Ева грустила.

Размолвка со Славкой поразила ее своей обыденной простотой, будничностью – и это напомнило ей супружескую жизнь с Олегом Рязанцевым.

«К прошлому возврата не будет, – сказала себе Ева. – Ни в каком виде! Эти мелкие беспричинные стычки – первые ласточки, возвещающие о силе привычки, которая заглушает чувства, как заросли крапивы заглушают прекрасные цветы».

Она не то чтобы обиделась на Смирнова – обида проходит, – а потеряла надежду создать то счастье, о котором они оба мечтали. Повторять пройденное не было никакого смысла. И Ева с горечью призналась себе, что прежнее романтическое, возвышенное чувство к Всеславу пошатнулось; возникшее было страстное влечение к нему как к мужчине начало угасать.

Она не хотела больше вспоминать о своей жизни с Олегом, а вот – пришлось. Слез не было. Наверное, Ева их выплакала уже все. На смену горю пришло безразличие. Ева не понимала себя до конца, не знала, чего она хочет. Но зато она твердо знала, чего не хочет. Вот этих мелких, дрянных и унизительных ссор, этого пренебрежения, этой простоты, которая убивает браки, разрушает надежды и гасит трепет любви.

«Буду жить чистой и одинокой жизнью, – решила Ева. – Весна не приходит дважды подряд. Нужно снова переживать осень и зиму, а мне не хочется. Да и зачем? Все та же грязь, дожди и холод. Ничего нового. Завывание вьюги одинокими ночами! Пусть даже рядом в моей постели будет спать мужчина… что мне с того? Ведь душа его далеко, блуждает по диким степям в нескончаемых поисках приключений. Или карабкается на заснеженные вершины. А я предоставлена сама себе в своих „приземленных“ мечтах. Это уже происходило со мной – и сделало меня несчастной. Я не могу позволить себе снова погрузиться в то, отчего я сбежала.

Всеслав Смирнов – хороший человек, добрый, нежадный и, кажется, любит меня. Олег тоже любил меня, по-своему. Но мне всегда как будто не хватало чего-то. Лучше быть друзьями, чтобы в отношения не примешивались мысли о совместном будущем и секс. Так легче: случайная грубость не ранит, потому что от мужчины ничего не ждешь».

Ева уговаривала себя, убеждала воспринимать Славку как друга и не требовать от него невозможного.

– Святые – на небесах, – однажды сказал он ей. – А мы живем на земле.

Он прав! Разве сама Ева безгрешна? Она находила тысячу случаев, когда вела себя не лучшим образом, но это не успокаивало.

Со своих грехов легко переходить на чужие, и она пускалась в рассуждения по поводу убийства Ольги Лужиной. Ничего нового в голову не приходило.

«Поеду в салон, – решила Ева. – Развеюсь! Чужие проблемы умаляют значение собственных. Поговорю с Марианной или с самой синеглазой Варварой, хозяйкой „Лотоса“. Может, что-то и прояснится. Милиция, видимо, тоже знает не больше нашего, раз никого не арестовывают».

Она надела широкие летние брюки абрикосового цвета, полупрозрачную блузку и босоножки на каблуках. Хоть и тяжело ходить, зато красиво. Оглядев себя в зеркале, Ева осталась довольна.

Она вышла из пыльной прохлады подъезда в тепло и яркое солнце двора, посмотрела на небо с редкими облачками и подумала, что из-за своего дурного характера она портит настроение не только себе, но и Всеславу. В присутствии солнца, деревьев и небесной синевы их размолвка казалась настолько нелепой, что Еве становилось стыдно. Правда, до тех пор, пока она не возвращалась домой и не встречалась со Смирновым.

«Опять я о нем! – рассердилась Ева и быстро зашагала к метро. – Что за наказание?!»

Через сорок минут она входила в пропахший благовониями холл салона «Лотос».

– Рад вас видеть! – расплылся в улыбке администратор Скоков. – Рискнули прийти, бесстрашная леди?!

