Глава 15
Семнадцатый век до нашей эры. Вавилон
Асна ушла тихо, без страданий, будто уснула. Видно, богиня вечерней звезды и правда призвала ее к себе, такой мирной, благостной была ее кончина. Солнце село за красные песчаные холмы, на небе засияла Венера, и Асна задремала, лежа на мягком тюфяке. А когда Энхед повернулась к ней, та уже была далеко…
Лицо беженки разгладилось, на ее губах застыла блаженная улыбка, словно она обрела наконец безмятежное счастье: увидела воочию своих близких и подруг, саму Госпожу Ночи, раскрывшую ей объятия…
– Асна! Асна! – рыдая, звала Энхед. – Очнись! Не покидай меня!
Но Асна не собиралась возвращаться из сладостных объятий богини в суету и печаль земного существования. Она и так достаточно натерпелась боли, горя и неизбывной тоски. Ее родной город превратился в груды камней и пепла, а ее сердце было разбито…
– Кто ты? – спрашивала Энхед. – Какой обряд погребения совершить, чтобы твоя душа упокоилась?
Асна молчала. Восьмиконечная звезда на груди Энхед мерцала голубоватым огнем сквозь ткань накидки. «Носи ее три месяца и три дня… – прозвучало в ушах молодой женщины. – За это время исполнятся три твоих желания…»
Энхед оплакивала беженку до самого утра. Едва затеплился рассвет, она завернула тело в лучшую ткань из своих запасов, дивуясь, каким легким, словно пушинка, оно стало, и отнесла вниз, во внутренний дворик. Пусть яма, облицованная кирпичами из высушенной глины, где раньше хранились припасы, послужит гробницей…
Она постлала на пол циновку и снабдила Асну всем, что могло понадобиться той в потусторонней жизни, – кое-какой одеждой, посудой и женскими принадлежностями. Гребень, простенькие бусы, двустворчатая раковина с краской для глаз…
Энхед сама нуждалась в самом необходимом, ведь после смерти родителей она раздала имущество в уплату долгов. Рабы тоже пошли с молотка. Как бы хорошо было снова разбогатеть, иметь хотя бы одну служанку, которая станет топить очаг и готовить еду… Она давным-давно не покупала себе новых нарядов и украшений! Ей нечего положить на алтарь в храме, и люди косятся, осуждая ее за скромные подношения. Боги, вероятно, сердятся на нее за скупость, но разве им не ведомо, что бедность и одиночество поселились в ее доме? Вот и Асна отправилась к своей покровительнице, Царице Неба…
Энхед плакала и горевала, пока не выбилась из сил. Сон сморил ее. Во сне к ней явился отец – такой же, каким она запомнила его перед последним отплытием…
«Дочка! – с жалостью глядя на нее, промолвил торговец. – Я виноват перед тобой. Я должен был вернуться, но буря потопила мой корабль. Возьми золото, которое я копил на черный день. Оно принадлежит тебе! Я закопал его…»
И отец подробно объяснил ей, как найти клад.
Утром Энхед первым делом побежала туда, где, по словам отца, лежали золотые изделия, лазурит, сердолик и драгоценная благовонная смола. Она не поверила своим глазам – закопанный в землю в углу двора сосуд, сплетенный из тростника и обмазанный глиной, был полон сокровищ. Сверху клад прикрывали прогнившая солома и мусор. Рабы сносили сюда все отходы… Она бы никогда в жизни не догадалась искать здесь что-то ценное!
– Богиня исполнила мое желание… – пораженная посетившей ее мыслью, Энхед с благоговением прикоснулась к талисману. – Благодарю тебя, Владычица Даров Любви!
Ей показалось, что Асна смотрит на нее из страны вечного цветения садов и улыбается.
С того счастливого утра жизнь Энхед неузнаваемо изменилась. На нее, словно из рога изобилия, посыпались всяческие милости. Вскоре исполнилось и второе желание – появился мужчина, который захотел взять ее в жены. Он оказался добрым и покладистым. Энхед мечтала о детях – стайке малышей, мальчиков и девочек, с кудрявыми головками и пухлыми щечками. Как сладко будет целовать эти щечки!
В ночь перед свадьбой ей приснилась Асна.
«Только три желания! – строго произнесла она. – Ты помнишь? Срок истекает!»
