Из Загорянки Кир и Донат выехали только в шестом часу вечера и до Москвы добрались довольно быстро, потому что основной поток машин двигался из города. Сидевший за рулем Малов был оживлен и настроен на беседу. С его точки зрения, дачная авантюра, от участия в которой он поначалу отказывался, завершилась успешно, да и соседка «мисс Флетчер», как он про себя окрестил Катю, оказалась очень приятной дамой. Малов пытался разговорить приятеля, но тот, погруженный в раздумья, курил третью подряд сигарету, отвечал односложно и как-то невпопад.

– По-моему, все складывается неплохо. Дело-то сдвинулось с мертвой точки, да? Как думаешь? – наседал Донат.

– Да-да.

– Тогда чем ты расстроен?

– Прости, Донат. Я наверное… немного устал. Две ночи накануне не спал.

– Вот человек! У него миллионы на кону, а он о койке мечтает. И что ты так рано домой засобирался? Могли бы еще посидеть. Уютное местечко и щи, кстати, были превосходные!

– На мой взгляд, мы и так уже злоупотребили гостеприимством хозяйки. У нее, должно быть, дела, и она не выгнала нас потому, что просто тактичный, деликатный человек.

– Да, да, тактичный, – с хитрой улыбкой согласился Малов. От его внимания не укрылось, что миловидная хозяйка дачи произвела на Мельгунова большое впечатление. Он был на удивление разговорчив, оживлен, шутил и в завершение визита даже приложился к хозяйкиной ручке. Обычно в дамском обществе Мельгунов держался скованно. По наблюдениям Малова, он не то чтобы вовсе избегал дам, но, во всяком случае, побаивался. Сам Кир никогда не рассказывал о своей личной жизни, но в институте, как и во всяком другом коллективе (там они и свели дружбу), ходили слухи, что когда-то давно у Мельгунова была красавица-жена, молоденькая секретарша с кафедры, которая, обобрав его до последней нитки, ушла к другому. Потом, уже в бытность Малова в институте, произошла неприятная история со студенткой, к счастью, без последствий. Девушку эту Малов знал, она вообще была фигурой приметной, прекрасно знал он и Мельгунова, своего коллегу и товарища, порядочного, честного, скромного, мягкого человека, поэтому с легкостью догадался, кто из них жертва, а кто хищник. Мельгунов тогда ходил чернее тучи и как-то, будучи в подпитии, признался Донату, что тема брака или даже просто серьезных отношений с женщиной отныне для него табуирована.

По счастью, этот негативный опыт не превратил Кира в женоненавистника, в убежденного холостяка со всеми характерными атрибутами в виде несвежих рубашек и небрежной стрижки. Он выглядел вполне привлекательно и даже моложе своих сорока восьми, так как в отличие от многих ровесников, и от Малова в том числе, не растолстел и держал себя в форме.

Два года назад, благодаря усилиям деятельной матушки, Мельгунов обзавелся собственной крохотной квартиркой на «Соколе». Правда теперь ему приходилось жить на два дома – Ирина Николаевна тяжело переносила одиночество. Отселение же Кира в отдельную квартиру она предприняла в последней надежде на внуков, которых так и не дождался ее супруг, профессор востоковедения Мельгунов-старший. Кроме матери из родных у Кира были еще двоюродная сестра и племянник Валентин, серьезный молодой человек девяти лет. Кир занимался с Валентином английским, а для усиления результата посещал с ним кино, кафе, цирк и мышиную железную дорогу. Наблюдая за ними, Ирина Николаевна тяжело вздыхала… Призвание, продолжение семейной традиции, наука – все это, разумеется, хорошо, когда не идет в ущерб простому человеческому счастью. Впрочем, сам Кир, занимаясь любимым делом, отнюдь не чувствовал себя несчастным. Тем более что в последнее время оно, это дело, стало очень достойно оплачиваться. Основным источником дохода Кира помимо преподавания в институте являлось сотрудничество с западными журналами, а также работа в качестве переводчика. В своей области он добился многого, его знали, с ним считались, ценили, уважали не только как прекрасного профессионала, но как интеллигентного, скромного человека, никогда не спекулирующего славным именем Мельгуновых, неразрывно связанным с историей русской школы востоковедения, именем, которое само по себе, безо всяких усилий со стороны Кира, могло бы гарантировать ему зеленый свет в науке.

– Ты не обратил внимания, какой у нее голос? – неожиданный вопрос Мельгунова нарушил молчание в машине.

– Голос красивый, ничего не скажешь, – не переспрашивая у кого, догадался Донат.

– Красивый, – тихо произнес Кир и, помолчав, добавил: – Это, пожалуй, слишком просто… такой голос мне встретился впервые. В нем как будто заключена сама жизнь…