Этой фразой он встречал каждую посетительницу, впервые переступившую порог салона после нескольких «санитарных дней», устроенных руководством по вполне понятным причинам. Злополучная ночная церемония Поклонения Лотосу со столь трагическим финалом доставила сотрудникам много хлопот. Как ни странно, ужасное происшествие не только не сократило приток клиенток, но даже, кажется, увеличило. Женское любопытство!

Ева приветливо кивнула Скокову и направилась в кабинет Варвары Несторовны. «Прекрасная валькирия» манила ее своей редкостной красотой и статью, непередаваемым сочетанием черных смоляных волос, белой кожи, розовых губ, синих глаз.

– Разрешите?

Госпожа Неделина за эти дни похудела, побледнела и… стала от этого еще красивее. Она подняла на Еву огромные, обрамленные густыми ресницами глаза, вымученно улыбнулась. В ней происходила какая-то тяжкая внутренняя борьба, изнуряющая ее.

– Входите, Ева, – сказала она надломленным, но все еще царственным голосом. – Чудесно выглядите. Абрикосовый цвет так освежает… Все имеет свою окраску: чувства, судьбы и даже смерть.

Неделина знала, что с Евой она может быть откровенной. Ей необходимо было выговориться, облегчить душу. Сыщик не появлялся – он только звонил и сообщал, что занимается поисками убийцы.

– Я вижу, вы чем-то расстроены… – робко произнесла Ева.

Варвара Несторовна засмеялась – одними губами, чуть запрокинув голову назад.

– Расстроена?! Это рояль бывает расстроенным, когда все струны в нем звучат фальшиво. А я уничтожена, раздавлена… – Ее смех перешел в сухие рыдания. – Муж мне изменил! Мой брак, который был для меня всем, единственным оплотом в жизни, – разрушен! Мои идеалы опрокинуты, и я сама изменила себе… Моя красота оказала мне дурную услугу, бросив меня в объятия молодого любовника, за что бог покарает меня. Уже карает… Я знаю, он испытывал меня – «змей в обличье человеческом, зело прекрасном»… И я не устояла, поддалась! Расплата близка… Разве вы не чувствуете запах смерти? Он здесь повсюду… разлит в воздухе… Думаете, зачем Сэта целыми днями жжет ароматические палочки? Она заглушает запах смерти, но он – неистребим…

– Что с вами? – испугалась Ева. – Вам плохо?

Она схватила графин с водой, плеснула немного в стакан и подала Неделиной. Та оттолкнула ее руку с тоскливым, идущим из самого сердца стоном:

– Ах нет… Зачем? Разве это поможет? Вчера… поздним вечером приходила она… «красная танцовщица»… заглянула в окно… Вам никогда не казалось, что вы сходите с ума? А, Ева? Как это бывает? Как безумие поглощает вас, заползает в ваше сознание ядовитым гадом, сеющим смерть… смерть… Только смерть может спасти от безумия! Смерть – это ничто, темнота… там ничего нет… ни боли, ни страха, ни сумасшествия…

Неделина уронила голову на руки, затихла. Ева склонилась над ней и почувствовала запах – но не смерти, а коньяка. Варвара Несторовна была пьяна. Нервное возбуждение овладело ею так сильно, что Ева не заметила внешних признаков опьянения. «Царь-девица просто напилась до чертиков, – с облегчением подумала она. – Вот и несет околесицу. А я уже почти поверила, что она сходит с ума! Однако что ее так взбудоражило?»

Варвара Несторовна подняла красивую голову, тряхнула смоляными кудрями, отгоняя хмель, прошептала:

– Гляди, какой подарок мне приготовили… – Она выдвинула ящик стола и вытащила оттуда цветок то ли лотоса, то ли кувшинки. – Видишь? И лепесток оторван… точь-в-точь как перед праздником… Это смерть…

– Откуда появился цветок? – спросила Ева. – Где вы его взяли?

Неделина долго вспоминала, ее синий взор то мутился, то светлел…

– Утром… Я зашла, а он лежит, тут… на столе…

Всеслав вышел из офиса компании «Алистер» в изумлении, граничащем с истерикой. Ему хотелось смеяться до упаду. «Новые русские», особенно выходцы не из бандитов, а из интеллигенции, выкидывали штучки почище индийских факиров или знаменитого Копперфилда!