Энхед проснулась в холодном поту. Ее обуял ужас. Как будто она переступила черту, за которой – смерть…
– Срок истекает… – бормотала она. – Срок истекает… Что бы это значило?
Она сообразила: прошло почти три месяца… У нее осталось совсем мало времени. Скоро в Эсагиле будут праздновать «священный брак».
– Я должна отнести звезду тому, кто стережет дракона…
* * *
Наше время. Москва
Соня не могла поверить словам сестры, но Марина, похоже, не лгала. Любовь не довела ее до добра! Зачем ей понадобилось идти следом за Апрелем? Зачем она открыла ту дверь, за которой…
– Тебя никто не заметил? – спросила Соня.
– Кажется, нет.
– Кажется?
– Я не помню! Я ничего не помню! – в отчаянии повторяла девушка. – У меня перед глазами все смешалось…
Ей стало плохо при виде трупа, в груди сдавило, ноги подкосились, она потеряла сознание… А когда пришла в себя, поднялась и убежала.
– Не помню даже, как оказалась дома…
– Ты ничего там не трогала? Ни к чему не прикасалась?
– Нет… а может, и прикасалась… к дверной ручке… О, господи! Меня могли видеть те люди!
– Какие люди? – испугалась Соня.
– Старик, который вышел встречать «скорую», врач и еще кто-то… медсестра, наверное! Им было не до меня… но вдруг один из них меня запомнил? Я проскользнула в подъезд прямо за ними. Я же не знала про труп…
– Ты понимаешь, что натворила? Тебя могут обвинить в убийстве… или в соучастии.
– Но я ни в чем не участвовала, – в ужасе твердила Марина. – Та женщина… была уже мертвая, когда я вошла в квартиру…
– Чем ты это докажешь?
– А-апрель побывал там раньше меня…
– Он выскочил из той самой квартиры?
Марина трясла головой, дрожала.
– Я не знаю. Думаю, да… Откуда ему еще было выскакивать как угорелому?
– Апрель от всего откажется! Он не дурак садиться в тюрьму! А тебя подставит!
– Он меня не видел…
– Ты уверена?
Марина уже потеряла всякую уверенность. Во всем.
– Господи, что же теперь делать? Пойти в милицию?
– Они как раз таких дурочек и ждут, – разозлилась Соня. – Чтобы свалить на них вину! Зачем мучиться, раскрывать убийство, когда есть готовенький козел отпущения?!
– Апрель, наверное, больше не придет в клуб… я его не увижу…
– Угораздило же тебя втюриться в него! С красивыми парнями – одно наказание.
– Как ты думаешь… за что он ее убил?
– За что, за что! Кто их, паразитов, разберет?! – с сердцем воскликнула Соня. – Может, ревновал… или просто решил отомстить. У Апреля самолюбия через край. Говорила я тебе – не связывайся с ним!
– Он ее раздел! Снял всю одежду…
– Маньяк. Слава богу, на ее месте не ты оказалась.
То, что Апрель поднял руку на женщину, мало того, лишил ее жизни, – слегка охладило любовный пыл Марины. Разве не боязно остаться наедине с таким? А ну как ему взбредет в голову и с ней расправиться? В то же время в ее душе зрел протест. Неужели Апрель – убийца, опасный преступник?
На следующий день Соня чуть ли не силком потащила сестру на работу в «Буфет».
– Нельзя тебе, Маринка, дома сидеть. Так с ума сойдешь! Выпей успокоительное и собирайся.
Девушка послушно проглотила таблетку. В метро она ехала заторможенная, словно в трансе. На улице сестре пришлось взять ее за руку и вести за собой, как ребенка. Было холодно, но Марина не чувствовала ни ледяного ветра, ни бьющего в лицо снега. «Ничего, – рассудила Соня. – У нее нервное потрясение. День-другой, и отпустит».
Митя с добровольными помощниками устанавливал на «сцене» огромную живую елку, возился с крестовиной, чертыхался. Елка в теплом помещении истекала смолой, густым запахом хвои, праздника. Рядом стоял открытый ящик с игрушками, на полу валялись клочки пожелтевшей за год ваты, выцветшие флажки, обрывки серпантина.
