Книга: Новая кофейная книга (сборник)
Назад: Сборник задач по выходу из отчаянья Александра Зволинская
Дальше: Промоина Илья Данишевский
Откуда-то играет музыка
Марина Воробьева
Второй раз я увидел Кристину сквозь двери стекляшки. Эта одноэтажная стекляшка с одной только кирпичной стеной и тремя прозрачными была похожа на аквариум и называлась, кажется, стандартно – «Путь к себе». В ней все время кто-то медитировал на глазах у всей улицы, занимался тантрой и прочей шмантрой, я этим никогда не интересовался. Кто-то из моих знакомых назвал этот аквариум «Вещь из себя», так мне больше нравилось.
Непонятно, что тут делала Кристина. Я, конечно, плохо ее знал, я провел с ней всего один вечер и половину ночи, но почему-то считал, что понимаю, где она может оказаться, а где нет. «Вещь из себя» ей никак не подходила.
Я почти продавил аквариумное стекло носом и ладонями, пока смотрел снаружи, как Кристина и незнакомая женщина с зеленой челкой волокут длинную скамью – на таких сидели в школьном спортзале освобожденные от физкультуры. Кристина принесла подушки, побросала их на скамью, наверное, чтобы освобожденным было мягче сидеть. Девушка с зеленой челкой вытряхнула что-то из мешка прямо перед скамьей, потом они обе переместились вглубь зала и стали видны только очертания.
А мне хотелось смотреть дальше, как маленькая остроносая Кристина что-то приносит и расставляет, мне хотелось встретить ее взгляд, я знал, что это непросто, что Кристина смотрит сквозь человека, когда слушает, и прикрывает глаза, когда говорит, а тогда в танго она глаз и вовсе не открывала. Я помню ее ладонь – такую маленькую, как у ребенка, она так и осталась ледяной, как я ни пытался ее согреть. В тот вечер я пошел на милонгу один, думал просто потанцевать и выпить вина, я тогда ходил на уроки танго, мне нравилось танцевать. Кристина там появилась впервые, я вел ее в танце и вовсе не планировал дойти до своего дома, все еще сжимая в руке ее ладонь. Кристина так и вышла со мной на улицу с закрытыми глазами, я хорошо веду и у Кристины не было повода не доверять мне, спрашивать, куда делась музыка и почему мы на улице, и как мы оказались опять в помещении и в моей постели. Я бы и ответить ей не смог, сам не знал, как так получилось.
Среди ночи Кристина убежала, не оставив мне никаких координат, а я не искал, хоть и хотелось встретить ее еще раз, она же шла за мной с закрытым глазами, значит и мне стоит доверять происшедшему, а не шпионить.
Но раз уж она сама залезла в аквариум, а я за ней наблюдал, как за маленькой золотой рыбкой, то можно и зайти и поздороваться. И я толкнул стеклянную дверь и тут же оказался одной из рыб – осторожно закрывая дверь, поймал на себе любопытный взгляд прохожего.
Кристина меня не узнала, или не хотела узнавать. На мой «привет» ответила: «Здравствуйте, мы рады, что вы пришли, еще немножко рано, мы начнем через полчаса, хотите кофе?»
Я кивнул. Я понятия не имел, что тут начнется через полчаса, но от кофе бы не отказался. Кристина принесла мне горячий картонный стаканчик с неожиданно вкусным эспрессо из кофе-машины. Пока я пил, я обнаружил на стене объявление и прочитал, что пришел на занятие для родителей детей с особыми потребностями, вести которое будут сразу несколько специалистов, среди них я нашел и Кристину. У меня нет вообще никаких детей, ни с особыми потребностями, ни без, но уходить мне не хотелось, мне хотелось еще кофе и я сам нашел кофемашину, чтобы никого не беспокоить. Пока я пил, родители собрались и я вошел, когда занятие уже началось.
Родителям раздали платки из плотной материи, чтобы завязать глаза. Ужас, конечно, но хоть скучать в позе лотоса не заставят, кажется, здесь происходит что-то не совсем обычное для этой стекляшки. То, что Зеленая Челка вывалила из мешка, оказалось большими и очень неудобными тапками, которые надо было надеть поверх обуви, у половины этих тапок каблук был сбоку, у половины спереди.
Родители уже разделились на пары, один ведет, а другой надевает тапки и завязывает глаза, несчастный с завязанными глазами должен почувствовать себя беспомощным ребенком-инвалидом, который не может положиться ни на свои подкашивающиеся ноги, ни на свое слабое зрение, ни на что-то знакомое и понятное впереди, а только на ведущего, который тащит его за собой по полному опасностей миру.
Я слишком поздно вышел из кухни, оторвав себя от кофемашины, мне пары не хватило и меня вела Кристина. Только когда она помогала мне завязать платок потуже, я успел до наступления полной темноты под платком посмотреть вниз и заметить, что она беременна. Подумал, не от меня ли, попытался прикинуть и посчитать, но способность считать уходит, когда оказываешься на узкой скамейке в шатких тапках и с завязанными глазами. Рука Кристины и летом осталась холодной, но голос звучал гораздо увереннее, чем тогда на танго. Она узнала меня, как только взяла за руку, слегка вздрогнула: «А, это ты… извини, не запомнила твое лицо, только руку». И тут же заговорила громко и нарочито спокойно:
– Впереди подушка, осторожно, поднимите ногу повыше, нащупайте ее. Сойдите осторожно. Еще два шага и снова подушка, на этот раз побольше и менее устойчивая, не останавливайтесь, не бойтесь. А теперь скамья кончается и мы переступаем на табуреты, первый – качалка, второй на колесиках, не бойтесь, идите.
