Глава 13
— Вам кого? — В дверях стояла эффектная крашеная блондинка в шелковой пижаме.
Сергей не удержался и даже языком прищелкнул. Такие экземпляры он видел только в кино из жизни кинозвезд.
Серегино прищелкивание дамочке явно польстило. Она завлекательно усмехнулась, свернулась невероятным образом в какую-то спираль и повторила вопрос на тон ниже, отчего он приобрел почти неприличный подтекст.
— Вам кого?
— Вас, Алла Викторовна, — в тон хозяйке ответил Сергей.
Алла еще раз окинула взглядом незнакомца и, очевидно, осталась удовлетворена. Высокий, молодой, стройный, прилично одет. Скучновато, но прилично — и рубашка, и галстук, и ботинки. Алла не пренебрегала мелочами — в них была вся соль жизни.
Частенько бывает: встретишь человека — вроде и ботинки югославские, и джинсы американские, а вот рубашечка наша, сшита на фабрике «Большевичка», и курточка made in USSR, и все сразу понятно. Человек перед тобой не солидный, а так, только стремящийся, и то непонятно куда.
Гость был упакован полностью, а значит, вызывал доверие, и она распахнула дверь.
— Прошу. Только не Алла Викторовна, а просто Алла. — Она указала на вешалку. — А вас как звать-величать?
— Сергей Сапрыкин. Безмерно рад знакомству.
С дамочкой ему все было абсолютно ясно. Купиться на это сокровище мог только такой дурак, как Борисов, уставший от жизни под пятой мамы.
— Кто вас рекомендовал? Вы насчет дубленки?
На вид ей было около тридцати, кожа ухоженная, гладкая, но свежести во всем облике уже недостаточно. Чуть-чуть полновата, но все еще в соку. Словом, Алле Викторовне нужно срочно устраивать свою судьбу, пока фрукт окончательно не потерял аппетитной зрелости.
— Нет, я по…
— Ах, вы по поводу сапожек? Проходите. Сапоги изумительные, ваша девушка будет в восторге. Длина — то, что надо. Черные, к любому наряду подойдут, — стрекотала она, провожая Сергея в комнату. — И всего сто пятьдесят рублей.
Комната оказалась под стать хозяйке. Красный палас на полу, ковер на стене, модный мебельный гарнитур, бра, торшер, люстра из чешского хрусталя. Всего много, все дорого, но как-то душновато.
— Вот, любуйтесь. — Она достала из шкафа коробку. — Вы размер своей девушки знаете?
— Это не девушке, это сестре. — Он уже решил изменить первоначальный план и не представляться до поры до времени.
— Ах вот как. — Алла заметно оживилась. — Вы посмотрите сапожки, а я пока переоденусь и кофе сварю. Вы не откажетесь от чашечки кофе? У меня хороший, бразильский. Знакомый привез из-за границы.
Кто бы сомневался.
— С удовольствием.
Хозяйка упорхнула, а Сергей раскрыл коробку с сапогами и принялся осматривать комнату.
Безвкусно, но с претензиями. На стене огромный плакат «Битлз».
— Вот и я. — Она вкатила небольшой столик, сервированный на двоих. — Как сапожки? Вам с сахаром?
— Да, пожалуйста. Можно я помогу? — Сергей услужливо схватился за сахарницу. — У вас очень уютная квартира, моя мама о такой люстре второй год мечтает.
— Ой, что вы! Квартира, конечно, неплохая, но не моя. Я ее снимаю. Хотя люстра и мебель — все мое.
— У вас дивный вкус. У такой хозяйки должна быть своя квартира.
— Да, мы с женихом подумываем о кооперативе, но пока не хватает денег, — скривила губки Алла. — Он у меня научный сотрудник, а вы, наверное, представляете, какие у них зарплаты.
— Знаю людей, которые и в науке неплохо устраиваются. У меня один приятель часто бывает по работе в загранкомандировках, так вот он очень неплохо живет, — заговорщицки протянул Сергей.
— Да, Яша тоже старается, но все это так не просто. — Алла явно чувствовала к гостю глубокую симпатию. — Вы не против, если я включу музыку?
По комнате разлилась знакомая мелодия.
— «Битлз»? — он уважительно поднял бровь.
— Да, сейчас очень модно. Так что сапожки, берете?
— Насчет сапожек, пожалуй, нет. Сестра хотела другой каблук. — На лице Аллы отразилось разочарование. — Зато у меня есть к вам предложение.
— Ко мне?
— Именно. Что вы делаете вечером?
Глаза ее засверкали, как два софита, интерес к гостю запылал с новой силой, и хотя Сергей был для нее несколько молод, дамочку это, очевидно, не смущало.
— Вообще-то у меня были кое-какие планы, — промурлыкала она.
— Нет-нет, все планы побоку! Отказы не принимаются! — пылко и несколько наигранно воскликнул Сергей. — Сегодня вечером мы идем в ресторан «Нева». В семь часов я заеду за вами. — Глядя прямо в глаз Аллы гипнотизирующим взглядом, он медленно склонился и поцеловал ей руку. Стремительно вышел в прихожую, обулся, прихватил пальто и был таков.
В лифте Сергей от души расхохотался. Какого он донжуана разыграл, мама была бы в восторге. Надо будет ей рассказать. Мама Сергея была женщиной жизнерадостной, обожала розыгрыши, капустники, в молодости участвовала в институтской самодеятельности, да и сейчас была не прочь тряхнуть стариной. Когда у них собирались гости, обязательно затевала игру в фанты или в шарады. Сергей всегда был первым ее помощником, а в школе и институте считался хохмачом и заводилой. Правда, работа в угрозыске времени для розыгрышей не оставляла. Но вот сегодня повод повеселиться, кажется, представился. Недалекая, алчная, разбитная любительница мужчин Алла Вертегова была подходящим объектом для небольшой мистификации. Сергей уже понимал, что намного проще будет вытрясти из нее информацию по ходу легкого флирта, а не на допросе. Такая, как эта, немедленно насторожится, озлобится и уйдет в глухую оборону.
Что ж, до семи еще уйма времени. Он успеет сперва в театр, там как раз должна идти репетиция, а потом к матушке Якова Леонидовича — порасспросить о будущей невестке. Старушенция наверняка придет в ярость и чего-нибудь сболтнет.
— Ее лучшая подруга — Валя Надеждина, — делая глубокую затяжку, поделилась завлит театра и, по сведениям Сергея, первая сплетница Дора Серафимовна. Тучная, неряшливая, завернутая в огромную, похожую на плащ-палатку шаль, с халой на голове и низким мужским голосом.
— Они еще с консерватории не разлей вода. Такие прошмандовки, не приведи бог. — Дора гудела, запивая сигарету крепким двойным кофе. — Валька, правда, жизнь свою устроить умудрилась, выскочила замуж за художника Туманова. Не слыхали?
— Нет.
— Зря, сейчас он очень популярен. Недавно его выставка была в музее театра. Решается вопрос о его переходе в Малый драматический главным художником, но это между нами. А отец у него — председатель ленинградского отделения Союза архитекторов. Так что Валька свой выстрел во французской опере уже сделала. И как только изловчилась, рвань беспородная?
— Любовь, наверное, — пожал плечами Сергей, которого от ядовитой Доры Серафимовны уже подташнивало.
