность за порядок в отеле лежит на Лоусоне.
— Мисс Олдхилл разрешила ему подняться?
— Да, разрешила… но говорила так, будто сильно простыла… осипшим голосом.
Хэндли помялся, затем пожал плечами и пошел к газетному киоску за «Пасифик трибюн». Просматривая заголовки, он думал о мужчине, только что уехавшем в лифте. Почему его так и подмывало допросить этого незнакомца? Что-то в походке? Или чуть ссутуленные плечи, словно тот ожидал, что его вот-вот окликнут сзади.
А может, стоит самому подняться в пентхаус. Все-таки старушка — самый важный постоялец отеля. Лоусон, конечно, учинит ему скандал, если узнает. Но нельзя же просто так заявиться в квартиру. С газетой в руке Хэндли сел в одно из кресел у стены. Его не покидала тревога.
Ему потребовалось четыре минуты раздумий, чтобы уяснить причину тревоги. Мужчина с полным лицом и тощей шеей не только покрасил волосы, но и надел туфли с увеличенной высотой каблука. Хэндли бросил газету и вскочил. Надо проверить. Слишком много усилий положил незнакомец, чтобы изменить внешность. Что-то тут не так.
Шейла вслушивалась в сочный баритон Джорджа. Она дрожала всем телом, и трубка едва не выпала из ее рук.
— Как я понимаю, мисс Олдхилл, рояль миссис Морели-Джонсон нуждается в ремонте. Фирма «Шёлфилд и Мэтьюз» прислала специалиста. Он может подняться к вам?
Вот оно! Даже теперь Шейла не могла прийти к какому-то решению. Пауза затягивалась. Но тут перед ее мысленным взором возникло лицо Джеральда. Придется соглашаться, сказала она себе. Все равно драгоценности застрахованы. Но внутренний голос подсказывал, что дело скорее всего не кончится кражей. Никто не живет вечно, говаривал Бромхед, и она помнила ледяную жестокость его глаз.
— Мисс Олдхилл? — Джордж начал выказывать нетерпение.
Она должна подчиниться!
— Да… все так… — выдавила из себя Шейла. — Пусть поднимется. — И дрожащей рукой положила трубку на рычаг. Закрыла глаза.
«Он свяжет вас и вставит в рот кляп». Ей придется выдержать допросы в полиции. Безумие! Она обязательно проговорится. Вновь ее мысли вернулись к Джеральду: его держат взаперти, угрожают убить!
И тут одновременно зазвенели дверной и телефонный звонки.
Шейла даже подпрыгнула. Бросила дикий взгляд на дверь, посмотрела на телефон. Последний находился под рукой, открывать вору ей так не хотелось, поэтому она схватилась за трубку:
— Да?
— Это Джек.
У Шейлы подогнулись колени, ей пришлось сесть.
— Шейла?
— Да.
— Все отменяется. Я объясню, когда вернусь. Скажи Гарри, все отменяется. Полный назад… ты понимаешь? Гарри придет с минуты на минуту… отошли его. А теперь слушай, Шейла…
Телефонистка коммутатора дернула не за тот штекер и разъединила их.
Подойдя к двери, Гарри позвонил. Подождал. За дверью ни звука. Оглянувшись через плечо, по световому индикатору он понял, что лифт пошел вниз.
Позвони только раз, предупреждал Бромхед. Не трезвонь, а то переполошишь старушку. Если Шейла не откроет, значит, перетрусила. Спустись этажом ниже. Там есть пожарная лестница…
Гарри подождал еще минуту. Дверь не открывалась. Запаниковала-таки, сучка! Ну, она еще пожалеет об этом. Волна ярости накатила на Миллера. Чуть ли не бегом он спустился на девятнадцатый этаж. А Шейла тем временем положила трубку и направилась к входной двери.
Но открыла не сразу. А если этот человек ей не поверит? Если ворвется в квартиру? Шейла закрыла дверь на цепочку, а потом приотворила на несколько дюймов. И увидела пустой холл.
Может, он стоит у стены… вне поля зрения.
— Есть… есть тут кто-нибудь? — прошептала она.
Ей ответило лишь легкое жужжание поднимающегося лифта. Шейла облегченно вздохнула. Он подождал, понял, что-то не так, и ушел, подумала она. Закрыла дверь, повернула ключ в замке, сняла цепочку.
А Гарри уже успел навалиться на стальную дверь, ведущую на пожарную лестницу. Дверь легко подалась, и мгновением позже он проскользнул в спальню. Двинулся к полуоткрытой двери. Увидел в прихожей Шейлу, стоящую к нему спиной. Тонкие губы Миллера раздвинулись в злобной усмешке. Бесшумно опустил он на пол черный чемоданчик. Сейчас он ее проучит! Он всматривался в стройную спину. Оглушающий удар ладонью. Затем лента пластыря на рот. А уж потом он покажет ей, как шутки шутить!
Шейла повернулась и увидела его. Увидела тянущиеся к ней руки. Блеск его маленьких глаз. Поняла, сейчас случится что-то ужасное, но не смогла издать ни звука. Шею словно парализовало. И в момент удара она уже сползала по стене. Поэтому ладонь Гарри лишь коснулась ее лица, вместо того чтобы обрушиться на шею.
— Нет! — удалось прошептать Шейле. — Вы должны выслушать меня.
Гарри зарычал. Он уже сумел взять себя в руки. Ярость сбила ему прицел. Раньше такого с ним не бывало. Всегда хватало одного удара. А теперь придется повторить.
В дверь позвонили.
Миллер замер. Посмотрел на Шейлу, которая пятилась от него. Вот и неожиданность, о которой предупреждал Бромхед. Он развернулся, подхватил черный чемоданчик и мимо Шейлы прошмыгнул в гостиную.
Шейлу било мелкой дрожью. Звонок повторился. Каким-то чудом она сумела совладать с нервами. Повернув ключ в замке, открыла дверь. На пороге стоял высокий, крепко сбитый мужчина в сером костюме.
— Мисс Олдхилл? — командирским голосом спросил он.
— Да.
— Я — Хэндли, детектив отеля. Обычная проверка. Извините, что побеспокоил вас. Все в порядке?
— Да, — поколебавшись, ответила она.
О Господи, думал он, женщина в светлом парике. Да что у них наверху творится? Он мог поклясться, что именно Шейла исчезла тогда на девятнадцатом этаже. Уж его-то не обманешь паршивым париком.
Он шагнул вперед, и Шейла отступила в сторону.