Я не боялся до этого момента, но вдруг на это «не бойтесь» меня прошибло. Оказалось, что боюсь беспомощности, до дрожи боюсь, хоть никогда и не думал об этом, в голову не приходило. А тут пришло, упало на меня и раздавило, как я мог бы соскользнув, пошатнувшись, грохнуться на Кристину, помять, раздавить. Она хорошо направляет, но не удержит, если что, упадем вместе, а она такая маленькая с вечно холодной костлявой рукой и с животом месяце на седьмом. На седьмом – значит, не я или все же нет? Табурет-качалка сбросил меня, я отдавил Кристине ногу, она оказалась босиком и дернулась от боли, у меня под тапком был жесткий каблук ботинка. Я вернулся на табурет и остановился. Нет, сейчас слезу и уйду, мне не надо чувствовать себя маленьким, беспомощным и опасным для себя и окружающих, я не хочу знать, как буду передвигать ноги в глубокой старости, когда потеряю очки, наверняка уже с толстыми стеклами, а детей у меня нет, а если когда-то и будут (или уже скоро?!), то не такие. Просто спрыгнуть, снять повязку с глаз, скинуть неудобные тапки и уйти.
– Не останавливайтесь, – говорит Кристина, справившись с болью, ничего не произошло, мы продолжаем. Постарайтесь удержать равновесие и перейти на следующий табурет, не доходя до края, щупайте ногой.
Я не двинулся с места, я опять оступлюсь, свалю ее, поломаю, отдавлю ей живот, сломаю себе ногу, я слышу, как другие пары остановились и замерли и как Кристина громким шепотом просит поставить музыку. Нет, не эту, что-то бодрее.
И музыка заиграла – не танго, но что-то вполне подходящее для танца. Я постоял немного и прошептал Кристине – не говори ничего, веди. И я пошел за ней, как она тогда шла за мной – не отрывая глаз, полностью положившись на ее холодную руку, словно в ней есть сила, словно она удержит и убережет. Под музыку мы прошли качалки и табуреты на колесах, еще одну скамью с подушками, Кристина шла медленно, ждала, пока я сориентируюсь, если я терял направление движения. Потом музыка стихла и я почувствовал ветер. Мы были на улице. Я провел рукой по лицу Кристины, она сделала шаг назад, оставив меня одного.
– Сними повязку, мы пришли, – сказал голос Кристины, – и тапки можешь снять. У тебя нет детей, ты просто так зашел.
Я все еще с повязкой спросил – почему? Почему ты так думаешь?
И услышал, как Кристина пожимает плечом и возвращается к стеклянной двери.
Больше я Кристину не видел, хоть и искал, и вроде можно найти, а как-то не давалось, ускользало. После этого вечера для группы родителей сняли другое помещение, это все же слишком аквариумное, в стекляшке мне могли дать только телефон Зеленой Челки, она была организатором, а Челка не отвечала, может, номер сменился.
На милонги я еще походил в надежде встретить Кристину, но потом перестал. Мне не хотелось вести и импровизировать, мне хотелось, чтобы вели меня, желательно с завязанными глазами и желательно по краю пропасти, по скользким катящимся камням, и пусть внизу будет бездна, и пусть откуда-то играет музыка, а в руке только маленькая ледяная рука, худая, как у самой смерти.
Если честно, то лучший рецепт кофе из кофе-машины – это одеться, выйти на улицу и дойти до кофейни. Желательно до той, где делают хороший кофе. Кофе-машина и бариста должны быть профессионалами, тут уж ничего не поделаешь.Кроме хорошей машины, важен сорт кофе и помол.Если попросить продавца в кофейном магазине смолоть кофе для эспрессо, вы получите более мелкий помол, чем необходим для настоящей кофе-машины, потому что продавец по умолчанию считает, что у вас ее нет, а домашняя с крупным помолом не справится.Качество эспрессо моя знакомая бариста определяет по пене, которая остается в чашке, после того как кофе выпит. Правильный кофе оставляет плотную пену.В эспрессо не добавляются приправы, они там лишние. Я слышала, что бариста в свободное время экспериментируют и добавляют тонкие чешуйки перца чили, которые придают кофе вкус крепкого алкоголя.А профессионализм бариста определяется по тому, как он взбивает молоко, умеет ли он на слух определять, когда получилась достаточно плотная пена, и по тому быстрому и уверенному плюху, которым он отправляет молоко в чашку, чтобы вышла правильная пропорция – треть молока и треть пены, а не просто кофе с молоком.И кофемолка должна быть жерновая, и чашка должна быть горячей, оставаясь сухой – не зря чашки в кафе стоят на кофе-машине.Поэтому даже не пытайтесь повторить это в домашних условиях.Домашние машинки хороши на тот случай, когда у вас нет времени пойти в кафе и не хватает магической силы, чтобы сварить кофе в джезве. Например, ранним утром перед работой.Тогда можно лениво засыпать кофе в машину и ждать. Главное – «не жалеть заварки».
