Все лицо Андрея покрывают синяки и ссадины…

Вадим избивал его тяжелым подсвечником, Андрей почти не сопротивлялся – и вот результат, красивые черты превращены в кровавую кашу.

– Андрюш, надо к врачу, – озабоченно пробормотала Лика Вронская, отрывая новый клочок ваты. Как здорово, что в автомобильной аптечке оказалась перекись водорода: по крайней мере, можно хоть немного обработать раны. – Меня твой глаз беспокоит, синяк – ерунда, но у тебя там на белке большое красное пятно. Со зрением не шутят.

– Ерунда; подумаешь – пара сосудов лопнули, пройдет. Я Вадика понимаю. Не приведи бог на его месте оказаться. Да я так и думал, что он мне по морде даст. И любой нормальный мужик бы так поступил.

– Андрей, мы не виноваты в произошедшем. Если у Вадима имелись какие-то опасения насчет безопасности сестры (а они, возможно, были, он же пас ее с утра до вечера; или сам, или гувернантка с девушкой находилась) – то зачем он уехал? И это ограбление квартиры, покушение на него… Может, ему угрожали, а он оказался беспечным… Мы просто планировали устроить себе и людям праздник. И, кстати говоря, мы же именно Таню не приглашали, мы ее не знали вообще. Звали только Вадима. Конечно, на такие тусовки можно приходить не в одиночестве. Но это было решение самого Вадима – взять с собой именно сестру.

Андрей с досадой поморщился:

– Да, ты классная писательница. Книжек твоих я не читаю, но сейчас верю – по крайней мере, с русским языком и логикой у тебя все в порядке. Ты можешь убеждать, доходчиво и аргументированно. Но зачем все эти слова? Можно сколько угодно тут распространяться, суть не меняется. Вадик попросил меня присмотреть за своей сестрой. Девчонку убили, я не справился с поручением друга. Вот и все. Я еще и поэтому с тобой поехал.

– Чтобы Вадик тебя избил?

– Чтобы закрыть эту тему. Он уже послал меня по телефону. Оставалось еще по роже настучать. Все, комплекс мероприятий выполнен. Теперь ему, наверное, стало немного легче.

Лика грустно вздохнула. Теоретически Андрей прав – у дизайнера был повод вести себя именно таким образом. Но почему Вадим не мыслит шире? Почему не понимает, что волею трагических обстоятельств все оказались в одной лодке? Что важно не клеить разборки друг с другом, а выяснить, кто тот поддонок, убивший Таню?.. Впрочем, наверное, Вадиму еще слишком больно, он до сих пор находится в шоковом состоянии, и не может ни контролировать свои эмоции, ни мыслить…

– Увы, говорить с Вадимом о произошедшем пока невозможно, – Вронская подула на скулу Андрея и с досадой закусила губу: какой глубокий порез, наверное, надо швы накладывать, кровь сочится. Да, под рукой есть пластырь, пока можно заклеить. Но как бы бойфренд ни сопротивлялся, к врачу все-таки придется обратиться.

– Вадим выставил нас из дома, обматерил, – продолжила она. – Я тоже в глубине души ожидала, что он нам все выскажет… Но не в такой форме. Я понятия не имею, как теперь с ним общаться; даже если он прекратит драться, никакой откровенности не будет… Ладно, в любом случае, во всей этой истории есть и плюс. Мы нашли гувернантку Тани, она согласилась с нами побеседовать. Интересно, она все время жила со своей подопечной или только теперь перебралась?

– Я заезжал как-то к Вадику, он показывал мне свою квартиру. Гувернантка тогда явно постоянно обитала в другом месте. Наверное, сейчас только переехала. У Вадима же близких родственников не осталось, с собственной семьей у него там тоже что-то не сложилось. После такого одному лучше не оставаться. Вот, наверное, эта Мария и решила с ним пока побыть.