— Ну да, ну да, — оскалилась та, отчего ее безразмерная грудь заколыхалась под шалью. — Алка-то сперва метила на главрежа, да только таких умных полтеатра — от шестнадцати до сорока шести. А у него тесть в горкоме сидит, так что никуда наш главный из семьи не рыпнется. Она еще подергалась, был у нее с солистом роман, потом с каким-то щеголем из Смольного — тоже мимо. Дальше еще кое-кто по мелочи, а уж потом она с Яшкой познакомилась. Облезлый такой был, невзрачный, одно только, что порядочный и влюблен без памяти, это уж сразу видно. Вот она в него и вцепилась. Думала, женится на ней. А там мамаша ни в какую. Но Алка его в оборот уже взяла. Он за границу часто ездит, шмотки ей начал таскать, квартиру снял — раньше она в коммуналке обреталась. — Дора Серафимовна с наслаждением затянулась третьей сигаретой. — Если так и дальше пойдет, то и до ЗАГСа его дотянет. Ей бы, дуре, забеременеть, да она боится из репертуара выпасть. А может, и не может уже. Аборт небось не один сделала, от хахалей.
— Скажите, а Валентина сейчас здесь? — пытаясь стряхнуть с себя всю эту мерзость, спросил Сергей.
— Здесь, у нее репетиция минут двадцать назад закончилась. А еще с Лидкой Зиминой поговорите, тоже из их компании. Собираются в мастерской Туманова — после спектакля все толпой туда, а там и музыка не наша, и шмотки, я слышала, толкают заграничные, и выпивка иностранная. Меня туда не зовут, но девчонки из кордебалета рассказывали.
— Ясно. А где мне Зимину с Надеждиной найти?
— Да в гримерке, где ж еще? Они одну занимают, по коридору пойдете и увидите, у них дверь всегда нараспашку.
— Из милиции? — испуганно переспросила Валентина Надеждина и переглянулась с соседкой по гримерке.
Валентина была стройнее подруги и выглядела не такой разбитной, как Алла. Тоньше, выше ростом, не красавица, но какая-то изюминка в ее строгом лице имелась, хотелось всмотреться в него внимательнее.
— И что же вас интересует?
— Меня интересует жених вашей подруги Яков Леонидович Борисов.
— Яша? — рассмеялась Валентина. — Он что, улицу в неположенном месте перешел?
— Отчего же у вас столь не лестное о нем мнение?
— Почему не лестное? Скорее наоборот. Положительный, недалекий, очень удобный для жизни и полностью под Аллочкиным каблуком. Единственный недостаток — мамаша. Так свекровь, она и есть свекровь.
— А вы в курсе, что Яков Леонидович занимается спекуляцией, торгует привозными вещами? — Сергей попытался изобразить простоватого служителя закона.
— Ой, нашли спекулянта! Джинсы Алке привез — не подошли, да еще раз куртку себе взял, а потом вышло, что тесная, — усмехнулась Валентина.
— А мне рассказывали иначе.
— А вы сплетни больше слушайте, особенно Дору Серафимовну. Она еще и не такого наговорит.
Тут Сергея осенило.
— Валентина, вот мой номер телефона. Меня зовут Алексей Петрович. Если что вспомните — позвоните. — Он записал на бумажке их рабочий телефон, после чего распрощался, дошел до конца коридора и тихонько встал за какой-то закрытый холстиной ящик.
Не прошло и минуты, как из гримерки, воровато оглянувшись по сторонам, выскользнула Валечка Надеждина, уже успевшая переодеться в свитер и коротенькую клетчатую юбочку. Цокая каблучками сапог, поспешила к телефону на стене. Сергей поздравил себя с маленькой победой.
— Алло, Алка? Это я. Слушай внимательно! — громким шепотом велела Валентина. — Ко мне сейчас из милиции приходили, интересовались Яшей. Не знаю, какой-то молодой тип, зовут Алексей Петрович, оставил номер телефона. Спрашивал, знаю ли я, что Яша шмотками спекулирует. Да успокойся ты. Я сказала, что все это сплетни, что он только один раз тебе джинсы привез, они не подошли, вот он и предложил знакомым. Естественно. Ты, главное, сама не проболтайся. И от вещей избавься. Ты с ума сошла? Конечно, ко мне нельзя! Чао.
Ох уж эти женщины. И ведь смотрела ему в глаза и, не краснея, лгала. Ладно, съездим побеседуем с мамашей Борисова. Интересно, что эта нам сообщит.
— Алла Вертегова? Вы хотите сказать, что это из-за нее у Яши неприятности? Я так и знала! — выдохнула Ангелина Игоревна почти с восторгом. — Я предупреждала! Надеюсь, теперь он меня услышит!
— Боюсь, все не совсем так, — решил напустить тумана Сергей. — Дело, которое мы расследуем, не имеет к Алле Викторовне непосредственного отношения, но она может оказаться действующим лицом.
— Можете не сомневаться! Окажется!
Щечки на полном ухоженном лице мадам Борисовой затряслись, она тяжело задышала и стала похожа на резиновую игрушку, которую решили поддуть.
— Эта особа обольстила моего мальчика, вкралась в наш дом, надеясь войти в нашу семью и прописаться в нашей квартире! Вы ее видели?
— Да, — добавив трагизма, подтвердил Сергей.
— Что он мог найти в этой вульгарной, легкомысленной особе? Это же певичка из музкомедии. Это не театр, это почти кафешантан, — обхватив лицо пухлыми ладошками, ужасалась Ангелина Игоревна. — Яша — серьезный ученый, у него прекрасное будущее, я не удивлюсь, если со временем он станет директором института. Ему нужна совершенно другая женщина — умная, тонкая, заботливая, а не какая-то там вертихвостка с выжженной перекисью головой. Вы согласны со мной?
— Разумеется.
Ах, мамаша, что же вы так поздно спохватились?
Решив, что она достаточно распалилась, Сергей перешел к сути визита.
— Скажите, Ангелина Игоревна, что связывало вашего сына с Сергеем Игнатьевичем Коростылевым?
Лицо Борисовой вмиг переменилось. Она перестала охать, вздыхать и собралась в упругий, готовый к бою комок. К битве за свое чадо. Да, такую врасплох не застанешь.
— Кто такой этот Сергей… Как вы сказали? — с холодным недоумением спросила она.
— Коростылев Сергей Игнатьевич, убит шестого декабря этого года. До недавнего времени — ночной сторож в одном научно-исследовательском институте. А ранее сотрудник уголовного розыска, расследовал в 1955 году смерть сотрудницы архива Колосовой Галины Петровны. Ваш сын тогда проходил в числе подозреваемых. Вспомнили?
Осведомленность Сергея Ангелину Игоревну не порадовала. От установившихся доверительных отношений не осталось и следа.
— Да, теперь вспомнила. Хотя нельзя сказать, что воспоминание это из приятных.
— Разумеется. Но меня больше интересует не давнее дело, а то, что связывало их в настоящем.
— Да что же их могло связывать в настоящем? Ничего. — Ангелина Игоревна выразительно сложила руки на груди.
— А у нас имеется свидетель, который видел, как ваш сын приезжал к Коростылеву на работу в начале декабря этого года. Как вы это объясните?
— Ошибкой, как же еще. — Она возмущенно вскинула голову.