— Как я понимаю, мисс Олдхилл, к вам пришел мужчина, чтобы починить рояль?
— Да.
— Где он?
Слушая этот разговор, Миллер понял, что сейчас самое время проявить свой актерский дар. Он вышел из гостиной. Словно не замечая детектива, обратился к Шейле:
— Я ничего не понимаю, мисс. Рояль в порядке. Все струны целы. Не могла ли мадам ошибиться? Наверное, рояль лишь нуждается в настройке.
— Вполне возможно, — просипела Шейла.
— Ну, по моей части делать тут нечего. — Он двинулся к двери. — Я передам мистеру Чэпману, что ему нужно зайти к вам. — И он вышел в холл.
Хэндли последовал за ним:
— Одну минуту.
Миллер остановился и вопросительно взглянул на детектива:
— Что такое?
— Позвольте посмотреть, что у вас в чемоданчике.
— А кто вы такой? — осведомился Миллер.
— Детектив отеля. — Хэндли услышал, как позади закрылась дверь, повернулся ключ в замке.
Миллер открыл чемоданчик. Камертоны, ключи для натяжки струн, запасные струны.
Хэндли задергался. Он уже понял, что зашел слишком далеко.
— Что-нибудь еще, мистер? — И Гарри нажал кнопку вызова лифта.
— Ваша фамилия?
Лицо Миллера закаменело.
— Ладно, братец. Если вы прете напролом, я отвечу тем же. Давайте-ка мы вдвоем побеседуем с вашим боссом, мистером Лэйси. Безработных детективов хоть пруд пруди. Мы расскажем все мистеру Лэйси, а потом я пожалуюсь своему начальству. Как насчет этого?
Содержимое чемоданчика сбило Хэндли с толку. Он прекрасно знал, что в отеле в это время делать ему нечего. Днем дежурил Лоусон. Лэйси захочет узнать, где сейчас Лоусон. Если этот мерзавец попадет к Лэйси, и он, и Лоусон могут потерять работу. А место очень уж теплое.
Лифт поднялся на двадцатый этаж. Раскрылись двери кабины.
— Проходите, — кивнул Хэндли. — Забудем об этом.
Миллер презрительно улыбнулся детективу и вошел в кабину. Двери закрылись.
Хэндли повернулся и посмотрел на входную дверь квартиры миссис Морели-Джонсон. Женщина в парике и длинном плаще! Он не сомневался, Лоусон знает, что эта женщина — Шейла Олдхилл, но молчит, потому что ему заткнули рот взяткой. И Хэндли решил, что лучше оставить все как есть. Пусть этим занимается Лоусон. Зачем нарываться на неприятности?
Он подошел ко второму лифту и нажал кнопку вызова кабины.
Паттерсон возвратился с утреннего совещания и плюхнулся в кресло. Совещание длилось дольше, чем обычно. Он чувствовал, что сегодня его коллеги остались им недовольны, и не удивлялся этому. Можно ли сосредоточиться на делах банка, зная, что будущее висит на волоске?
Вошла Вера Кросс.
— Крис… звонила миссис Морели-Джонсон.
Паттерсона бросило в жар, потом в холод.
— Что она хотела? (Как будто он не знал!)
— Голос звучал сердито. Она сказала, что ждет завещание. Вы обещали привезти его сегодня утром.
Сердце Паттерсона билось так сильно, что мешало говорить.
— Что вы ответили?
— Объяснила, что вы на совещании.
— И что она?
— Сказала, что хочет поговорить с мистером Феллоузом.
Паттерсон закрыл глаза.
— Ну… продолжайте!
— Я ответила, что мистер Феллоуз на том же совещании. Она просила позвонить, как только оно закончится.
Паттерсон ослабил узел галстука.
— Ладно. Вера… это подождет. Сейчас у меня другие дела.
Вера изумленно взглянула на него. Никогда она не видела его таким бледным.
— Что-нибудь случилось, Крис? Могу я чем-то помочь?
Паттерсону очень хотелось послать ее ко всем чертям, но он сдержался.
— Нет… все в порядке. — Даже ему самому голос показался сдавленным. — Можете идти.
Бромхед сказал: ничего не делайте!
Когда Вера вышла, он отодвинул стул, встал, прошелся по кабинету.
Но теперь-то он должен что-то сделать! Что за игру затеял Бромхед? Ну почему эта чертова старуха не умерла? Что происходит? Что он может ей сказать? Если он не позвонит ей, она сама позвонит Феллоузу, и тот лично отвезет ей подложное завещание. Ничего не делайте! Паттерсона охватила паника. Зажужжал телефонный звонок. Паттерсон долго смотрел на телефон, как кролик на удава, затем взял трубку.
— Миссис Морели-Джонсон, — сообщила Вера. — Соединить вас?
Что же делать? Сказать, что меня нет? Что я заболел? Но тогда она тут же попросит Феллоуза и получит подложное завещание. Паттерсон понял, что от разговора не отвертеться. Надо приложить все силы, но выиграть время.
— Соедините.
Он сел.
— Крис? — послышался в трубке сварливый голос.
— Доброе утро, миссис Морели-Джонсон. Как самочувствие?
— Какая вам разница! — О Боже, внутренне простонал Паттерсон. Да она вне себя. — Сколько я могу ждать? Вы обещали привезти завещание утром! Уже половина двенадцатого. Больше я ждать не могу!
А не встать ли и ему в позу, подумал Паттерсон. Собственно, иного пути он просто не находил.
— Извините меня, миссис Морели-Джонсон, — в голосе его слышались стальные нотки, — но, насколько я помню, вы сами сказали мне, что дело не такое уж срочное. Я привез бы вам завещание, если б не совещание у руководства. Именно благодаря таким совещаниям мне удается так выгодно размещать ваши вклады.
Как она это воспримет, гадал Паттерсон, вытирая со лба холодный пот.
— Если я о чем-то прошу, то рассчитываю, что мою просьбу выполнят. — Враждебности в голосе старушки поубавилось, чувствовалось, что она готова отступить.
— Разумеется. Я делаю все, что могу, миссис Морели-Джонсон. — Паттерсон понял, что одерживает верх. — Если б вы посидели за моим столом, то, наверное, лучше бы поняли, что главное для меня — интересы клиентов. Важнее вас у меня никого нет, но я не имею права забывать и об остальных. И не моя вина, что при всем моем желании я не могу заниматься только вашими делами, как бы мне этого ни хотелось.