– У Вадика дома поговорить теперь уже не получится. Здесь есть кафе поблизости?

Андрей пожал плечами:

– Понятия не имею. Какое кафе с такой разбитой рожей? Давай в машине побазарим.

– Хорошо, – Лика прищурилась. – Кстати, вон она уже и идет.

И правда, калитка в невысоком заборчике, огораживающем символический участок перед таунхаусом Вадима, приоткрылась и по тротуару к «Мерседесу» Андрея заторопилась стройная брюнетка.

Рассматривая ее, Лика поразилась переменам, произошедшим с ее внешностью. Буквально десять минут назад Мария Дмитриевна, растрепанная, в наспех наброшенном халатике, выскочила из своей спальни. Теперь к машине приближалась стильная леди, одетая в безукоризненный светло-бежевый костюм, с совершенно незаметным и естественным (а потому требующим и времени, и навыков) макияжем.

Прекрасная, собранная, деловая, невозмутимая…

Суперпрофи, умеющая абстрагироваться от эмоций и в любой ситуации пытающаяся контролировать себя во всем? Или… холодная циничная стерва, имеющая в этом трагическом раскладе свой интерес?..

Явно неглупая, очень красивая – гувернантка Тани пока находилась за скобками всего произошедшего.

А ведь Седов предупреждал: разгадка этого преступления может быть обусловлена событиями прошлых лет. Следовательская интуиция редко подводит…

– У меня мало времени, – расположившись на заднем сиденье машины, заявила Мария Дмитриевна, расправляя длинными пальцами невидимые складки на юбке. – Мы готовимся к похоронам, очень много вопросов надо решить.

Андрей неуверенно кашлянул:

– Мы могли бы вам помочь.

Она окатила его ледяным взглядом:

– Не думаю, что Вадим Александрович с энтузиазмом отнесется к подобному предложению.

Лика почувствовала: еще немного – и она сорвется, начнет кричать, что пока все тут заняты выяснением отношений, преступник разгуливает на свободе; что задержанный строитель никак не может объяснить обстоятельства, при которых рядом с телом девушки нашли кольцо с сапфиром, а еще записку с угрозами, появившуюся на заборе дома.

Изо всех сил стараясь не давать волю своим эмоциям, она тихо заговорила. О том, как важно разобраться в произошедшем; о том, что это можно сделать только вместе; о том, что всем больно – однако надо попытаться взять себя в руки.

– Я не знаю, чем могу вам помочь. – Голос Марии Дмитриевны немного потеплел, но ледяная настороженность во взгляде осталась. – По распоряжению Вадима Александровича я постоянно находилась рядом с девочкой. Как педагог я считала тот образ жизни, который ведет Татьяна, противоестественным. И неоднократно пыталась убедить Вадима Александровича в том, что предоставление большей свободы сестре только положительно сказалось бы на ее эмоциональном состоянии, позволило бы приобрести собственный жизненный опыт. Но он очень опасался нежелательных знакомств, наркотиков, снижения успеваемости. Девочка жила в стерильной идеальной среде. Я предполагала, что такое воспитание приведет к проблемам. К сожалению, так и случилось.

– Что вы имеете в виду?

– Убийство, конечно. У Тани был ограниченный круг общения. Она не знала, как вести себя с парнями, с девушками; она постоянно переживала из-за своей внешности и фигуры – и рядом не было никого, кто мог бы ее убедить, что она сама придумала все эти недостатки. Что такое опасность – она тоже не знала. Я боялась, что ей будет очень легко причинить вред. К сожалению, так и случилось.

– Она влюблялась?

Мария Дмитриевна покачала головой, и темные волосы красиво рассыпались, демонстрируя идеальную линию каре.

– Но поклонники у нее были?