– Скоро Новый год, – без особой радости произнесла Соня, тормоша сестру. – Да встряхнись ты! А то все заметят, приставать будут…
– Мы тут часть веток срезали, – сказал Митя. – Возьмите, украсьте «Буфет». Гирлянды я уже отнес. Потом повесим.
Марина – как и рассчитывала сестра – отвлеклась, оттаяла.
– Сегодня вечером большой концерт, не забыла? – сообщила Соня. – Апрель тоже должен был петь. Хотя вряд ли он осмелится явиться сюда.
Лучше бы она этого не говорила. Марина взбудоражилась, покрылась красными пятнами, ее руки задрожали. Она уже не могла думать ни о чем другом. Апрель, возможно, придет!
– Как он будет выглядеть после… после… – шептала девушка. – Какие у него будут глаза?
– Не придет он.
Но любящему сердцу открыто больше. Марина, несмотря на здравый смысл и некоторый страх, вся превратилась в ожидание. Неужели Апрель пойдет на такой риск? С него станется.
– Он не такой, как все…
– Еще бы! – поджала губы Соня. – Не каждый способен на убийство. Только «избранные»! На которых – печать дьявола. Погоди, когда его прижмут по-настоящему, небось начнет все на сатану валить. Мол, голос свыше ему повелел, а он не посмел ослушаться. Они, маньяки, будто бы ни при чем, – им кто-то приказывает, а они исполняют. Вот и выходит, что наказывать их не за что. Не ведали, что творили!
– Тише ты…
К шести часам в клуб стала подтягиваться публика. Исполнители готовились к выступлению в импровизированной гримерке, где они могли переодеться, отдохнуть, привести себя в порядок, настроить инструмент, выпить чашку чая или кофе.
Администратор рассаживал зрителей, которых не испугали снег и мороз. Для них до начала концерта крутили фильмы, отснятые членами клуба: альпинистами, спелеологами, любителями рафтинга.
– Зал, кажется, будет набит битком, – предупредил Митя девушек. – Ставьте большой самовар, новые стаканы я сейчас принесу из подсобки. В антракте народ к вам ломанется.
Все закрутилось, завертелось, только успевай поворачиваться. Некогда вздохнуть, не то что задумываться о любви и смерти. Даже Марина перестала высматривать Апреля.
– Угомонись ты, балда, – ворчала сестра. – Он уже далеко, едет в «прокуренном вагоне» куда-нибудь в Салехард.
– Нет, – упрямо мотала головой та. – Он в Москве. Я чувствую!
Каково же было удивление Сони, когда в «Буфете» появился-таки Апрель, черный, угрюмый, с мутными от водки глазами – видно, уже где-то набрался для храбрости. Она обомлела, толкнула сестру.
– Гляди!
Марина помертвела, первым ее побуждением было спрятаться, нырнуть за стойку, присесть на корточки и не высовываться.
– Ну-ка, возьми себя в руки, – прошипела Соня. – Не то он враз догадается.
– Не могу… боюсь! Он по моему лицу все прочитает. Ей-богу!
– Так и будешь сидеть за стойкой? А кто людей станет обслуживать? Вылезай, дорогуша.
Марина, зеленая и дрожащая, как лист на ветру, на ватных ногах поплелась к самовару.
– Водки! – послышался за ее спиной голос Апреля. – Лей, не жалей…
– Куда тебе столько? – пискнула Соня. – Ты же поешь сегодня.
– Не пою. Голос пропал!
– Заболел, что ли?
– Заболел! Неизлечимой болезнью!
Он навалился на стойку, дыша перегаром и ментолом. Красивый до умопомрачения, с модной щетиной на мужественном подбородке, с капельками от растаявших снежинок на волосах.
Парень взял водку и отправился на свое любимое место, за столик в углу. Тень скрыла от любопытных глаз безумное выражение его лица.
Марина ойкнула и побежала поливать руку холодной водой: заваривая чай, ошпарилась кипятком. Пальцы и тыльная сторона ладони покраснели, кожу нестерпимо жгло. Но сильнее боли жгла ее мысль об Апреле. Почему он здесь? Почему не бежал из города? Его найдут, посадят за решетку, осудят…
Тем временем все шло своим чередом. Елку наконец установили и надели на нее верхушку-звезду, повесили шары, бусы, разноцветные лампочки. Начался концерт. Из зала доносились звуки гитары, хриплые голоса певцов, аплодисменты зрителей.