— Но ваш сын утверждает, что Коростылев просил его привести из-за границы джинсы для невестки, он выполнил просьбу и как раз приехал передать заказ.
Сергею показалось, что она едва успела прикусить язык, чтобы не закричать: «Идиот!» Пару минут ушло у нее на то, чтобы собраться с мыслями и придать лицу соответствующее выражение. Наконец она заговорила:
— Это все та женщина, Алла. Яшу никогда не привлекали вещи, деньги, слава. Он скромный труженик, ученый с большой буквы. Его всегда интересовали знания, а не бумажки с дензнаками. А во что она его превратила? Он возит кому-то джинсы! — утирая слезу, горестно воскликнула Ангелина Игоревна.
— А мне казалось, что неприятности с таможней у Якова Леонидовича случились до знакомства с Вертеговой.
Лицо пожилой дамы утратило всякие следы беспомощности и обрело хищное выражение.
— У моего сына никогда не было неприятностей с таможней, он честный человек.
— Никто и не ставит под сомнение его честность. Скажите, после того, как Коростылев помог вашему сыну избежать неприятностей, он пытался вас шантажировать? Обременял вас неприятными просьбами, напоминал о своем благодеянии? — Сергея несла волна вдохновения. — Может быть, навязывал свое общество, называл это дружбой?
Ангелина Игоревна испытующе посмотрела ему в глаза. И после минутной паузы решилась.
— Да, все так и было. Он стал с нами «дружить». Сперва я не придала значения его звонкам. Он позвонил раз, другой, спросил, как дела у Яши, я его поблагодарила за помощь. Потом обмолвился о дне рождения, и мы сочли приличным его поздравить. Но звонки продолжились, стали навязчивыми, а когда Яша собрался в Венгрию, Коростылев попросил привести ему кроссовки для внука. Отказать было неудобно, и Яшеньке пришлось потратить почти все деньги на эту покупку. С тех пор так и повелось. Иногда он давал деньги на покупки, но чаще принимал их в подарок. А потом в нашей жизни появилась Алла, и все стало еще хуже.
— Значит, Коростылев злоупотреблял знакомством.
— Да, но, поверьте мне, не до такой степени, чтобы Яше пришло в голову его убить. На самом деле я уже собиралась решительно прервать эти отношения, и для этого достаточно было бы одного разговора, просто я долго собиралась с духом, и Яша меня останавливал.
Потому что у Якова Леонидовича могли иметься свои причины для поддержания этого знакомства, заботливой маме не известные. Что ж, можно считать, что мотив убийства у Борисова имелся. Посмотрим, что сообщит сегодня Алла Вертегова.
— Скажите, ваш сын никогда не увлекался поисками кладов? В детстве, например? — делая вид, что вопрос его мало заботит, уже вставая с места, спросил Сергей.
— Клады? Да что вы! Он всегда был серьезным, послушным ребенком. Я с ним никогда бед не знала до появления этой особы, — оседлала любимого конька гражданка Борисова.
Глава 14
— Сережа, как вы пунктуальны! — Алла взмахнула густо накрашенными ресницами. Для похода в ресторан она нарядилась в темно-лиловое платье с глубоким вырезом, на шее массивный кулон на длинной цепочке, кажется, старинный.
— Алла, выглядите просто обворожительно, — оглядев свою даму, совершенно искренне восхитился Сергей.
И платье, и высокая взбитая прическа с милыми кудряшками возле ушей действительно ей шли.
— Спасибо, милый, — сладко прочирикала она и вытащила в прихожую большую дорожную сумку. — Мы сможем заскочить по пути в одно место? Это буквально на секундочку, надо передать знакомой детские вещи. У приятельницы ребенок уже вырос, вот она и собрала кое-что.
— Разумеется, — подхватывая сумку, легко согласился Сергей. Так, эвакуация улик началась. Интересно, сапоги тоже в этой сумке? Он попытался незаметно ощупать баул, но пришлось отвлечься и подать даме пальто.
Таксист привез их на улицу Гоголя. Алла категорически отказалась от помощи, сама отнесла сумку, нырнув в мрачную подворотню. Не было ее минут десять, не больше. Еще через десять минут они уже входили в зал.
— Обожаю ужинать в ресторане. Это так аристократично! — Алла стреляла глазами по сторонам, оценивала публику. — А вы здесь часто бываете?
У Сергея в «Неве» работал администратором бывший приятель по боксерской секции Димка Солодов, а то бы им ни за что не попасть в модный ресторан в пятницу вечером.
— Время от времени захаживаю. Шампанского? — спросил он, подливая даме в бокал и подумывая, что надо переходить к более крепким напиткам, иначе вечер пройдет впустую.
— Скажите, Сережа, а чем вы занимаетесь?
— О, я занимаюсь исключительно скучным делом. Бумажная волокита, оформление грузов на таможне. Сплошная проза, — отмахнулся он лениво и тут же заметил жадный блеск в глазах дамы. — Зато у вас сияние софитов, аплодисменты, цветы, восторженные поклонники. Удивляюсь, как ваш жених терпит все это. Ему стоило бы поторопиться со свадьбой, а то мало ли — уведет какой-нибудь настойчивый поклонник невесту из-под венца.
На Аллином лице обозначилась мечта о настойчивом поклоннике, и она с удвоенным энтузиазмом принялась завлекать Сергея. Чуть вздернула, будто ненароком, подол платья, наклонилась вперед, чтобы глубокий вырез максимально доходчиво сообщил о ее намерениях. Она громко смеялась, много пила и мало закусывала.
— Аллочка, я хотел спросить, а не смог бы ваш жених привезти мне магнитофон, скажем, «Филипс» или «Грюндиг»?
— Яша может привезти все, но это будет стоить недешево. — Повиснув у него на шее и плотно прижавшись всем телом, она не забывала извиваться в ритме музыки.
Сергей заметил, что мужчины за столиками с интересом поглядывают на его партнершу.
— Деньги — не проблема. А если он привезет сразу два или три, мы могли бы сделать неплохой бизнес. Вы ведь хотите заработать на кооператив?
— Хотим. Но, увы, пока это невозможно, — печально скривила ротик Аллочка.
— Почему же? Жених в ближайшее время никуда не едет?
— Нет. Просто три магнитофона провезти не так просто, а человек, который мог помочь, недавно умер.
Не зря он заказывал коньяк. Алла так усердно налегала на выпивку, что готова была поделиться с ним чем угодно.
— А знаете, ведь я был на вашем спектакле. — Сергей сделал вид, что не заметил, как закончился танец, и остался на танцевальной площадке в ожидании следующей песни. — И сразу обратил на вас внимание. Каюсь, целью моего сегодняшнего визита были вовсе не сапоги.
— В самом деле? — Она устремила на него затуманенный алкоголем и несбыточными надеждами взгляд. — А когда?
— Шестого декабря. В «Сильве».
— Шестого? Разве я пела «Сильву»? Мне казалось, шестого шла «Летучая мышь».
— Вы уверены? — Он внимательно наблюдал за несколько расфокусированной Аллой.
— Пятого у Туманова был день рождения, но его не праздновали, точнее, он праздновал с семьей. А шестого мы собрались своей компанией в мастерской. Точно, была «Летучая мышь», потому что мы с Валькой потом вместе переодевались, а в «Сильве» она не поет. Яша меня встречал, мы не влезли в одну машину, с нами еще народ был, пришлось ловить такси на Невском. Потом мы гуляли в мастерской. Так что вы видели меня в другой день.