Последовала пауза, затем голос еще более смягчился:
— Это я понимаю. Я знаю, что вечно чего-то требую. Наверное, я прошу от вас слишком много, Крис. Какое вам действительно дело до моего завещания. И зачем только я навесила на вас еще и эту ношу! Занимайтесь своей работой, Крис, а я поговорю с мистером Феллоузом.
У Паттерсона сжалось сердце.
— Ни в коем случае. Я почитаю за честь следить за вашими интересами. Могу я приехать к вам в три часа? У меня создалось такое впечатление, миссис Морели-Джонсон, что вы недовольны тем, как я это делаю.
Ну и подставился же я, простонал Паттерсон.
— Недовольна? — ворвался в ухо вопль миссис Морели-Джонсон. — Знаете, Крис, дерзости я не потерплю. Я старая женщина и не желаю выслушивать грубости. Приходите в три часа. Мы с этим разберемся… и не забудьте завещание. — С этим старушка положила трубку.
Паттерсон откинулся на спинку кресла. На этот раз пронесло. Медленно, очень медленно он подавил охватившую его панику. Время поджимало. Счет шел на минуты. Первым делом, решил Паттерсон, нужно забрать из правового отдела подложное завещание. Забрать и уничтожить его. Трясущимися руками он порылся в бумагах и нашел разрешение, подписанное миссис Морели-Джонсон. Собрал волю в кулак и отправился в правовой отдел.
Ирвинг Феллоуз восседал за столом, высокий, тощий, с запавшими щеками, уже изрядно полысевший.
— Привет! — Паттерсон изобразил улыбку. — Как ваш парень?
Феллоуз и не пытался скрыть свою недоброжелательность. Легонько шевельнул плечами.
— Поправляется, благодарю. Вам что-то нужно?
— Завещание миссис Морели-Джонсон. — И Паттерсон положил на стол подписанное разрешение.
— Ее завещание? — Тяжелые черные брови взметнулись вверх. — Она брала его три недели назад и вернула.
Но Паттерсон уже перешел рубикон. И не желал разобъяснять Феллоузу, что к чему.
— И что? Даже если она захочет лицезреть свое завещание по три раза на день в течение последующих десяти лет, вам-то что до этого?
Надувшись, Феллоуз внимательно прочитал разрешение, пристально всмотрелся в роспись, затем отдал бумагу секретарше:
— Принесите, пожалуйста, завещание миссис Морели-Джонсон и отдайте его мистеру Паттерсону. — Затем, взглянув на Паттерсона, добавил: — Ей что-то не нравится в завещании?
— Если вас мучает любопытство, позвоните мистеру Уэйдману, — предложил Паттерсон. — Мы лишь храним ее завещание. А вот Уэйдман знает, что в нем написано.
Феллоуз злобно глянул на Паттерсона, пододвинул к себе какой-то документ и углубился в чтение.
Три минуты спустя Паттерсон сидел за своим столом. Подложное завещание лежало перед ним. Один шаг сделан. Но куда? Разумеется, старушке придется затратить немало усилий, чтобы прочитать завещание, но с помощью лупы ей это удастся. Она же не пойдет на то, чтобы завещание прочитали ей он или Шейла. Паттерсон глянул на часы. Почти двенадцать. У него осталось три часа, чтобы найти приемлемое решение. Он глубоко задумался. Прикидывал и так, и эдак, но выходило только одно: сказать старушке, что бриф-кейс с завещанием украли из машины, оставленной им у ресторана, куда он приехал на ленч. Паттерсон полагал, что она примет такое объяснение. Тогда придется составлять новое завещание. Тут он вспомнил, что наобещал Эбу Уэйдману.
В дверь постучали, и в кабинет заглянул Бейли, банковский курьер.
— Некий мистер Бромхед спрашивает, может ли он зайти к вам, мистер Паттерсон.
Паттерсону с трудом удалось не выдать облегчения.
— Пусть зайдет, Джо.
Вошел Бромхед, с фуражкой под мышкой, гордый и независимый. Глядя на него, едва ли кто подумал бы, что только что он гнал «Роллс» по автостраде со скоростью шестьдесят миль в час, то есть предельно допустимой. Конечно, ему хотелось мчаться еще быстрее, но он сдерживал себя, понимая, что объяснения с дорожной полицией отнимут у него куда больше времени.
Когда Бэйли ушел, Бромхед приблизился к столу.
Мужчины обменялись долгим взглядом.
— Она требует завещание, — выдохнул Паттерсон. — Вы велели мне ничего не делать! Что за игру вы затеяли? Я должен привезти ей завещание в три часа дня.
— Вот оно. — Бромхед вытащил из-за пазухи конверт и положил на стол. — Настоящее завещание, мистер Паттерсон. Я хотел бы взять другое. — Он посмотрел на такой же конверт, уже лежащий на столе: — Это оно?
Паттерсон кивнул:
— Оно самое.
— Боюсь, мистер Паттерсон, мы вернулись в исходную точку. — Бромхед опустил глаза. — Ее племянник мертв.
— Мертв? — Паттерсон уставился на него. Мозг его уже работал как часы. Раз племянник мертв, Бромхеду и Шейле ничего не светит. А вот его наследство оказалось под угрозой.
— Вы ошибаетесь насчет исходной точки, — возразил он. — А как же Уэйдман?
Под взглядом Бромхеда Паттерсон покраснел. Так смотрят на бестолковых мальчишек.
— Я думаю, мистер Паттерсон, с мистером Уэйдманом вы разберетесь сами. Впрочем, одно предложение у меня есть. Скажите ему, что старушка решила распорядиться картинами иначе. В преклонном возрасте людям свойственна переменчивость. И вряд ли он будет жаловаться. Информацию, которую он получил от вас, иначе как конфиденциальной не назвать. Я не понимаю, почему вы волнуетесь из-за мистера Уэйдмана.
Паттерсон глубоко вздохнул:
— Вы считаете, все кончено… мы действительно на нуле?
— Я думаю, вы, мистер Паттерсон, сможете сказать, что все кончено, если вы найдете подход к Уэйдману. Если его удовлетворят ваши объяснения, тогда вы обязательно станете богатым. Это лишь вопрос времени.
Паттерсон еще не верил своему счастью.
— Мне нужна магнитофонная лента.