– Думаю, нет. Она же ни с кем не общалась, не встречалась. Иногда с ней пытались познакомиться парни. Но на этот счет у меня были четкие инструкции, я просто пресекала общение молодых людей и увозила Таню. Девочка очень страдала, конечно. К счастью, Вадим предложил нам почаще путешествовать. Новые впечатления создавали у Тани иллюзию меньшей обделенности. Хотя, по сути, у нее ведь даже не было подружки, которой можно похвастаться фотографиями и сувенирами. Вся жизнь девочки протекала перед моими глазами. Разумеется, ее это нервировало, она постоянно провоцировала конфликты и ссоры. Думаю, она меня ненавидела.

– Скажите, у Тани был дневник?

Гувернантка кивнула.

– Да, она любила записывать свои мысли. Иногда показывала мне какие-то записи – в основном те, которые касались путешествий; Таня работала над стилем. Она не хотела быть ни журналисткой, ни писательницей, но литературу обожала. Девочка с детства жила в мире книг. По крайней мере, литература дарила ей встречи с людьми и общение, которого не было в реальной жизни… Сначала она писала в каких-то тетрадках, на листках. А потом Вадим купил ей ноутбук. Вообще для Тани очень поздно приобрели компьютер, Вадим считает Интернет рассадником порока. И он ограничивал сестру, пока это было возможно. Но потом она все-таки уговорила Вадима, он подарил ей ноутбук, сделал доступ к Интернету.

Лика слушала ровный голос Марии Дмитриевны, пыталась себе представить ту жизнь, о которой она говорит, – и не могла. Как это так – не общаться с друзьями, не иметь даже подружек, пить кофе или заниматься фитнесом в обществе гувернантки?.. Да ведь это же ужасно! Здравомыслящий человек никогда не стал бы создавать для близкого человека такие условия. Если бы… Если бы он только чего-то не боялся, наверное… Если бы не предполагал – может произойти что-то действительно ужасное…

– Мария Дмитриевна, а Вадим не ставил вас в известность о том, что безопасности девочки что-то угрожает? – спросила Лика, доставая из аптечки бинт. Вата закончилась, из ссадины на лице Андрея снова потекла кровь, надо ее промокнуть. – Все-таки убийство его родителей до сих пор не раскрыто.

– Да, мне кажется, он чего-то опасался. Те меры контроля, на которых он настаивал, были слишком суровыми. Но прямо об угрозах он ничего не говорил… Я думаю, это были в какой-то степени обоснованные опасения. Со мной уже разговаривали люди из милиции, показывали фото. Я опознала одного мужчину, он следил за нами. Тот парень, который со мной говорил, сказал, что этого человека задержали по подозрению в убийстве Тани.

– А в семье Липиных имелись какие-то ценности, произведения искусства?

– Понятия не имею. Я приезжала к Тане утром, отвозила ее в институт. Потом мы обедали, ходили по магазинам, ездили в спортзал. После возвращения Вадима я была свободна. Девочка не любила мое общество, хотя я старалась сделать для нее все, что возможно в рамках тех условий, которые мне поставил работодатель. Я не многое знаю об этой семье, про какие-то ценные вещи мне ничего не известно. Мы не были близки и дружны, не общались, как общаются друзья.

– Просто по подозрению в убийстве Тани задержан строитель. Он сказал, что у девушки был альбом Пикассо, который она хотела продать, и я пытаюсь понять, откуда она могла его получить.

На красивом выразительном лице женщины промелькнуло удивление:

– Строитель? Тот человек, который следил за нами?.. Мне не были известны эти детали. И при чем тут альбом Пикассо?.. Два года назад мы были на выставке Пикассо в Париже. Так совпало – экспозиция только открылась в центре Помпиду, когда мы приехали во Францию. Я бы не сказала, что Таня очень уж заинтересовалась Пикассо; распродажи в «Галери Лафайет» ее привлекли в большей степени. Конечно, там, в Париже, мы не приобретали никаких альбомов. Вадим нас в расходах не ограничивал, но такие покупки – это все-таки слишком дорого. Да и потом, Таня особо не интересовалась живописью. Для общего развития она могла посетить музей – но специально куда-то ехать ей не хотелось; например, когда мы были в Испании прошлым летом, я предлагала ей так спланировать поездку, чтобы побывать в музеях Дали и Пикассо, – но это было далековато от курортной зоны, и Таня отказалась…. У Тани был альбом с рисунками Пикассо – это что-то новенькое! Не могу в это поверить! Неужели речь идет об оригинальных рисунках? А где этот альбом?