Апрель сидел за столиком, уронив голову на руки и, казалось, уснул. Митя неодобрительно покачал головой, но выдворять его не стал. Сжалился.
– Если будет мешать, зовите, – сказал он Соне. – У вас все готово? Через четверть часа перерыв. Массовка хлынет сюда. Справитесь или прислать вам кого-нибудь на подмогу?
– Не надо.
Как только администратор удалился, Апрель сделал неудачную попытку встать со стула.
– Соня! – с пьяным надрывом крикнул он. – Где твоя сест… сест-ричка? Пусть придет.
– Занята она…
– Чем з-занята? Я плачу деньги! Она обязана меня об… обслужить…
Марина, забыв про ожог, ринулась к нему из-за стойки. Сестра схватила ее за локоть:
– Стой, балда! Куда тебя несет? Не видишь, он лыка не вяжет? Совсем чокнулась? Уже не боишься?
Та сникла, опустилась на табуретку, всхлипнула:
– Ему помощь нужна…
– Он преступник! Был бы уродом каким-нибудь, ты в его сторону и не взглянула бы! А при такой призовой внешности бабы рассудок теряют… на все готовы, даже на смерть. Привык он к обожанию. Одна нашлась, которая дала ему от ворот поворот, и вот результат. Он ее…
Она осеклась, бросила взгляд исподлобья в сторону Апреля.
– На него затмение нашло… – промямлила Марина. – Или… то был не он. Я где-то читала, что у людей бывают двойники…
– Это уж ты через край хватила, сестренка. Двойники… Поменьше фантастики читай!
Марина вдруг вспомнила черную тень за спиной Апреля и содрогнулась от недоброго предчувствия.
Соня махнула рукой, отвернулась к холодильнику – достать тарелки с бутербродами, сладостями, лимоном и фруктами. По случаю большого концерта Митя решил немного разнообразить меню – выручка «Буфета» играла важную роль в финансовом обеспечении проектов клуба. Когда она оглянулась, Апрель уже стоял, навалившись на стойку, и манил пальцем Марину. Та приблизилась, плеснула ему водки в пустой стакан.
– Иди в зал, – как можно миролюбивее посоветовала парню Соня. – Послушай хорошую музыку.
– Н-не могу…
– Почему? Ноги не держат? Хочешь, я позову Митю, он тебя отведет?
Апрель обратился к Марине:
– Чего твоя с-сестра ко мне пристала? Скажи ей, пусть оставит меня в покое… Нельзя мне в зал! Там жутко… словно глядит кто-то в спину… а по спине мурашки бегают… И домой нельзя… там тоже с-страшно…
– Белая горячка! – бросила ему Соня. – Допился до зеленых человечков!
– Н-нет… я мало пью…
– Оно и видно.
Апрель обмяк, повесил голову и замолчал.
В зале раздался шквал аплодисментов и восторженных криков. Первые посетители шумной компанией ввалились в «Буфет»: в основном пестро одетая молодежь, но среди них были мужчины и женщины лет сорока, в более приличествующих случаю нарядах. Они будут заказывать чай, коньяк, бутерброды и пирожные. Молодые почитатели бардовской песни предпочитали водку и незатейливую закуску.
Марина и Соня начали обслуживать публику, которая все прибывала и прибывала. Кто-то хлопал Апреля по безжизненному плечу, тормошил его:
– Привет, Апрель! Чего не выступал?
– Не трогай его… видишь, человек в нирване…
– Да он уже наклюкался, братцы!
– У него творческий кризис…
Смех, шутки, обмен впечатлениями, звон посуды, запахи женских духов, сигарет, тушенки и ванили, алкоголя, заваренной в пузатом чайнике травы смешивались с ароматом еловых веток, которые украшали помещение «Буфета»…
Марина вдруг ощутила, как по телу побежал озноб. Из толпы на нее уставились чьи-то холодные беспощадные глаза, пронизывая насквозь, пробираясь в самое сердце, словно взламывая его изнутри, раскрывая на всеобщее обозрение… Девушка задохнулась и схватилась за грудь.
Соня, занятая работой, ничего не заметила. Зато Апрель очнулся, пришел в себя и беспокойно заозирался по сторонам…