Господин Ильин оказался не финансовым директором и не главным менеджером компании, а ее владельцем. Первое, что сказал Артур Филиппович, когда сыщик объяснил ему, кто он такой и зачем пришел, было:

– Обещайте не выдавать меня, сохранить в тайне то, что я расскажу вам.

Смирнов пообещал. Он понял, что иначе уйдет из кабинета господина Ильина ни с чем. А это его не устраивало.

– Задавайте свои вопросы, – кивнул головой бизнесмен, получив согласие сыщика не разглашать содержание разговора. – Если смогу, постараюсь ответить.

Всеслав многое понял, переступив порог этого элегантного кабинета, но все же решил уточнить некоторые детали.

– Кому вы давали в пользование принадлежащую вам серую «Ауди»? – скорее для порядка спросил он.

– Никому. У меня две машины, и я всегда езжу на них сам. Впрочем, есть еще машины, принадлежащие компании… но, думаю, они вас не интересуют.

– Хорошо. Тогда объясните мне, господин Ильин, зачем вы придумали весь этот дурацкий спектакль с переодеванием в нищего и попрошайничеством? Это что, такой особый вид развлечения для богатых людей?

– Не совсем… – Артур Филиппович задумался. – Это долгая история. Будете слушать?

– Я за этим и пришел сюда.

– Видите ли… я уже рассказывал историю своей жизни Марианне: в ней все правда, кроме концовки. Я действительно бывший спортсмен-горнолыжник, бывший инвалид, бывший бездомный… Все это имело место. Судьба оказалась ко мне либо излишне сурова, либо излишне благосклонна – это уж как рассудить. Отобрав у меня прошлое, она вынудила меня искать новую дорогу. Не останься я без работы, без денег, без крыши над головой, без друзей и близких – забытый и преданный всеми, возможно, не стал бы заниматься бизнесом и не достиг бы всего того, что я имею. Когда с людьми происходит несчастье, они либо ломаются, либо совершают прорыв. Это зависит от характера. Жизнь обошлась со мной так круто, что я решил стать еще круче. Терять мне было нечего, выпендриваться не перед кем – я работал. Пахал до изнеможения, до седьмого пота. Начинал, как вы понимаете, с нуля: помогал одному парню реализовывать товар на рынке, там же и ночевал, в старом спальном мешке. Приглянулся я ему своей одержимостью, полной самоотдачей, и предложил он мне войти в долю, стать его компаньоном. Я согласился. Так и началась моя карьера. Ну, дальше неинтересно… заработали кое-какие деньги, удачно вложили, потом – еще. Купили складские помещения на окраине, стали продавать крупные оптовые партии товаров – и пошло-поехало. Мне везло! Видно, я свои беды исчерпал до того, как пришел в бизнес. Ну, а то, что вы видите, – он повел руками в воздухе, – результат моих трудов, пота и крови. Как можете догадаться, при таком ритме жизни мне было не до женщин и тем паче не до семьи. Спохватился, когда тридцать пять стукнуло.

– И решили прикинуться нищим, тряхнуть стариной? – усмехнулся Всеслав.

Выдержке господина Ильина можно было позавидовать: он пропустил колкость мимо ушей; вежливо-доброжелательное выражение его лица не изменилось, ни одна жилка не дрогнула.

– Не забегайте вперед, молодой человек, – произнес он тоном много пожившего и повидавшего мудрого старца. – Все по порядку. Итак… мне исполнилось тридцать пять, а рядом со мной так и не появилась женщина. Будучи спортсменом, здоровым, привлекательным мужчиной, я встречался с дамами, имел у них успех и даже собирался жениться на одной симпатичной особе. Увы! Как я уже говорил, к несчастью или к счастью, судьба распорядилась по-другому. Я превратился в беспомощного полукалеку без гроша в кармане, и прекрасных дам как ветром сдуло. Ни одна из них не пожелала протянуть мне руку помощи, а уж о том, чтобы связать со мной свою жизнь, и речь не шла. Вы только не подумайте, будто я стал женоненавистником или что-то в этом роде. Ничего подобного! Я хорошо отношусь к женщинам, но… как бы вам объяснить… вижу их не с фасада, а с изнанки. Может быть, я запутанно выражаюсь, так вы переспрашивайте, господин Смирнов.