– Я думаю, многие бы хотели узнать ответ на этот вопрос, – вырвалось у Лики. – Мария Дмитриевна, а скажите, ваш… ваш близкий друг, отец Вадима, он тоже не говорил ничего об этом альбоме? Я понимаю, прошло много времени. Но, может, вы вспомните?

Собеседницу как подменили. Она плотно сжала губы, бросила взгляд на часы и холодно заметила:

– Не понимаю… Что вы себе позволяете? Я не давала вам никаких поводов предъявлять какие-то глупые обвинения.

– Вы о чем? Какие обвинения? В близости с Липиным-старшим? Но это же ваше дело, и я ему – не жена, и вам – не судья…

– Не было никаких отношений, не говорите ерунды! – заявила гувернантка, открывая дверь машины. – Ладно, мне пора. У нас много дел. Всего доброго!

Андрей, провожая глазами удалявшуюся фигурку, присвистнул:

– Вот это дамочка! Ни фига себе картинка вырисовывается. Кажется, я понимаю, что тут могло произойти. Был у меня приятель, Василий. У Васи – жена и ребенок, большой уже лось, лет двадцати. А еще Василий был слаб по женской части, всегда у него любовницы имелись. К одной девчонке он вроде так привязался, что-то типа второй семьи завел. А больше родственников нет, и Вася – парень не бедный.

– Это ты к чему? – поинтересовалась Лика, про себя прикидывая, как бы это половчее затащить строптивого бойфренда к врачу. – Намекаешь на то, что Мария Дмитриевна «заказала» и Таню, и Вадика? Но ведь Липина-старшего убили очень давно!

– И что? Васина любовница именно так и поступила! Время тогда было непростое, убили Васю за неумение делиться. Васина любовница прикинула: при хорошем адвокате гражданский брак приравняют к официальному. Дело за малым: устранить других наследников первой очереди, жену и ребенка Васи. Ее, правда, повязали еще на стадии подготовки преступления, эта курица объявление в газете решила разместить, что-то вроде: срочно требуется киллер… Может, было завещание, по которому этой Соловьевой что-то причитается? Может, всплыло оно только недавно – и вот одну конкурентку уже убили. Второй претендент на наследство, правда, крепче оказался. Но так ли ему повезет в следующий раз?

– А как проверить насчет завещания?

Ответить Андрей не успел, дверь машины снова распахнулась и на сиденье проскользнула гувернантка.

– Я не знаю, как вы обо всем узнали. Но умоляю, не говорите Вадиму, – прошептала она, бледнея под слоем идеально наложенных румян. – Не говорите ему о нашей связи. Я очень любила отца Вадима. Теперь, после смерти Тани, он – единственное, что осталось у меня от Саши…

– Если неприятности могут произойти, то они обязательно происходят, – пробормотал Валерий Павлович, напряженно вглядываясь в дорогу.

Погода испортилась, пронизывающий ветер нагнал тяжелых свинцовых туч, и буквально в считаные минуты хлынул проливной дождь.

«Дворники» «Мицубиси Паджеро» работали с повышенной частотой, но это все равно слабо позволяло четко просматривать трассу.

– Это точно, – подобострастно поддакнул ветеринар. – Закон бутерброда.

«Ублюдок», – мысленно отозвался Валерий Павлович.