Бромхед кивнул:
— Разумеется, но существует некоторая разница между тем, что человек хочет и что получает. Магнитофонная лента меня не интересует. Ее у меня и нет. Она у мисс Олдхилл… вам следует поговорить с ней. — Он взял подложное завещание, печально посмотрел на него. — Жаль. Столько вложено в это дело, и все зазря. — Бромхед сунул конверт во внутренний карман. — Ну, мистер Паттерсон, будем надеяться, что в свое время вы станете богатым человеком. — И он направился к двери.
Паттерсон молча проводил его взглядом. Когда же Бромхед ушел, схватил телефонную трубку:
— Вера… соедините меня с мистером Уэйдманом.
В отдельном кабинете ресторана «Ше Анри» Паттерсон нетерпеливо ждал Эба Уэйдмана. Он то и дело поглядывал на часы, прикладывался к бокалу мартини.
Когда он позвонил Уэйдману, тот сказал, что ленч исключается: у него уже назначена встреча с клиентом.
— Дело очень срочное, Эб, — настаивал Паттерсон. — Мне необходимо переговорить с вами. Вы не можете перенести встречу?
— С чего такая срочность? — мялся Уэйдман.
— Оно касается вас. Я бы не хотел говорить по телефону.
— Ладно, Крис, — после короткого колебания согласился Уэйдман. — В половине второго… «Ше Анри»?
— Разумеется… Наверху.
По пути в ресторан Паттерсон выработал план действий. Теперь он не сомневался, что сможет нейтрализовать Уэйдмана, и его беспокоила лишь магнитофонная пленка, хранившаяся, по словам Бромхеда, у Шейлы. Но все в свое время, сказал он себе. Сначала Уэйдман, потом Шейла.
Пленка будет стоить денег, но скупиться он не собирался. И едва ли уж Шейла заломит слишком высокую цену.
Вошел Уэйдман.
— Извините за опоздание. — Они обменялись рукопожатием. — Утро выдалось ужасным, а теперь, чувствую, вы испортите мне и день.
— К сожалению, я не могу отложить этот разговор. Что вы будете пить?
— Как и вы… двойной мартини.
Паттерсон кивнул официанту.
— Так в чем дело, Крис? — Уэйдман сел, вопросительно глядя на Паттерсона.
— Давайте сначала закажем ленч. Раз уж мы здесь, можно и поесть.
Метрдотель принес меню, официант — бокал мартини для Уэйдмана.
Уэйдман сослался на то, что сегодня много работы, и попросил что-нибудь полегче. Ему предложили спаржу, семгу и овощной салат, с чем он и согласился. Паттерсон заказал то же самое.
Они поговорили о текущих котировках акций некоторых компаний, которые интересовали Уэйдмана, а после ухода официанта Паттерсон сразу перешел к делу:
— Меня тревожит миссис Морели-Джонсон.
Уэйдман окунул стрелочку спаржи в соус.
— Почему?
— К сожалению, вынужден огорчить вас, Эб, она передумала и отказалась от нового завещания.
Уэйдман не донес спаржи до рта.
— Передумала?
— Да, решила вернуться к прежнему завещанию.
Уэйдман даже потерял дар речи.
— К прежнему? — наконец выдавил он из себя. — Вы хотите…
— К сожалению, да. — Паттерсон смотрел на тарелку со спаржей, избегая взгляда Уэйдмана. — Я виделся с ней вчера. Она сказала мне, что картины Пикассо должны уйти в музей. Она, мол, еще раз все обдумала. И поскольку вам она не говорила о своих намерениях, следовательно, вы ничего не знаете. А она пришла к выводу, что жители этого города и туристы будут вспоминать ее мужа, если картины украсят стены музея.
Уэйдман положил стрелочку спаржи на тарелку. Паттерсон поднял голову. В глазах Уэйдмана он прочитал разочарование, отчаяние, злость.
— Черт побери! — пробурчал Уэйдман. — Значит, я не получу Пикассо?
Официант приоткрыл дверь, увидел, что ни один из мужчин не притронулся к спарже, удивленно приподнял брови и закрыл дверь.
— Эб… Я знаю старушку. Все-таки она немножко ку-ку. Она еще может передумать. Я еду к ней сразу после ленча. Новое завещание все еще у меня… Я не уничтожил его. Я хочу дать ей время одуматься. Я знаю, сколько вы сделали для нее. Если кто-то и заслуживает эти картины, так это вы.
Уэйдман потер толстую щеку.
— Старухи! Как вы и говорите, никогда не знаешь, что взбредет им в голову. Я… — Он не договорил и беспомощно развел руками.
— Все-таки она прислушивается к моим советам. — Паттерсон наклонился вперед. — Я хочу выиграть время. Еще немного времени, и я смогу уговорить ее оставить картины вам. Я буду стараться, если вы мне поможете.
Уэйдман весь подобрался и уставился на Паттерсона:
— Что значит… поможете?
— Сегодня пятница. Я сказал ей, что вы до понедельника в Нью-Йорке. Таким способом я выиграл время. Она хотела сразу же позвонить вам, чтобы вы составили кодицилл. Я подставился, Эб, потому что чувствовал — это всего лишь старческая причуда. У меня остается уверенность, что я смогу ее уговорить. Если я сделал что-то не так, прямо скажите об этом. Я готов понести наказание.
Уэйдман было заговорил, но сразу же закрыл рот. Перед его глазами возникли великолепные картины Пикассо, украшавшие квартиру миссис Морели-Джонсон. За них стоит и побороться. Мысль о том, что они попадут в местный музей, казалась кощунственной.
— Она может позвонить в вашу контору, — продолжал Паттерсон. — Дайте мне немного времени, Эб, и, думаю, я склоню ее на вашу сторону.
Уэйдман колебался, чувство долга боролось в нем с желанием заполучить картины.
— Мы не можем пойти на это, Крис. Я вижу, что вы хотите помочь, и ценю ваше участие, но это не для меня.
— Хорошо. — Паттерсон пожал плечами. — Я лишь хотел помочь. Поступайте так, как считаете нужным. Но я уже сказал старушке, что вы в Нью-Йорке. Неужели я получу от вас удар в спину?
Уэйдман заерзал в кресле.
— Я не могу… Нет, не могу. Не думайте, я понимаю, что вы хотите для меня сделать, но старушка имеет право распоряжаться своей собственностью так, как считает нужным. И я не хочу впутываться в… — Он замолчал, чувствуя на себе взгляд Паттерсона. — Я не хочу впутываться, — промямлил Уэйдман.