– Нет-нет, – улыбнулся сыщик. – Продолжайте. Я весь внимание. Не каждый день услышишь столь изысканную и трогательную историю.

– Напрасно иронизируете. В этой истории – одна только сермяжная правда и ничего, кроме правды, – в тон ему произнес Ильин. – После пережитого я не мог оставаться прежним. Мои идеалы, мои взгляды на жизнь и людей коренным образом изменились. И мой подход к женщинам тоже. То, что мы видим повсюду, – не более чем плохая игра плохих актеров – на провинциальной сцене или на столичной, разница невелика. Декорации другие, а страсти кипят все те же. Алчность, зависть, ревность, похоть и страх спрятаны под личинами добродетели и любви. Скажете, я пессимист? Нисколько! Пережитая беда могла сделать меня алкоголиком или наркоманом, а сделала наблюдателем и философом. Жизнь потрясающе интересна, если смотреть на нее из-за кулис. Герои и героини расслабляются, перестают притворяться и снимают маски – они курят, ругаются, изменяют друг другу и не прячут своих морщин. Я не могу позволить себе перепутать Джульетту с актрисой, которая ее играет. Подобная ошибка слишком дорого мне обойдется.

– И поэтому вы сами решили сыграть роль!

– Куда вы торопитесь? – улыбнулся Ильин. – Спешка скорее враг, чем друг. Так вы, пожалуй, решите, что я вижу в жизни только плохое и не замечаю хорошего. Самые лучшие качества людей погребены под грудами условностей и ложных принципов. Поверьте человеку, который прошел круги ада! Я хочу любви чистой, лишенной корыстных и любых других мотивов. Как и где прикажете искать ее?

Всеслав пожал плечами.

– Господин Ильин, – серьезно сказал он. – Вы придумали столь изобретательный способ знакомиться с дамами, что его смело можно вносить в Книгу рекордов Гиннесса.

Артур Филиппович беззлобно рассмеялся.

– Вы правы. Но я доволен. Каждому – свое. Так говорили древние?

– Ведь вы притворяетесь, а в ответ ждете искренности! – горячо возразил сыщик.

– Вовсе нет. Позвольте с вами не согласиться. Я разыгрываю подлинный эпизод из моего подлинного прошлого. Это не притворство! Кстати, знаете, что меня натолкнуло на подобную мысль? Телевидение. Мне предложили принять участие в чрезвычайно глупом шоу, где богатые люди должны были прикинуться нищими и собирать милостыню. Кто наберет за определенное время больше денег, тот и победит. Я подумал, посмеялся и… дал согласие. Мои шансы выиграть были невероятно высоки. Остальные участники чувствовали себя ужасно, переодетые в лохмотья и вынужденные приставать к прохожим, выклянчивая у них деньги. Многие отказались еще до начала, многие выбыли в ходе игры. А я проделал требуемое легко, непринужденно и с юмором. Немного актерства, немного грима, недельная щетина… все просто. Потому что я уже переживал это – по-настоящему, а не понарошку. Подлинный опыт – великая вещь!

– Вы победили? – спросил Смирнов.

– Представьте, да. Удача вдохновила меня попробовать еще раз. Кажется, я снова близок к победе.

– Имеете в виду Марианну?

Господин Ильин откинулся на спинку кожаного кресла, расплылся в улыбке.

– Не столько ее, сколько себя. Найти такую женщину и добиться ее расположения – я пока не говорю о любви: она у нас еще впереди – это самая грандиозная победа в моей жизни! Я сумел привлечь ее внимание, не пуская в ход денег, положения в обществе, подарков, цветов и даже внешности. Я предстал перед ней никем – жалким, опустившимся изгоем, алкашом и побирушкой, а она рассмотрела во мне человеческую душу и оценила ее. Вот об этом надо стихи писать, поэмы и романы… Это моя женщина! Вы понимаете?