Его бесило буквально все: произошедшее у соседей убийство, не проявлявшая в постели особого энтузиазма жена, сорвавшийся выгодный контракт. Чистую правду говорят: пришла беда – отворяй ворота. Да еще и любимые курочки захворали, отказываются от еды, сидят, бедняжки, нахохлившись… У ветеринара (кто бы сомневался) сломался автомобиль, Диана ехать в Москву за врачом отказалась (дела у нее, видите ли, какие-то суперсекретные, о которых даже родному мужу рассказать нельзя). И вот, вместо того, чтобы работу работать, пришлось срываться из офиса и везти ветеринара в деревню.

Обидно.

Но терять курочек еще обиднее.

Только бы любимые птички поправились! С ними ведь душой отдыхаешь; какие цесарочки красавицы, какие умницы!

Он обсуждал с врачом появившиеся у птиц симптомы заболевания, когда вдруг за окном джипа промелькнуло какое-то большое красное пятно.

Почему-то захотелось повернуть голову, присмотреться повнимательнее, и…

Нет, не показалось.

С трассы в кювет вынесло именно машину жены, новенький «паркетник» «Ниссан Кашкай», которым Диана пользовалась меньше месяца…

… В память мама вошла уже некрасивой, с одутловатым лицом, красными прожилками на носу и скулах, пожелтевшими от сигарет зубами и пальцами. Но, наверное, мать помнила себя совсем другой. И очень любила показывать альбом с фотографиями. С чуть пожелтевших карточек улыбалась блондинка, хорошенькая и беззаботная, как принцесса: большие голубые глаза, тоненькая талия, подчеркнутая воздушным платьем, туфли-лодочки.

А еще мама рассказывала Лене истории. Правда, каждый раз – разные. То говорила, что была она актрисой в театре, а потом режиссер стал от нее добиваться понятно чего, и она не согласилась, и уже после этого – ни ролей, ни премий, так и выжил из театра. А на другой день уже была она певицей, и так старалась на сцене, так выкладывалась, что вдруг потеряла голос. Финал всех повествований всегда был один и тот же – пережить крутой вираж судьбы без вина невозможно.

С пьющей матерью жизнь ребенка ужасна; очень рано взрослеешь и понимаешь: да ты просто изгой, жалкий, нищий; все краски мира сияют и переливаются для других. Подружки гуляют в красивых платьицах и морщат носик: «Ах, как мне надоела бабушка, все время кушать заставляет!» А тебе приходится перешивать старую юбку и прятать от мамы пару рублей, чтобы было на что купить хлеба.

Стыдишься ее, вечно пьяную. Из школы возвращаешься, увидишь, как она из магазина с бутылкой «чернил» идет-шатается, – и сердце в пятки, тащишь подружку в другую сторону: переждать, не позориться.

Стыдишься, ненавидишь – но вместе с тем и любишь, потому что она жалкая, потому что родная, потому что больше любить ее некому, и все эти дружки ее, пьяницы, конечно, ни капельки о маме не заботятся.

Как же обидно было Лене! Вот она пол вымоет, обед приготовит и умоляет: «Мамуля, дорогая, не пей больше! Так, как мы живем, жить нельзя! Давай все изменим». И мамочка плачет и обещает: «Конечно, дочка, я больше не буду».

Ее хватает совсем ненадолго: когда на пару дней, когда на неделю. Потом – опять бутылки эти, душный запах перегара и табака, и рвота, и в туалет – под себя, на диван, на ковер – где валяется, там и обмочится…

Может, тогда Лена впервые поняла, что животные намного лучше людей? Когда собачка Жуля щенков нагуляет – она же о малышах так заботится, кормит их, язычком вылизывает, беспокоится, когда кто-нибудь забирает ее щеночка.

Чем больше мать пила – тем отчаяннее Лена мечтала о собственной семье, где будет все то, чего не было прежде: любовь, уважение, достаток, счастливые детские глаза.

Придет принц, сделает счастливой, и жизнь наладится.

Будущий муж, Антон, именно таким и казался: надежным, заботливым, верным.