— Я понимаю, — кивнул Паттерсон. — Но я знаю старушку. У нее в голове сначала одно… потом другое. Вы заслужили эти картины, Эб. Позвольте мне попробовать еще раз. Не мешайте. Если старушка позвонит, пусть ваш секретарь скажет, что вы в отъезде. Потерпите до понедельника. Едва ли мы нанесем этим какой-то ущерб миссис Морели-Джонсон.
Уэйдман размышлял, уставившись на тарелку со спаржей. Три Пикассо! И три дня. Действительно, что в этом плохого? А вдруг Паттерсону удастся склонить старушку к новому завещанию? Во всяком случае, стоит рискнуть.
Он чуть кивнул и подхватил стрелочку спаржи. Паттерсон сразу понял, что победа за ним.
Вскоре после полудня Бромхед въехал в гараж отеля. Служитель-негр, который мыл «Мерседес-280», прервал свое занятие и подошел к Бромхеду, вылезающему из «Роллса».
— Только не говорите мне, что вы побывали в Лос-Анджелесе, мистер Бромхед, — улыбнулся он. — Или «Роллс» летает как на крыльях?
— Я проехал лишь полпути. — Бромхед заранее приготовил ответ. — Потому что понял, в чем неполадка… грязь в карбюраторах. Завернул в ближайшую мастерскую, их продули, и теперь все в полном порядке.
Негр радостно рассмеялся:
— Ну и жизнь у вас, мистер Бромхед. Завидую я вам.
— Да, жизнь ничего, — согласился Бромхед. — Пойду-ка я перекушу.
— Конечно, мистер Бромхед. — Негр с восторгом оглядел «Роллс». — Какая красотища!
— Да, машина хорошая.
Бромхед прошел в свою комнату. Положил подложное завещание в стол. Он чувствовал себя глубоким стариком. А идея была хороша! И она сработала бы, останься Джеральд в живых. Ее единственный родственник! И что в результате ему остается? Сидеть за баранкой «Роллса» старушки. Прощай коттедж в Кармеле. Он проснулся — и мечта растворилась в воздухе как струйка дыма. Когда старушка умрет, ему достанутся пятнадцать тысяч в год и «Роллс». С все возрастающим прожиточным минимумом этого едва хватит, чтобы перебиваться с хлеба на воду. Перспектива не из радужных.
Бромхед взял конверт с завещанием и начал разрывать его на мелкие кусочки, которые отнес в туалет и спустил в унитаз.
Вернувшись в комнату, он позвонил в квартиру миссис Морели-Джонсон.
Трубку взяла Шейла.
— Это Джек… как там у вас?
— Она записывает на магнитофон очередной шедевр, — ответила Шейла. — Сразу пройдите в мою спальню.
Бромхед поднялся на лифте, открыл дверь квартиры своим ключом. Из гостиной доносилась музыка. Миссис Морели-Джонсон играла… Моцарта? Бетховена? Он не знал. Шейла ждала его, стоя у окна.
Он закрыл за собой дверь в спальню.
— Что случилось?
Коротко она рассказала обо всем. Но в деталях уклонилась от истины. Миллер, мол, пришел, она его впустила, и тут же в дверь позвонил детектив отеля. Но Миллер с блеском развеял все его подозрения.
Значит, все-таки произошло непредвиденное, подумал Бромхед. И, оглядываясь назад, можно только поблагодарить Бога, что все так удачно обернулось. Он не хотел смерти старушки при условии, что он от этого ничего не выгадает.
А теперь ему предстоит сообщить Шейле о смерти Джеральда. Как лучше это сделать? Трудно предугадать ее реакцию на это известие. У Бромхеда сложилось впечатление, что этот грязный подонок весьма дорог Шейле. И ему не хотелось, чтобы та закатила истерику.
— Видите ли, дело приняло непредвиденный оборот. — Он помолчал, потом продолжил шепотом: — Мне очень жаль… Я принес вам дурную весть.
Шейла резко вскинула голову, уставилась на Бромхеда:
— Дурную весть?
— Джеральд.
Мягче, сказал он себе, как можно мягче. Он увидел, как пальцы Шейлы сжались в кулаки.
— Что с Джеральдом?
— Несчастный случай. Мне очень жаль… Он мертв.
Шейла отшатнулась.
— Мертв?
Кровь отлила от ее лица. Бромхед даже испугался, что она грохнется в обморок.
— Боюсь, что да… Он погиб при пожаре.
— Вы убили его! — По злобе ее выкрика Бромхед понял, что должен незамедлительно успокоить ее, иначе не миновать крупных неприятностей.
— Нет… Я тут ни при чем. Несчастный случай. — Тут его осенило. — Он сам виноват. Привел к себе девушку. В свою комнатку на верхнем этаже жилого дома… Вы знаете Джерри. Он не любил сидеть один. Девушка испугалась, начала сопротивляться… такая молоденькая. Он опрокинул лампу. Комната занялась мгновенно. Выбраться они не смогли.
По виду Шейлы он понял, что нашел верную тактику. Ярость покинула ее.
— С ним была девушка?
— Подросток… шестнадцать лет. — И добавил еще пару капель яда: — Вы же не могли ожидать, что Джеральд столь долго выдержит без женщины, не так ли? Вот он и выбрал эту девчушку… шестнадцать лет.
Шейла отвернулась, подошла к окну, прижалась лбом к холодному стеклу.
— Они оба погибли, — продолжал Бромхед. — Поэтому я и позвонил вам. С его смертью родственников у старушки не осталось… так что мы вернулись на исходную позицию.
Шейла молчала. Через дверь до них доносилась чудесная музыка, исторгаемая миссис Морели-Джонсон из рояля.
Бромхед начал выказывать нетерпение.
— Жаль, конечно, но едва ли он значил для вас так много.
Она повернулась, голубые глаза мрачно горели. Бромхед сразу понял, что сказал лишнее.
— Много? Да кто вы такой, чтобы судить? Что вы возомнили о себе? Кто вы такой, как не мелкий воришка? — Его поразила горечь в голосе Шейлы. — А меня… он… он был моим мужем!
Поначалу Бромхед не поверил своим ушам.
— Что? Он был вашим мужем?
— Уходите. — Шейла пересекла спальню, села на кровать. Закрыла лицо руками.
— Он был вашим мужем? — вновь повторил Бромхед.
— Да… мы поженились до того, как приехали сюда.
Бромхед смахнул пот со лба.
— Почему вы не говорили мне об этом?
— С какой стати? Вы не спрашивали. Уходите!