— Возможно, — покладисто согласился Сергей, понимая, что надо поторапливаться — ее развозило на глазах, еще чуть-чуть, и допрашивать будет некого. — А долго вы пробыли в мастерской? Жених ваш никуда за это время не отлучался?
— Яша? Отлучался? Да вы что! Он такой ревнивый. И терпеть не может, когда я пью. Все время боится, что меня кто-нибудь уведет. Он все время ходил за мной по пятам, ныл и мешал веселиться. Зануда. — И она нежно глянула на Сергея. — Не то что вы.
— Спасибо. И когда же вы оттуда ушли?
— А зачем вам это? — неожиданно по-пьяному зло встревожилась она.
— Меня всегда манил мир богемы, — нашелся Сергей. — Поздние застолья, разговоры об искусстве, особая атмосфера.
Кажется, клюнула.
— Недолго сидели, — капризно пожаловалась она. — Яша совершенно не понимает, в какой среде я живу, что мне необходимы впечатления, яркие чувства. Все время ныл: завтра на работу, мама будет волноваться.
— Во сколько же вы уехали?
— Наверное, около часа. Автобусы уже не ходили, и он страшно жмотничал, что снова придется брать такси. — Алла остановилась, подозрительно побледнела, но смогла совладать с собой. — Мне надо присесть.
— Вот боржоми. — Сергей усадил даму и протянул ей стакан. — Вы поехали сразу же к вам?
— Нет. — Алла прыснула от смеха, и брызги боржоми полетели в разные стороны. — Он потащил меня к себе, хотел сэкономить на такси. У меня он остаться не мог, потому что, видите ли, перед работой надо побриться и сменить рубашку. Выпендрежник! — Она хохотала в голос, и народ за соседними столиками стал на них посматривать с недоумением. — Приехали, я начала раздеваться и уронила стул. Тут проснулась мамаша, стала шипеть, чтобы моей ноги в их доме не было. Гадости какие-то говорила. Я не сдержалась и тоже кое-что ей высказала — пусть место свое знает и не забывается, крыса старая!
— Но, кажется, Яков Леонидович достаточно взрослый мужчина, чтобы самому решать, кого приглашать в гости, — брякнул Сергей, не подумав.
— А ты откуда знаешь, как его зовут? — ощетинилась Алла. — Ты кто такой? Тебе чего от меня надо? Чего ты все вынюхиваешь?
— Да теперь уже ничего. — Он был фантастически спокоен — алиби у Борисова железное. Завтра он опросит художника Туманова с супругой и прочих гостей вечеринки, поговорит с Ангелиной Игоревной, и та, нахохлившись, признается, что в ночь с шестого на седьмое у них дома был безобразный скандал. Рассказала бы сразу обо всем — сэкономила бы ему столько времени и денег, заодно бы и железное алиби сыну обеспечила. А теперь еще домой тащи это сокровище. Ладно, затолкать эту певичку в такси — сама как-нибудь доберется, ей не привыкать. На всякий случай таксисту стоит удостоверение показать, чтобы аккуратно выгрузил и по дороге не потерял.
— Так что, Юрий Васильевич, у Борисова железное алиби. Соседи Борисовых показали, что слышали ночью вопли Вертеговой. Я опросил семейство Тумановых и кое-кого из гостей той вечеринки — все подтвердилось.
— Что же делать, Юрий Васильевич? Снова ни одного подозреваемого, — вздохнул Алексей.
— Что делать — работать. Новая информация поступила. В ночь убийства возле проходной НИИ жилец дома напротив видел припаркованный автомобиль «Волга» ГАЗ-21. Повезло, что свидетель мужчина. Курил ночью возле форточки и обратил внимание.
— А людей он на улице не видел? — с надеждой спросил Алексей.
— Нет, людей не видел, когда машина приехала и уехала — тоже. Но он уверен, что вечером ее не было. «Волга» бежевого цвета, номер он, естественно, не разглядел. Улица у них тихая, по ночам возле проходной машины не стоят. Вот и запомнил.
— Так что, теперь будем все бежевые «Волги» проверять?
— Именно, — кивнул Терентьев. — А ты, Алексей, отправляйся к подруге Кирилина, вот адрес. Свиридова Вера Григорьевна. Надо все-таки окончательно расставить все точки над «i». Что сидим? По коням.
И Алексей с Сапрыкиным без всякого энтузиазма потянулись на выход.
Вера Григорьевна Свиридова проживала в красивом сталинском доме на улице Фрунзе. Она попросила приехать к ней до двух, пока мужа и детей нет дома. Никакого энтузиазма по поводу встречи с Алексеем она не выказала, но и уклоняться от нее не стала.
И хотя теперь, когда алиби Кирилина было фактически доказано и никакого интереса он для следствия не представлял, Алексею все же было интересно взглянуть на эту женщину. Кто же смог вызвать в сердце скромного музейного сотрудника столь сильные чувства, что он готов был мчаться ночью через весь город на свидание? Алексею отчего-то представлялась невысокая миловидная блондинка, чем-то напоминающая Наташу.
Дверь открыла женщина средних лет. Невысокого роста, подтянутая, в простом, но элегантном платье с высоким воротом. Пожалуй, ее можно было бы назвать симпатичной, а в молодости, наверное, она была даже красивой, но уж больно она была какой-то холодной. Ни малейшего намека на страстную натуру, в жене Кирилина и то больше обаяния. Чем она могла прельстить мужчину, осталось для Алексея загадкой.
— Вы Алексей Петрович? Проходите, — спокойно пригласила его Вера Григорьевна. — В комнату, пожалуйста.
Алексей уже знал, что ее муж служит в штабе Ленинградского военного округа в звании подполковника, так что добротно обставленные хоромы Свиридовых не стали для него неожиданностью.
— Вы хотели поговорить со мной о Мите? Точнее, о Дмитрии Борисовиче? — усаживаясь в кресло, первой спросила Вера Григорьевна. — Да, он был здесь шестого вечером. Муж уехал в командировку, Митя зашел ко мне на чай, и мы засиделись до ночи. Уходил он уже после часа, скорее даже ближе к двум. Мы дружим еще с детства, но в последние годы видимся редко — у каждого своя семья, дела, заботы. К тому же Митина жена меня недолюбливает, — спокойным, невыразительным голосом пояснила Вера Григорьевна. — Кстати, мой муж с Митей вообще не знаком. Так получилось, и мне бы не хотелось ставить его в известность о нашей дружбе сейчас. Вы меня понимаете?
— Да, разумеется, — согласно кивнул Алексей. И хотя Вера Григорьевна не была похожа на героиню любовного романа, она ему понравилась. Спокойным достоинством, внутренней силой, да и лицо у нее, пожалуй, красивое. Особенно вон на той фотографии на стене, где она улыбается в обнимку с дочкой. Там она выглядит даже мягкой и женственной.
— Итак, у вас ко мне все? — отрывая Алексея от разглядывания портрета, спросила Вера Григорьевна. — А то мне еще в магазин надо успеть сходить, пока дети из школы не вернулись.
— Да, спасибо. Если у нас еще будут вопросы, мы вам позвоним.