Это потом, задним умом, уже стало понятно: да он изначально метил на эту оставшуюся после смерти матери «трешку», в жутком состоянии, но все-таки находящуюся на проспекте Вернадского, где цены на жилье стремительно приближаются к стоимости космического корабля. А тогда, в начале знакомства, заподозрить его в корысти было невозможно; наоборот, казалось, даже много он денег тратит на цветы, рестораны и прочие развлечения. Правда, Антон очень уж торопился официально зарегистрировать брак, потом затеял обмен квартиры («У нас же будут дети, давай найдем квартиру в более экологически чистом районе»), оформил новое жилье на себя.

Собак уже тогда, на момент знакомства с Антоном, было несколько: дворянка Сандра, рыжая сеттерша Джесси и огромный кастрированный дворянский кобель Мартин. Антон говорил, что обожает собак; притворялся, что ему нравится гулять с многочисленной собачьей стаей.

После переезда его как подменили. Он делал все для того, чтобы как можно чаще вспыхивали ссоры. А когда понял, что собаки являются для объекта травли действительно самым важным, то завязал с выпивкой и изменами и сосредоточился уже только на истязании животных.

Муж провоцировал развод, старался провернуть раздел имущества как можно скорее. А чтобы жена быстрее соображала – издевался над песиками, бил их, попытался выгнать беременную Джеську на улицу.

Да, та дача, которую Антон предложил в обмен на городскую квартиру, стоила намного меньше. По правде, так он вообще не должен был требовать жилье, он же его не покупал, разве только в ремонт немного вложился. Но новая квартира уже была «совместно нажитым имуществом», поэтому юридически муж имел право претендовать на свою долю.

Домик жуткий – с удобствами на улице, печным отоплением.

И все-таки Лена согласилась на такие невыгодные условия.

Чтобы побыстрее очистить свою жизнь от чудовища, притворявшегося принцем, чтобы увезти собак в безопасное место.

Собаки не обманывают, не предают. Они просто любят своего хозяина, всегда ему рады, всегда ждут…

– …Я работаю как хендлер и грумер – всхлипнула Лена, чувствуя, как краска снова приливает к щекам. Сейчас придется приступать к самому страшному. – Выставляю шикарных овчарок, стригу избалованных йорков. Но только проблема в том, что заработки при такой работе – очень нерегулярные. Первый раз я прихватила какую-то ювелирную мелочь случайно. Собирала свои ножницы-расчески, а потом вижу – к ним цепочка прицепилась. Ждала пару недель, думала, клиентка перезвонит. А она даже не заметила! И тогда я стала понемножку… воровать. Для себя я бы копейки чужой не взяла. Но я не могу прокормить всех животных… И когда приходится совсем туго – я беру немного денег или колечко; никто никогда не замечал ничего. Мне было стыдно… воровать у Лики. В конце концов, она с Андреем мне такой праздник устроила! Я никогда в таком обществе не находилась, а еду там какую приготовили, очень вкусную! Но мне надо было срочно раздобыть хотя бы немного денег… В общем, я поднялась в спальню к Лике, взяла там кольцо с красивым синим камнем. Думала завязать его в носовой платок и через забор перебросить на свой участок. Ну, мало ли – пропажа внезапно обнаружится, всех осматривать будут. И…

Рыдания опять сдавили горло. Невозможно об этом говорить, невозможно вспоминать…

Как хорошо, что следователь опять наливает минеральной воды из пластиковой бутылки.

Вот сейчас надо попить, успокоиться и рассказать все.

Может быть, Седов все поймет и поверит? В его кабинете живет зеленый волнистый попугайчик; возможно, этот следователь – все-таки не самый плохой человек?..

Никаких намерений ведь убивать Таню не было.

Произошел несчастный случай.

Девушка спросила: «Так вы и есть тот самый Антиквар, с которым мы договаривались о встрече?»