Бромхед подумал об уничтоженном подложном завещании. Теперь ему хотелось задушить эту женщину, что сидела перед ним, закрыв лицо руками. В голове у него прокручивались варианты. Время еще есть. Паттерсон по-прежнему на крючке. Гарри — в городе. А завещание он напишет заново.
— Вы, похоже, не понимаете, что все деньги отойдут вам, если вы докажете, что Джерри — ваш муж. Теперь вы — ближайшая родственница!
Шейла посмотрела на него. И ему очень не понравилось выражение ее глаз.
— Мне они не нужны! Он мертв. Я думала, что смогу сделать из него человека… с помощью денег. Поэтому я и вышла за него… чтобы привязать к себе… Я смогла бы изменить его. Он притворялся, что деньги для него — пшик, но я знала, что это бравада. Он просто не понимал могущества денег. Я могла бы научить его. Теперь… он мертв… и деньги меня не интересуют.
Бромхед едва сдерживался.
— Да вы в своем уме? — В голосе его прорывалось раздражение. — Забудьте о нем! Вы всегда найдете себе другого парня… да что особенного в этом мерзавце? Если вам нужен любовник, который в два раза моложе вас, их хоть пруд пруди. — Он чувствовал, что говорить этого не стоит, но не мог остановиться. — Мы все равно можем довести операцию до логического конца. Я поговорю с Паттерсоном. Попробуем еще раз. Деньги пойдут ближайшему родственнику Джерри, то есть вам! Полтора миллиона долларов!
— Убирайтесь!
Злоба, ненависть Шейлы поразила Бромхеда. Он всматривался в нее, видел, что решение ее непоколебимо, но не мог упустить такие деньги! Не мог, и все тут!
— Шейла! Возьмите себя в руки! Послушайте меня…
— Убирайтесь!
Никакие доводы не действовали. Очень хотелось ему ударить Шейлу, но он сдержался.
— Ладно… еще несколько слов, и я уйду. — Напоследок он уколол ее побольнее: — Джерри рассказывал мне о вас. Плевать он на вас хотел и ценил только за прыткость в постели. Только на это вы и годитесь, говорил он. Вы действительно чокнутая и еще пожалеете о вашем сегодняшнем решении. Не сейчас, но когда состаритесь, а случится это довольно скоро. Денег у вас не будет, так что никто из молодых даже не посмотрит в вашу сторону.
— Убирайтесь!
Бромхед смирился с поражением. Вышел из спальни, открыл дверь в холл, к лифтам. Миссис Морели-Джонсон все играла.
Оставшись одна, Шейла сидела не шевелясь, зажав коленями сцепленные руки. Материнский комплекс? Чокнутая? Да, Бромхед прав. Она вышла за Джеральда, чтобы накрепко привязать его к себе. Чтобы, получив деньги, он не бросил ее ради какой-нибудь молодухи. Он-то отнесся к ее желанию оформить их отношения безо всякого энтузиазма.
— Зачем нам все это? — спрашивал он. — Разве мы не счастливы?
Но ей хотелось чего-то более прочного, чем любовные утехи. Она не сомневалась, что может наставить его на путь истинный, но лишь при условии, что он будет при ней. Он жил на ее деньги. Его все устраивало, поскольку он ни в чем не знал отказа. Этим она удерживала его при себе. Предложение Бромхеда пришлось очень кстати. Оно давало ей возможность постоянно находиться рядом с Джеральдом, вместо того чтобы ишачить в больнице, гадая, а чем занят ее ненаглядный. А потом усталой тащиться домой, заставлять себя улыбаться, всем видом показывая, что ей хочется развлекаться, а не спать. Почему она это делала? Она чокнутая? Да… что-то тянуло ее к молодым мужчинам. Что именно? Трудно сказать. Можно назвать это и бзиком. А теперь Джеральд мертв. А она действительно чокнутая, если связалась с таким, как Бромхед. Наверное, ее ослепил блеск миллиона долларов.
Джерри мертв. Она задумалась о прожитых годах. Череда перевернутых страниц. Вот закончилась и еще одна глава. Оставаться здесь она больше не могла. Не тратить же остаток жизни на эту старуху.
Мысли ее вернулись к Паттерсону. Он-то будет спокойно дожидаться смерти старушки, в полной уверенности, что наследство от него не уйдет. Внезапная ненависть к этому двуличному красавцу охватила ее. Почему это он должен выйти сухим из воды? Джерри мертв. Она ничего не получила. Бромхед — тоже. Почему же только Паттерсон останется с наваром?
— Шейла? — позвала ее миссис Морели-Джонсон.
Шейла встала и прошла в гостиную.
— Я собираюсь в гриль-бар. Только что закончила очередную запись. Будьте так любезны, приклейте к футляру ярлычок. Бетховен: «Аппассионата».
— Хорошо.
Миссис Морели-Джонсон уставилась на Шейлу.
— Голова все еще болит?
— Нет, сейчас все в порядке.
— Я так рада. — Она коснулась руки Шейлы. — Сейчас время ленча. Попросите, чтобы вам принесли что-нибудь повкусней.
— Обязательно.
— Вот и хорошо. В три часа придет мистер Паттерсон. Я намерена задать ему жару. В последнее время по отношению ко мне он ведет себя неподобающе сурово. — Она медленно двинулась к входной двери. — Вас не затруднит проводить меня до лифта?
Шейла с грустью смотрела на нее, зная, что видит миссис Морели-Джонсон в последний раз. Старая, полуслепая женщина, великая пианистка, такая добрая по характеру. Теперь Шейла знала, что доброта бесценна. А до того, как попала в эту квартиру в пентхаусе отеля «Плаза-Бич», полагала, что доброта — всего лишь слово из словаря.
Она проводила старушку до лифта и передала из рук в руки лифтеру. Как только двери кабины захлопнулись, Шейла метнулась в свою спальню, открыла дверцы шкафа, достала два потрепанных чемодана. Быстро собрала вещи. Огляделась, чтобы убедиться, что ничего не забыла. Затем выдвинула ящик туалетного столика, вынула бобину с пленкой: «Я, Кристофер Паттерсон…»
Прошла в кабинет, напечатала ярлычок — «Бетховен: „Аппассионата“». Наклеила его на футляр. В гостиной на полке стояли тридцать или чуть более бобин, каждая со своим ярлычком. Среди них Шейла поставила и «Аппассионату». Пленку же, которую только что записала миссис Морели-Джонсон, она убрала в футляр без ярлычка и положила к чистым бобинам.