Вот и все, Кирилина вычеркиваем. Алексей вышел из подъезда и остановился под козырьком натянуть перчатки. Снова повалил снег, пришлось заодно и воротник пальто поднять, чтобы за шиворот не насыпалось.
Перед подъездом чуть в стороне стояла наполовину занесенная снегом бежевая «Волга». Если бы Алексей сразу поспешил к метро, он бы ее и не заметил. Но теперь стоит, пожалуй, записать номер. Все равно начальство велело проверять все машины, почему бы не начать с этой. Сейчас можно будет позвонить в отдел, узнать адрес хозяина и заодно попытаться расспросить его или родственников. Алексей достал из внутреннего кармана ручку с блокнотом и двинулся к машине — очищать от снега номер.
— А что вам понадобилось возле нашей машины? — раздался за спиной знакомый голос. — Или она тоже имеет какое-то отношение к вашему убийству?
Алексей резко разогнулся и едва не упал, поскользнувшись на заледенелой кромке сугроба.
Вера Григорьевна стояла рядом и строго глядела на него из-под пушистой песцовой шапки.
— Это ваша машина?
— Да. Точнее, машина мужа. К нему у вас тоже есть претензии? — На этот раз в холодном голосе Веры Григорьевны явственно слышались враждебные нотки.
— Нет. К нему у меня нет ни претензий, ни вопросов. Зато есть вопрос к вам. Вы водите машину? — официальным тоном спросил Алексей, давая понять, что он здесь не в игрушки играет, а расследует убийство.
— Нет. И никогда не пыталась.
— А ваш друг Кирилин?
— Кто, Митя? — Она тут же забыла о маске оскорбленного величия и расхохоталась. — Разумеется, нет. У них в семье никогда не было машины, ни в детстве, ни сейчас. Он и с велосипедом-то с трудом управлялся.
— Ясно. Что ж, спасибо за информацию. Всего хорошего, — откланялся Алексей и, выбравшись из сугроба, поспешил к метро.
— Добрый день, Наташу позовите, пожалуйста. — Тесное пространство телефонной будки немедленно заполнил пар от его дыхания. Стекла густо покрывал морозный узор, так что казалось, за ее пределами нет ни города, ни оживленных улиц, а только ледяная пустыня, а может, гудящий зимний лес.
— Алло? — прозвучал в трубке звонкий милый голос, и Алексей расплылся в улыбке.
— Привет, это я. — И почувствовал, что она тоже улыбается на том конце провода, случались с ним иногда такие озарения. — Увидимся сегодня вечером?
— Ладно, а во сколько? — кокетливо спросила Наташа, и он понял, что сейчас она теребит длинный завиток за ухом.
— Давай в семь, но я тебе еще позвоню в пять или в шесть. Терентьев работенки нам с Серегой подкинул, придется весь день по городу носиться. Но вечером я сбегу. Обещаю!
— А он не поймает? — со смехом спросила Наташа.
— Пусть попробует, я лучше всех в управлении нормативы по бегу сдаю.
— А что будем делать? — Она явно оттягивала момент прощания.
— Все что захочешь. Придумай, у тебя до семи часов есть время. — Повесил трубку и, растирая замерзшее ухо, помчался к метро.
Весь день они с Сергеем обзванивали и объезжали владельцев бежевых «Волг», пытались вычислить среди них людей, знавших Коростылева, имевших отношение к НИИ или к старым делам, которые вел покойный отставной майор.
В шесть часов, набирая Наташин номер, он больше всего на свете мечтал добраться до дома, поесть кислых щей, которые обещала приготовить мама, завернуться в плед и поспать часов двенадцать. Но если он так поступит, велика вероятность, что в следующий раз Наташа полдня ждать его звонка не станет, а назначит свидание кому-то другому. Собрав оставшиеся силы, двинулся к метро, уселся в полупустой вагон, благо садился он на конечной станции, прислонился головой к поручню и сладко задремал. Чудом свою остановку не проспал. Мог бы проспать, если бы капризный малыш рядом не норовил все время встать на скамейку и посмотреть, как вагон несется по туннелю.
— Привет, — улыбнулась Наташа. Она стояла в вестибюле станции в расстегнутом пальто и, кажется, не собиралась упрекать его за опоздание.
— Извини, спешил как мог. — Он чувствовал себя последней свиньей — заставил девушку ждать, явился без цветов, как будто они уже сто лет знакомы.
— Ничего, я понимаю, — взглянула на него сочувственно Наташа. — Куда пойдем?
— Давай сперва в «Пышечную», жутко есть хочется, полдня мечтал, — брякнул, не подумав, Алексей, но тут же спохватился: — Ты не против? Ты пышки любишь?
Наташа пышки любила. Уже через десять минут они стояли возле липкого шатающегося столика над горой золотистых пышек, посыпанных сахарной пудрой, и запивали их любимым Алешиным кофе. И у Наташи нос был в пудре, а он ей об этом не говорил, чтобы не смущать, и они брали пышки длинными узкими листочками твердой, как щепки, желтоватой бумаги, которая тут же становилась насквозь масляной. И отчего-то смеялись, наверное, от хорошего настроения.
— Так как твое расследование? — спросила Наташа, как только на лице кавалера расплылась блаженная сытая улыбка.
— Да никак. У обоих подозреваемых алиби, так что мы, считай, снова на старте.
— А алиби у них настоящие, не могли они их подделать? — Наташа выбирала пышку, где было побольше сахарной пудры.
— Нет, потому что у них есть свидетели. Слушай, давай не будем о моей работе, она мне знаешь как на работе надоела. Лучше расскажи, чем ты сегодня занималась.
— О, у меня день прошел захватывающе интересно. Я полдня текст переводила по французскому, а потом помогала брату сочинение писать. Ну что, служитель закона сыт, можем идти в кино? Или добавку возьмем?
Главное — не заснуть в середине сеанса. Алексей разволновался и взял свою даму под руку.
— Ты какой праздник больше всего любишь? — ловя ладошкой снежинки, спрашивала Наташа.
К ночи погода стала мягче, когда они вышли из кинотеатра, повалил снег. Он опускался медленно, кружась в желтом свете фонарей, робко оседал на тротуары, на пешеходов, на голые ветки деревьев.
— Ой, смотри, как красиво! Сразу пять снежинок, и все разные. — Наташа протянула ему руку в серой пушистой варежке, на которой лежали, словно сцепленные в ожерелье, пять совсем не похожих друг на друга снежинок.
— Надо же, и не тают, — наклонился ближе Алексей. — Красивые, никогда не понимал, как такое возможно. Все лучики правильной формы. Мне вот эта нравится.
— Мне тоже, — сдувая снежинки с варежки, согласилась Наташа. — Так какой ты праздник больше всего любишь?
— Не знаю, наверное, Первое мая. Тепло, весело, шарики, все поют. Я с детства люблю на демонстрации ходить.
— А я Новый год больше всего люблю. И чтобы мороз на улице! И каждый раз, когда в полночь желание загадываю, всегда верю, что оно сбудется. И елка, конечно, они у нас иногда до самого марта стоят. У них к концу зимы на веточках молодые побеги появляются. Свежие, бледно-зеленые, просто ужасно, что все равно выбрасывать приходится.
— И кто это у нас тут идет? — перебил Наташу чей-то противный нагловатый голос.