Узелок с кольцом невольно выпадает из рук, Таня быстро поднимает светлый ободок. И потом… ее лицо искажается от ярости. Она снова кричит: «Где ключ? Где деньги? Вы обманули меня!» И хочется убежать; да ведь эта Таня – просто сумасшедшая! Только вот колечко до сих пор в Таниных руках, а дома голодные песики, и деньги так нужны, катастрофически…

Отбросив кольцо в сторону, Таня хватает «Антиквара» за шею и начинает душить.

Какие же у нее крепкие ледяные пальцы…

В глазах темнеет, оттолкнуть ее, скорее!

И вот уже целый океан кислорода. Наконец-то!

Сначала хотелось просто дышать. Дышать, дышать, дышать, ды…

Рассеянный взгляд вдруг цепляется за жуткую картину. Таня лежит на газоне, и ее затылок приходится как раз на декоративные булыжники, которыми выложен край.

По камням течет кровь…

Дальнейшие действия проходили на полном автопилоте. Посмотреть по сторонам (никого), осмотреть свою одежду (все в порядке), вернуться к столу, выпить шампанского.

Кольцо, украденное у Лики, после произошедшего сразу забылось. Правда, потом, при виде унизанной перстнями руки известной актрисы, возник порыв пойти и поднять то колечко. Но остановили мысли другого порядка. Пока ведь никто рядом с трупом вроде бы не видел. К чему риск? Тем более, светлый ободок с ярко-синим камнем ведь принадлежит Лике, и никак не может указать на убийцу…

– Я не хотела убивать Таню, правда, – вздохнула Лена, невольно любуясь серо-голубыми глазами Седова. Все-таки он очень симпатичный. – Это произошло случайно. И я бы, конечно, не стала врать и хитрить. Но у меня дома очень много собак, и больше позаботиться о них некому. Меня ведь в тюрьму заберут, да? У меня тогда к вам будет просьба. Я вам телефон оставлю, девочки-волонтерки. Вы ей хотя бы скажите, чтобы она позаботилась о собаках…

Оружие (продавец говорил, как оно называется, но все объяснения мгновенно вылетели из головы) просто лежало, прикрытое для проформы газетой, на пассажирском сиденье автомобиля. От него исходил резкий дымный запах, мешавший убийце сосредоточиться.

Во всех фильмах и книгах предлагается вроде бы один-единственный способ: избавиться от орудия убийства после того, как дело сделано.

Глупышка Диана Зарипова! Она думала, что умнее всех, что сможет всех переиграть, перехитрить…

Увы, надо признать – из-за этой женщины действительно вся затея чуть не провалилась. Если бы она обратилась в милицию – отвертеться, с такими-то доказательствами причастности, ни за что не получилось бы.

Как хорошо, что существует женская глупость…

Теперь Диана уже никому ничего рассказать не сможет. С дыркой в черепе разговоры вести не принято.

Улик больше нет. Флешку с записью женщина, вот умничка, как и обещала, захватила на встречу с «издателем».

Все прошло как по маслу.

Дианин джип притормозил перед «лежачим полицейским»; сначала последовала пара выстрелов по колесам, потом пуля угодила в салон. Продавец оружия не обманул: никакого шума от выстрелов не было. Ярко-красная машина соскользнула в кювет, где, надо полагать, пуля в висок окончательно угомонила Диану.

Подумать только, из-за этой вздорной бабы все могло сорваться!

Впрочем, нет. Теперь надо сосредоточиться на другом.

Оружие.

Это тоже улика, тоже доказательство.

От пистолета или винтовки кинокиллеры всегда избавляются.

Но… придуманный мир и реальная жизнь – это все-таки разные вещи.

Да, можно зашвырнуть оружие в лес, утопить в Москве-реке. Однако что делать, если оно вдруг опять понадобится? Снова напрягать людей, нервничать при покупке?