За столом в кабинете написала короткую записку. Отнесла ее в спальню и положила на туалетный столик. С сожалением оглядела уютную комнату, пожала плечами, надела плащ, подхватила чемоданы и вышла из квартиры, оставив ключ в двери.
В такси, по дороге к автовокзалу, она открыла сумочку и пересчитала деньги. Девяносто пять долларов. Шейла чуть улыбнулась. В город она приехала с пятьюдесятью пятью… Небольшая, но прибыль.
На автовокзале она взяла билет до Лос-Анджелеса. Водитель уложил ее чемоданы в багажное отделение. Свободных мест в автобусе хватало, и она села у окна. Она собиралась провести ночь в Лос-Анджелесе, а утром уехать в Сан-Франциско, не сомневаясь, что легко найдет там работу… Квалифицированных медицинских сестер вечно не хватало. И достала из сумочки пачку сигарет, когда рядом на сиденье плюхнулся молодой парень.
— Не будет ли у вас лишней сигаретки? — спросил он, зажав между ног грязную дорожную сумку.
Шейла посмотрела на него. Еще один Джерри. Худощавый, с волосами до плеч. Загорелое, исхудалое лицо, словно ему не хватало еды. Он взял предложенную сигарету. Руки грязные, черные ногти. От него несло потом.
Они разговорились. Когда он пообвыкся, выяснилось, что и мысли у него, как у Джерри. Тот же набор глупых фраз. Мир нужно изменить! Мы должны избавиться от богачей! Слишком много стариков! Все, как у Джерри. Обычный разрушительный набор при полном отсутствии конструктивных предложений.
Автобус уже мчался по автостраде, а Шейла, расслабившись, внимала новому пророку.
Его надо лишь помыть и накормить, думала она. Может, я смогу сделать из него человека. У него хорошие глаза.
В Лос-Анджелесе она предложила разделить номер отеля. Парень уставился на нее, потом улыбнулся. Шейла почувствовала, как под его молодым сладострастным взглядом кровь забурлила у нее в жилах.
А когда они вдвоем пошли к третьеразрядному отелю у автовокзала, она раз и навсегда забыла о Джерри.
…Бромхед вернулся в свою комнату. Вскрыл банку пива, налил полный стакан, сел.
Вновь на исходной позиции, думал он.
Могло быть и хуже. Что ж, придется примириться с тем, что будущее не будет таким безоблачным, как он рассчитывал. Домик в Кармеле так и останется мечтой. Старушка может протянуть не один год. После ее смерти он может рассчитывать на ежегодные пятнадцать тысяч долларов. Пожалуй, уже теперь пора откладывать деньги на черный день.
И тут он вспомнил Солли Маркса. И едва не выпрыгнул из кресла. Он же должен Солли тридцать две тысячи. Денег таких ему никак не выплатить. И если Солли пришлет к нему одного из сборщиков долгов…
Какой-нибудь бандит застанет его врасплох и размозжит череп ударом металлической трубы! Бромхед и не подумал впасть в панику. Уж из такой-то ситуации выход найти можно, решил он. Посидел, потягивая пиво, в глубоком раздумье, затем потянулся к телефону.
— Это Джек, — представился он, когда Солли взял трубку. — Можем говорить. Я звоню не через коммутатор.
— Я сожалею, что все так вышло. — Чего не чувствовалось в голосе Маркса, так это сожаления. — Ваш протеже поджег дом. Я в этом не виноват. И понес значительный урон.
— Сочувствую вам. — Бромхед помолчал, затем продолжил: — Со смертью моего протеже, Солли, операция отменяется. Так что предлагаю порвать полученные от меня расписки.
— Вот этого делать я не собираюсь, — сурово ответил Маркс. — Вы платите, или я приму меры, чтобы заставить вас заплатить. Какие, вам известно.
— Едва ли вы прибегнете к этим мерам, поскольку у меня есть страховка, покрывающая убытки, — спокойно возразил Бромхед.
В трубке слышалось лишь тяжелое дыхание Маркса.
— Что это за страховка? — наконец спросил тот.
— Вы помните Гарри Миллера?
— Гарри Миллера? — Похоже, Маркс сразу уловил суть. — Я слышал о нем.
— А кто нет? — Бромхед взял со стола стакан с остатками пива, сделал маленький глоток. — Гарри — мой давний друг… Однажды я спас ему жизнь. Он хочет отдать должок. Странный он немного, ну просто не желает быть у кого-то в долгу. Я рассказал ему о ваших сборщиках налогов, Солли. Ему такие методы не понравились. Он сказал, что сочтет за честь отплатить за меня, если со мной что-то приключится… Надеюсь, вы поняли?
Когда Маркс ответил, голос его слегка дрожал:
— Никак не возьму в толк, о чем вы говорите, Джек. С чего вы взяли, что с вами может что-то случиться?
— Всякое бывает. Так вы рвете мои расписки?
— А какой смысл их держать, если у вас нет денег?
— Логично. Ладно, Солли… возможно, в следующий раз нам повезет больше. — И Бромхед положил трубку. Если будет следующий раз, подумал он.
Так как миссис Морели-Джонсон не ожидала его раньше пяти, Бромхед решил пригласить Гарри Миллера на ленч. Тем более что блефовать с Марксом было очень рискованно.
Отправляясь на встречу, он вновь прикинул свои шансы. Он, Гарри и Маркс примерно одного возраста. Если Гарри умрет первым, его, Бромхеда, ждут немалые неприятности, потому что Солли ничего не забывает. Если Маркс умрет первым, туда ему и дорога. Он, Бромхед, даже возложит на могилу венок. Если первым умрет он сам, вообще не будет никаких проблем.
Получалось, что его будущее всецело зависело от здоровья Гарри. Не стопроцентная гарантия безопасности, но уже кое-что.
Без пяти три Паттерсон вошел в вестибюль «Плаза-Бич» с большой коробкой глазированных каштанов, которые, как он знал, обожает миссис Морели-Джонсон. Он уже направился к лифту, когда его остановил Джордж:
— Извините, мистер Паттерсон… Мистер Лэйси хотел бы сказать вам пару слов.
— Потом, — отрезал Паттерсон. — Меня ждет миссис Морели-Джонсон.
— Речь как раз и пойдет о миссис Морели-Джонсон.
После короткого раздумья Паттерсон кивнул и зашагал по коридорчику, ведущему в кабинет управляющего.