Алексей даже не заметил, как они подошли к ее дому и рядом нарисовалась небольшая компания.
Четверо парней — высокие, модно одетые, развязные.
Он тут же подтянул девушку к себе поближе и миролюбиво проговорил:
— Здорово, ребята.
И даже попытался обойти их, чтобы не нарываться на продолжение беседы.
Не вышло.
— А куда это вы так торопитесь, что с друзьями поздороваться не хотите? А, Наташа? — обратился непосредственно к ней парень в расклешенных джинсах и синей с красными вставками куртке. — Совсем забыла старых друзей? На звонки не отвечаешь, гулять не выходишь. И что это за тип с тобой? Новый воздыхатель?
Женя. Тот самый. Настроение у Алексея мгновенно улучшилось, потому как Женя этот был определенно слизняк. Вон целую компанию с собой привел.
Двое других парней тем временем встали по бокам и взяли Алексея с Наташей в кольцо. Третий держался в сторонке, с кислой физиономией наблюдая за происходящим.
Из Жениных заявлений следовало, что Наташа с ним категорически порвала и даже к телефону подходить отказывалась, а это Алексею было особенно отрадно.
И что ему, лейтенанту уголовного розыска, трое жалких пижонов? Тьфу и растереть.
Он расправил плечи и, с трудом сдерживая счастливую улыбку, взглянул насмешливо на бывшего соперника.
— Что, мальчики, скучно вечер складывается, вышли приключений поискать?
— Смотри, Жека, какой разговорчивый, — хохотнул парнишка, стоявший ближе к Алексею.
— Пусть пощебечет, пока мы ему зубы не пересчитали, — зло зыркнул Женя.
А парень-то препротивный. Самолюбивый собственник, трус и эгоист. Мерзкая личность.
— Так что, пойдем, Наташа, поговорим, вспомним былое, пока ребята с твоим хахалем побеседуют. — Женя уже взял ее за руку. — А за своего не волнуйся, они его не сильно побьют, так только, поучат чуть-чуть, чтобы за чужими девчонками не ухлестывал.
— Во-первых, я не твоя, — глядя снизу вверх на противного Женю, храбро заявила Наташа. — Во-вторых, сейчас же дай пройти, пока самому не врезали.
Ай да девушка. И ведь росточка маленького, хрупкая какая, а троих охламонов не испугалась. Молодец. Наш человек.
— Врезали? Он, что ли? — не унимался Женя.
— А может, и я! — и Наташа неожиданно как даст носком сапога ему прямо в середину голени.
Женя с криком подпрыгнул и схватился за ногу.
— Ты что, совсем рехнулась? — Он скакал, потирая ногу, пока его дружки растерянно таращились и не знали, что предпринять. — Гадина, погоди, сейчас я тебя научу, как себя вести!
— Молодой человек, я бы вас попросил вести себя в присутствии дамы повежливее. А то как бы не пришлось преподать вам урок хороших манер.
— Что? Вякать у меня? — взвизгнул взбешенный Женя и попытался схватить Алексея за грудки.
Поступок был глупый. Уже через секунду бывший Наташин ухажер лежал в ближайшем сугробе.
— Чего стоите? — крикнул он своим дружкам. — Врежьте ему как следует!
Женины друзья хоть и были ребятами рослыми, но специальной подготовки, в отличие от Алеши, не имели. Он без труда сделал одному подсечку, и тот шлепнулся на землю, удивленно хлопая глазами, потом провел точный удар в челюсть, и второй приятель присел рядом. Разъяренного Женю он скрутил с легкостью и развернул лицом к девушке.
— По-моему, тебе стоит прощения попросить. — В ответ раздалась тихая ругань, так что пришлось чуть усилить захват и более настойчиво посоветовать: — Евгений, я дважды просить не люблю. Признайтесь, что были не правы, и топайте на все четыре стороны. Ах да, самое главное забыл. Больше не возвращайтесь.
Поскольку приятели на помощь не спешили, пришлось Жене забыть об оскорбленном самолюбии и пробормотать слова извинения. Хоть и не от души, но достаточно вежливо.
Правда, едва получив свободу, он тут же принялся грозить Алексею скорой и лютой расправой, но они с Наташей только рассмеялись ему в лицо. А Наташа на прощание крикнула:
— В следующий раз думай, с кем связываешься!
И они с Алексеем, дружно взявшись за руки, пошли к подъезду.
А на лестничной площадке она его поцеловала, легко коснувшись прохладными смеющимися губами щеки, и быстро застучала каблучками.
Он вышел на улицу и вдруг почувствовал, что скоро Новый год, и елки, и подарки, и снег на улице идет не простой, а обещающий совсем новое. И, наверное, Наташа права, Новый год действительно самый чудесный праздник, гораздо лучше Первого мая. И ночь сегодня вовсе не темная, а серебристая, с перламутровыми переливами свежего снега. Он оглянулся по сторонам и, не увидев ни одной живой души, с размаху рухнул в ближайший сугроб, раскинул руки и уставился в небо на кружащиеся снежинки.
Глава 15
Ленинград, 1955 год
— Чего, заснул, что ли? Наливай, не сиди. — И майор подтолкнул свой стакан Николаеву.
Костик, немного испуганный, напряженный, сидел в углу кровати, поджав колени, и наблюдал молча за происходящим.
Пили уже давно, часа два. Жорка сперва робко, потом жалостно, а Коростылев зло и мрачно.
Расследование у них застопорилось. Намертво. Женщин, Протасову со Щукиной, пришлось отбросить сразу. У Борисова с пальто все было благополучно, карманы чистые. А вот у Кирилина обоих карманов не было вовсе.
Просто оказались вырезаны. Дырки, куда руки засовывать, имелись, а самих карманов нет.
— Понимаете, я все время из-за этих карманов то ключи, то деньги, то рукавицы терял. Они у меня почему-то все время рвутся, я об этом забываю и продолжаю туда все складывать, — вытягивая шею и искательно глядя в глаза майору, объяснял аспирант. — Уже даже не помню, сколько раз новые ключи приходилось заказывать. А потом думаю: ну их, карманы эти. Сперва хотел зашить, но разозлился и просто отрезал.
— И как давно эта идея пришла вам в голову?
— Не помню. В конце осени, когда пальто носить начал.
— Ясно. А кто-нибудь еще в курсе вашего опыта с карманами?
— Даже не знаю. Они же внутри пальто, их снаружи не видно. — Кирилин выглядел озадаченным. — Может, Вера?
— Может. А кто это — Вера?
Кирилин зарделся и опустил глаза.
— Вера — она мой друг. Мы с ней с детства дружим. — Он мял собственные пальцы.
Ага, вот и любовью запахло. Вера. Стоит, пожалуй, присмотреться к барышне.
— Что за Вера? Фамилия, место проживания?
— Молчанова Вера Григорьевна. Она в заводском общежитии живет, на Лиговке.
Застыдился, что ли? Он аспирант, она из рабочего общежития. Интересная парочка.
— Она что же, получается, приезжая? А вы вроде говорили, что с детства дружите?
— Она коренная ленинградка. Просто обстоятельства так сложились, — по-прежнему не глядя на майора, неохотно пояснил Кирилин.
Девица интересовала Сергея Игнатьевича все больше. Как ни артачился Кирилин, а адрес подружки сообщить пришлось.