Всеслав считал такой способ знакомства несколько экстремальным, но невольно проникся к Ильину уважением. Цельность его натуры поражала. Он четко разграничивал мнимые ценности от истинных и умел добиваться своего без привлечения внешних атрибутов жизни.

– Как вы познакомились с Марианной? – спросил Смирнов.

– Обыкновенно. У меня есть знакомый хирург – Валерий Добровольский. Специалист он дрянной, зато его тесть – начальник госпиталя, в котором устроено превосходное реабилитационное отделение. Несколько лет назад я лежал там: сказались последствия травм. Тогда-то мы с Валерием и познакомились. У компании «Алистер» имеется дочернее предприятие, импортирующее медицинское оборудование, и Валерий несколько раз приезжал ко мне, договаривался о поставках. Тестю удобнее использовать его как хозяйственника, чем подпускать к операционному столу. Один раз Добровольский приехал с женщиной. Его машина стояла прямо под окном моего кабинета, и я увидел, как эта женщина вышла и прохаживалась вокруг: наверное, ей надоело сидеть, ждать. Как вы уже догадались, это была Марианна. Она сразу привлекла мое внимание… Я спросил у Валерия, кто это. Признаться, меня словно током ударило, когда он ответил, что Марианна – его любовница.

– Вам было неприятно услышать это?

– Еще как! В ней не было ничего необыкновенного… Это загадка – отчего одного человека влечет к другому? Я пытался выбросить ее из головы, уговаривал себя, смеялся над своей внезапно вспыхнувшей страстью, но все оказалось напрасно. И тогда я позвонил Валерию, заговорил о том о сем… как бы невзначай упомянул Марианну и слово за слово выведал, что она работает диетологом в салоне «Лотос». Поехал туда. Увидев Марианну вблизи, я словно рехнулся, ей-богу! До сих пор ни одна женщина не возбуждала во мне ничего подобного! Я просидел в машине до вечера, ожидая, пока она выйдет из салона и отправится домой. Эту ночь я не спал, буквально глаз не сомкнул. А наутро позвонил Валерию и заявил, что отобью у него любовницу. Он посмеялся, сказал: «Разве что она клюнет на твои денежки!» – и прибавил еще одну… непристойную фразу: «Женщина ложится в постель к тому, кто больше платит». Но Валерий выразился не так, а грязно, пошло. И я понял, как он относится к Марианне. Мы поспорили, что Марианна уйдет ко мне, не имея представления о моих деньгах.

– На что поспорили? – поинтересовался сыщик. – На ящик коньяка?

– Почти… – смутился Ильин. – Я сам не раз пожалел об этом унизительном споре, но… ход был сделан. Отступать я не умею. Вот, собственно, и вся история.

Они еще долго беседовали, уже как добрые друзья. Ильин поделился своими наблюдениями за праздником в салоне и подтвердил алиби Кутайсова и Марианны. Первый во время фейерверка стоял у забора, рядом с «нищим», а Марианна постоянно находилась в поле зрения Ильина. Он уверял, что не спускал с нее глаз и незаметно убить Лужину она никак не могла. Потому что стояла чуть в отдалении и бросилась к водоему, когда тело уже вытащили из воды.

Напоследок Артур Филиппович припомнил еще одну подробность.

– Я залез на забор, чтобы лучше видеть… Когда у тела столпились люди и начался переполох, кто-то побежал к салону. В темноте было не разглядеть…

– Это был мужчина? – спросил Всеслав. – Или женщина?

– Точно не скажу, – с сожалением вздохнул господин Ильин. – По-моему… их даже было двое. Да-да… сначала промелькнула одна фигура, потом другая… и обе скрылись за дверями салона. Как же я забыл об этом?

Польза от разговора с владельцем серой «Ауди» вышла немалая. Во-первых, выяснилось все о «нищем», а во-вторых, Кутайсова и Марианну можно было вычеркнуть из списка подозреваемых. По крайней мере, Ольгу Лужину они точно не убивали.