Лэйси поднялся из-за стола, пожал Паттерсону руку.
— Я решил предупредить вас заранее. Миссис Морели-Джонсон очень расстроена. Ушла ее компаньонка.
— Ушла?
— Когда мадам спустилась на ленч в гриль-бар, она собрала чемоданы и уехала. Оставила записку. — Лэйси протянул Паттерсону сложенный вчетверо лист бумаги.
Паттерсон поставил на стол Лэйси коробку с каштанами, развернул лист, прочел:
«Дорогая миссис Морели-Джонсон!
Простите, что ухожу тайком. Пожалуйста, постарайтесь понять. Благодарю вас за всю вашу доброту. Я не вернусь. Прошу вас, не поминайте меня дурным словом.
С искренним восхищением,
Шейла Олдхилл».
Паттерсон долго смотрел на записку, потом перевел взгляд на Лэйси.
— Как неожиданно. Так… она ушла?
— Да. Забрала все свои вещи. Мадам очень расстроена.
— Я немедленно поднимусь к ней. — Паттерсон сунул записку в карман. — Я должен немедленно найти ей компаньонку. А пока, не…
— Об этом мы позаботились. Мария уже у нее.
Схватив коробку с каштанами, Паттерсон поспешил к лифту. Но пока кабина поднималась на двадцатый этаж, думал он не о том, где найти компаньонку, а о пленке с компрометирующей его записью. Где она? Почему Шейла так внезапно уехала? Взяла ли она пленку с собой? Собирается ли шантажировать его? Паттерсона словно обдало сибирским холодом.
Мария, толстая, добродушная официантка, открыла входную дверь. На ее лице отпечаталась тревога.
— Как она? — спросил Паттерсон.
— Не очень, сэр. Она на террасе.
Собравшись с духом, Паттерсон пересек гостиную и вышел на террасу. Миссис Морели-Джонсон сидела под красным с синим солнцезащитным зонтом и невидящим взором смотрела на бухту. Со сложенными на коленях руками. Впервые, наверное, Паттерсон осознал, что она очень стара. Миссис Морели-Джонсон подняла голову, уставилась на Паттерсона, затем улыбнулась.
— Не знаю, что бы я без вас делала. — Она протянула ему морщинистую руку.
Паттерсон почувствовал укол совести. Склонился над рукой, поцеловал.
— Мистер Лэйси мне все сказал. — Он поставил коробку с каштанами на стол. — Просто невероятно. Казалось, она счастлива с вами. Я ничего не могу понять… Это невероятно.
Миссис Морели-Джонсон подняла руки, затем они вновь упали ей на колени.
— А мне все ясно, — вздохнула старушка. — Она слишком молода. Думаю, она поступила правильно. Старики черпают силы у молодых. Меня обидело другое. Почему она ушла так внезапно, тайком?
— Да… — Паттерсон сел. — Я искренне сожалею. Я тотчас же узнаю, свободна ли миссис Флеминг… Она вам понравилась, не так ли?
— Понравилась… За стариками должны ухаживать старики. — Вновь поднялись и бессильно упали на колени ее руки. — Вы сделаете это для меня, Крис?
— Разумеется.
— Что-то в этой девушке мне очень нравилось, — продолжала миссис Морели-Джонсон. — Вы прочитали ее записку? «С искренним восхищением». Думаю, она не лукавила.
Паттерсон заерзал на стуле.
— В этом нет никаких сомнений.
— Да. — Миссис Морели-Джонсон нацепила очки. — Она была добра ко мне. Мне будет ее недоставать.
— Я принес вам маленький подарок… Глазированные каштаны.
Миссис Морели-Джонсон нацепила очки, наклонилась вперед, уставилась на коробку.
— Вы так добры, Крис. — Она похлопала его по руке. — Доброта в людях столь редка. Благодарю вас… вы будете вознаграждены… Вот увидите. — Она улыбнулась.
Паттерсону хотелось провалиться сквозь землю.
— Я делаю это от чистого сердца, — пробормотал он. — Я привез ваше завещание.
Старушка замахала руками:
— Это неважно, Крис. Я устроила из-за него такой переполох. Мне хотелось вознаградить ее… а теперь она оставила меня. Отвезите завещание обратно в банк.
Паттерсон подумал о Уэйдмане. Придется сказать ему, что картины Пикассо он не получит. Беспокоиться тут было не о чем. Уэйдман никак не сможет ущучить его. Он, разумеется, будет утверждать, что изо всех сил пытался переубедить старушку, но на этот раз у него ничего не вышло.
— Я сразу же свяжусь с миссис Флеминг. Если она еще не нашла нового места, я попрошу ее приехать сегодня же вечером.
— Вы можете это сделать? Как я вам благодарна. Мне она понравилась. Следовало сразу остановиться на ней… Шейла слишком молода.
Паттерсон встал.
— О, Крис…
Он посмотрел на старушку. Что еще? Гулко забилось сердце.
— Если вам не трудно, поставьте на магнитофон одну из моих записей. Мне очень грустно, а слушая музыку, я быстрее обрету душевное равновесие. Возьмите любую пленку. Все они на полке.
Паттерсон смотрел на нее, сидящую под солнцезащитным зонтиком, богатую, старую, одинокую. Есть люди, от общения с которыми не уйдешь, как бы этого ни хотелось, думал он. Старики! Богатые старики!
— Вы не должны грустить, — мягко ответил он. — С чего вам грустить?
— Поставьте мне пленку. Вы молоды. Что такое грусть, вам не понять.
Паттерсон прошел в гостиную, оглядел полку, уставленную бобинами, каждая в своем футляре, с ярлычком.
Что сделала Шейла с пленкой, думал он. Выбросила? Стерла запись? Или оставила у себя, чтобы шантажировать его? И впереди у него дни, недели, месяцы, которые он должен провести в ожидании телефонного звонка. Паттерсон взял первый попавшийся футляр, достал бобину, поставил на магнитофон, включил его.
Ясные, чистые звуки фуги Баха заполнили гостиную.
Выходя из квартиры, он сказал себе, что, возможно, все образуется.
Шейла уехала. Может, она забудет о нем. Разумеется, он не мог знать, что пленка, которая могла нанести ему непоправимый вред, находилась на расстоянии вытянутой руки, в футляре с надписью «Бетховен: „Аппассионата“».
Рано или поздно миссис Морели-Джонсон попросит свою новую компаньонку поставить эту бобину на магнитофон.
Когда? Это вопрос времени.