Барышня действительно оказалась с историей. Родители, уважаемые некогда люди — отец доктор наук, физик, мать тоже научной работой занималась, — оба сидели по нехорошей статье уже почти три года. Девица эта осталась одна, когда ей едва восемнадцать стукнуло. Институт не бросила, перешла на вечерний. Устроилась на завод, из квартиры ее, понятно, поперли, перебралась в общежитие. На заводе характеристики положительные, в институте тоже.
Ладно, взглянем, что за Вера такая. Коростылев решил не вызывать ее к себе, а встретить на проходной. Он без труда ее узнал — худенькая, строгая, со скорбно сжатыми губами. В точности как на фото, можно было даже у вахтера не спрашивать.
— Вера Григорьевна? — окликнул он Молчанову сразу за проходной.
— Да. — Она ответила удивленно-настороженно и внимательно посмотрела на незнакомца.
— Моя фамилия Коростылев, мне надо с вами поговорить.
— О чем и кто вы такой?
Лицо девушки было напряженным, и не любопытство на нем читалось, а скорее испуг.
— Я из уголовного розыска. Хотел побеседовать о вашем знакомом Кирилине Дмитрии Борисовиче.
— А почему здесь? — холодно, сохраняя дистанцию, спросила Вера.
— Думаю, в общежитии будет неудобно, — схитрил Коростылев.
Девушка хотела еще что-то спросить, но, видимо, передумала и просто внимательно смотрела на майора.
— Скажите, вы давно знаете Кирилина?
— Всю жизнь. — Сказала как отрезала.
От этого «всю жизнь» у Сергея Игнатьевича вдруг все вопросы из головы вылетели, так окончательно прозвучал ответ. Словно двумя словами все сказала о Кирилине и об их отношениях.
— Гм. А что вы делали вечером шестого декабря?
— После работы я встречалась с Митей, Дмитрием Кирилиным. Мы встретились у Медного всадника. Митя вышел из архива, перешел дорогу, и мы пошли гулять.
— Вы очень подробно рассказываете, — попытался спровоцировать ее Сергей Игнатьевич.
Но Вера на его выпад не отреагировала, просто стояла и ждала. Тяжелый кадр.
— А куда вы пошли потом? — Он решил пока не акцентировать интересующий его момент.
— Пошли мимо Исаакиевского собора, по проспекту Майорова, дошли пешком до Садовой, там сели на автобус, и Митя проводил меня до общежития.
— Скромная программа, — попробовал он еще один заход.
И снова она промолчала. Пришлось переходить к непосредственно интересующей его теме.
— Скажите, вы знаете, что ваш друг отрезал карманы у своего пальто?
— Еще бы. — Вера наконец хоть как-то отреагировала, скупо усмехнулась уголком рта. — Глупая выходка. Испортил пальто.
— Действительно. Не знаете, зачем ему это понадобилось?
— Выбрал вместо лечения ампутацию.
— Это что значит? — не понял майор.
— Он вечно совал в карманы что попало, они рвались, зашивать их было лень, он терял ключи, мелочь и все остальное. И наконец нашел соломоново решение — взял и отрезал их вовсе. — Впервые с начала их разговора ее лицо обрело мягкость, даже обаяние.
Интересная девушка. Слишком хороша для этого вялого задохлика Кирилина. Ей бы какого-нибудь летчика или морского офицера. Коростылев заставил себя встряхнуться, отогнать не относящиеся к делу глупости. Итак, к воде они не подходили, в Неву ничего не выбрасывали.
— А когда ваш друг сообразил отрезать карманы?
— Почти сразу, как стал ходить в пальто. В конце ноября, должно быть, — вернулась в свою раковину Вера.
— Вы не заметили, в тот вечер у него не было при себе какого-нибудь свертка?
— Кроме портфеля, у него ничего с собой не было.
— А какое настроение было у вашего приятеля? Вы не заметили ничего подозрительного? Может, он был взволнован или, наоборот, излишне молчалив?
— Он вел себя как обычно. Много говорил о своей работе.
— Ясно, — безнадежно вздохнул Коростылев.
— Это все? Могу быть свободна? — сухо спросила Вера Молчанова, глядя прямо ему в глаза.
— Да, конечно. Хотя постойте. Кто может подтвердить, что вы встречались в тот вечер? — Совсем он от огорчения хватку потерял.
— Медный всадник. — В ее голосе не было и тени иронии. — Зимой по вечерам там людей немного, но, может, кто-то нас и видел.
— А сотрудники архива? — не отставал Коростылев.
— Не знаю, спросите их. Я стояла у памятника, а не у входа в архив.
Ни волнения, ни эмоций. Может, и не врет.
— Я могу идти? — вывела его из раздумий Вера.
— Да, идите.
Вот и весь разговор.
А все же точил Сергея Игнатьевича червь сомнения. Не успокоился он на этом разговоре, попробовал отыскать свидетелей того, чем занимался Кирилин в тот вечер, и достоверно выяснил только одно — на проходной Вериного общежития его видели. Вот и выходило, что никаких улик и фактов по делу как не было, так и нет. И мотива нет. Кроме письма того пропавшего, а когда оно пропало — поди докажи.
Так что пил Коростылев от отчаяния и тоски смертной, и терзал его стыд — перед Галей-покойницей, перед Костиком, сиротой горемычным. Не мог никак понять Сергей Игнатьевич, как так вышло, что он, опытный сыщик, который и не такие дела раскрывал, раз в жизни так опростоволосился, убийство единственного дорогого человека распутать не смог. А может, не надо было ему лезть в это дело? Признался бы честно, что они с Галей едва не поженились, и пусть бы расследованием кто другой занимался, может, и раскрыл бы, а? Может, у него глаз замылился? Может, в горячке недосмотрел чего, недопонял, пропустил?
— А, Жорка? Может, я виноват? — поднял он на лейтенанта красные, слезящиеся от табачного дыма и алкоголя глаза. — Месть мне разум застила, вот и пропустил главное, а?
— Да вы что, Сергей Игнатьевич? Да мы же с вами день и ночь, день и ночь, — надрывно, бессвязно залопотал Жорка. — Да мы всех их наизнанку…
Жоркины пламенные слова не успокоили майора, и он, чтобы унять тоску и страх, хлопнул еще водки, а потом еще и еще. Очнулся уже утром с тяжелой головой и жутким сушняком. На сердце было еще гаже, чем накануне. За столом, положив голову на руки, сопел, пуская слюни, Жорка Николаев.
Сам напился, старый дурак, еще и парнишку зачем-то напоил. Хорошо хоть, Костика дома не было, в школу убежал, а то и вовсе со стыда сгореть. Вот так отчим, пример для подражания! Еще подумает, что с пьянью законченной живет. И Галя бы такого не одобрила.
— Сам посуди, Протасова не могла ведь убить? — бледный, осунувшийся, с красными от пьянства и недосыпа глазами, в сотый раз спрашивал майор Коростылев Жорку Николаева.
— Не могла, — категорически соглашался лейтенант.
— Щукина могла?
— Нет, — снова мотал головой Жорка.
— Борисов мог убить?
— Нет. Наверное. — Здесь Жорка не был так уверен.
— А Кирилин мог?
— Мог, — горячо согласился лейтенант.