Наверное, все-таки лучше оружие не выбрасывать, а спрятать. В каком-нибудь надежном месте…

– День добрый, гражданин Самойлов, – Константин Загуляев кивнул Славе, которого отконвоировали в комнату для допросов. – Присаживайтесь, пожалуйста. Как мы с вами сегодня построим нашу беседу? Будем опять тянуть кота за хвост или наконец начнем сотрудничать со следствием в наших взаимных интересах?

Костя говорил с видимым добродушием, а сам все пытался понять по карим глазам, настороженно покалывающим из-под черных густых бровей: как оно все и правда пойдет сегодня? Самойлов оказался упрямым, вину в содеянном до сих пор признавать не хотел. Хотя улик против него в ходе расследования становилось все больше.

Нож, которым была убита гражданка Липина, принадлежал именно Вячеславу Самойлову. У него имелся дорогой набор качественных профессиональных инструментов, обнаруженный в ходе обыска. Строительный нож в нем отсутствовал, хотя выемка для инструмента именно такого размера наличествовала. Экспертиза показала: именно из этого набора изъято орудие убийства.

При осмотре места происшествия неподалеку от трупа (как раз там, где были сложены стройматериалы) нашли окурок. По результатам экспертизы слюна, оставшаяся на фильтре, принадлежит только подозреваемому и никому больше. Похоже, он поджидал там свою жертву. А потом, когда девушка подошла, выхватил у нее ключ от банковской ячейки и хладнокровно чикнул ножом по горлу…

Самойлов же все упирался, признавал умысел на мошенничество, а в убийстве признаваться не хотел. Хорошо, что хоть перестал упорствовать относительно покупателя альбома с рисунками Пикассо; назвал и имя-фамилию, и адрес (возможно, выявление канала сбыта позволит со временем раскрыть и другие преступления).

Впрочем, вчера у Вячеслава должна была побывать адвокат. От адвокатской помощи гражданин Самойлов сначала отказывался, заявляя о своей невиновности; потом вдруг потребовал платного защитника.

Надо полагать, теперь ему объяснили: признание в содеянном позволит значительно смягчить приговор и сократить срок пребывания в местах лишения свободы. По большому счету, это в интересах самого Самойлова. Суду признание обвиняемого поскольку-постольку, там главное – доказательная база, а она серьезная.

«Скорее, это мне лично важно, чтобы Самойлов раскололся, – думал следователь, с видимым равнодушием рассматривая лицо сидящего перед ним бледного осунувшегося мужчины. – Чтобы точно быть уверенным: работа проведена качественно, и…»

От рассуждений Костю отвлек звонок мобильного телефона.

Новости оказались малоприятными: в лесном массиве возле коттеджного поселка «Солнечный» обнаружили труп Дианы Зариповой, проживающей по соседству с Андреем Ермоловичем и Ликой Вронской. Труп обнаружил муж потерпевшей. Судя по предварительной информации, гражданка Зарипова скончалась на месте от огнестрельного ранения в голову. Поскольку в связи с отпусками следователей в отделе – раз-два и обчелся, придется прерывать допрос Самойлова и срочно выезжать на место происшествия…

Соседство дома Зариповой с проклятым коттеджем, фигурируемым в рамках расследуемого уголовного дела, вызывало опасения.

«Впрочем, может там – обычная бытовуха или ограбление? – утешал себя Загуляев, пока водитель, болтая без умолку, вез его к месту происшествия по трескучей «гравийке». – Надеюсь, эти два преступления не связаны. Хотя, может, у Самойлова есть еще один сообщник? Сергей Шмаков, ограбивший квартиру Вадима Липина, признался в сговоре с Самойловым. Поскольку у нас все подозреваемые арестованы, дело в одно производство решили не объединять, но новостями со следователем, ведущим дело Шмакова, обмениваюсь регулярно; никакого там третьего лица не вырисовывается. Не так-то прост этот строитель Самойлов, как казалось на первый взгляд…»