В душе лейтенанта не было той уверенности, какую он демонстрировал, но Кирилин был ему никто, а Сергея Игнатьевича до слез жалко. Во что превратился человек за последний месяц? Развалина. И, что самое скверное, дело они и правда не раскрыли. А ведь как старались, ночей не спали.
— А мы с тобой доказали его вину? Нет, — вырвал Жорку из размышлений майор и звонко шлепнул ладонью по столу. — Улики нашли? Нет. Факты добыли? Мотив раскопали? Нет. И что мы с тобой после этого за сыщики, а?
— Хреновые, — тяжело вздохнул Жорка.
— Вот сейчас мне начальство все это и растолкует, в развернутом, так сказать, виде. Может, и в звании понизят, и правильно, в общем-то, сделают. Еще лучше, если из органов попрут.
И он, громко хлопнув дверью, вышел из кабинета.
Глава 16
Ленинград, 1975 год
— Итак, — безрадостно глянул на подчиненных майор Терентьев. — Докладывай, Алексей, свои соображения.
— Юрий Васильевич, мы с Сергеем за два дня опросили всех владельцев бежевых «Волг» в Ленинграде и ближайших пригородах. Ни один из них не сознался в знакомстве с Коростылевым, и ни один не имеет отношения к НИИ. Алиби у большинства из них нет, потому как спали в родной кровати в обнимку с женой. И об угоне машины ни один из них не заявлял. Но есть один факт, — многозначительно поднял брови Алексей.
Об этом факте он думал две ночи подряд. И чем больше думал, тем больше был уверен, что это не случайность.
— У Веры Григорьевны Свиридовой, точнее у ее мужа, имеется бежевая «Волга», ГАЗ-21, номерной знак ЛЕХ 17–34. Я специально попросил вчера вечером соседа, у него машина есть, прокатиться со мной от НИИ до улицы Фрунзе. По пустому городу мы доехали за двадцать минут. Поставить машину, закидать снегом — еще пять. А потом спокойно выйти на Московский проспект. Кирилин мог убить Коростылева, если бы воспользовался автомобилем своей подруги. Ведь в любом случае убийца должен был как-то добраться до НИИ, а потом уехать оттуда. Он же клад рассчитывал везти! Словом, машина — оптимальный вариант. Только вот незадача — у Кирилина нет прав, и, по утверждениям его жены, родителей и Свиридовой, он никогда не водил машину.
— Та-ак, — протянул Терентьев. — Ну что ж, на мой взгляд, возможны три варианта. Первый: у Кирилина был сообщник, он же водитель. Второй: Кирилин все же умеет водить машину, о чем никому из его нынешних знакомых не известно, ведь, как мы знаем, в его биографии было девять лет в каком-то совхозе на берегу Черного моря. Кто знает, чему он там научился? И, наконец, вариант третий: это был вообще не Кирилин.
— Юрий Васильевич, а что, если изучить машину Свиридовых на предмет пальчиков? — оживился Алексей, досадуя, как ему до сих пор не пришла в голову такая простая мысль.
— Идея хорошая. Досадно, конечно, что времени много упущено, но лучше поздно, чем никогда.
— А еще досадно, что зима, все в перчатках и в рукавицах ходят, — хмуро вставил Сергей, порядком вымотавшийся за выходные. Поиски владельцев «Волг» лишили его возможности сходить на концерт в «Октябрьский», а ведь он лично с таким трудом билеты достал. На Магомаева! И что в итоге? Все пошли, а он нет.
— Да, зима, и все в перчатках, — согласно кивнул Юрий Васильевич. — Но делать нечего, будем работать. Алексей, отстучи телеграмму в рыболовецкий совхоз, пусть проверят, был ли у Кирилина опыт вождения автомобиля. Может, что и всплывет. И приступайте к поиску свидетелей, вдруг кто видел, как в ночь убийства некто садился в машину Свиридовых. А я еще раз побеседую с гражданином Кирилиным Дмитрием Борисовичем.
— Помилуйте, но я действительно не вожу машину. Я просто даже не представляю, с какой стороны к ней подходить. — На лице Дмитрия Кирилина были написаны безмерная растерянность и недоумение. — Боже мой! Что я наделал? — Его руки суетливо скользили по пуговицам пиджака, потом добрались до лица, и так он и замер, обняв себя за щеки, с застывшим ужасом в глазах.
— Вы говорите об убийстве Коростылева?
— Что? — Кирилин подпрыгнул как ужаленный. — Нет! Нет! Что за дикость? Я говорю о Вере! И как вы только узнали? Зачем? Я же говорил, что не желаю, чтобы вы вмешивались в мою личную жизнь! А главное, в жизнь порядочной, добрейшей, благороднейшей женщины! — В голосе Кирилина слышались истерические нотки. — Неужели недостаточно, что я и моя семья страдаем от этих унизительных допросов?
Кирилин был бледен, непривычно взволнован, если не сказать агрессивен. Душевное спокойствие Веры Григорьевны Свиридовой явно беспокоило его больше, чем неприятности, доставленные собственной жене.
— Дмитрий Борисович, я прошу вас взять себя в руки. Ведется следствие по делу об убийстве, и мы обязаны проверить все факты. К сожалению, в нашей работе не всегда есть возможность учитывать чьи-то личные интересы или удобство.
— Да-да, я понимаю, — сдулся Кирилин. — Но все же нельзя ли не впутывать сюда Верочку?
— Не волнуйтесь, наши сотрудники ведут себя максимально тактично, ее супруг не в курсе происходящего, а соседям объяснили, что в районе орудует банда угонщиков и мы просто проверяем, не присматривались ли они к машине вашей знакомой, — успокоил его майор.
— Что скажете хорошего? — устало спросил Терентьев у своей команды.
— Ничего, — буркнул Сергей. — Пальчиков ничьих, кроме семейства Свиридовых, не обнаружено. Несколько дней назад они ездили в гости, а до этого еще куда-то. Посторонних отпечатков нет.
— А свидетели?
— Один сосед видел из окна, как возле машин терся какой-то тип в ватнике. Возможно, это было шестого декабря, а может, пятого или седьмого. И терся он вроде возле машин вообще, — безнадежно махнул Сергей.
— А у тебя что, Алексей? Пришел ответ из Феодосии?
— Пришел. Водителем Кирилин не работал, свидетелей, видевших, чтобы он хоть раз сел за руль, в совхозе не нашлось. Вообще, по сведениям участкового, Кирилин в совхозе работал не больше года, потом куда-то исчез и появился лишь лет семь-восемь спустя. Покрутился недолго и снова уехал.
— Вот так номер, — откинулся на спинку стула майор. — А где же он тогда пропадал все это время? В его трудовой книжке черным по белому написано, что он работал разнорабочим в рыболовецком совхозе.
— Прикажете поехать разобраться? — вытянулся в струнку Алексей.
— Да нет, не стоит. Дело было почти восемь лет назад. К убийству Коростылева его странствия вряд ли имеют отношение. К тому же Коростылев-младший не упоминал, чтобы отец ездил в Феодосию на поиски Кирилина. Да и нет у нас улик против Дмитрия Борисовича Кирилина, одни подозрения, ни на чем не основанные. Ведь, по сути, весь наш интерес вызван тем, что он однажды зашел в гости к Коростылеву, только и всего. Никакой связи между ними, кроме того старого дела, нет. Улик нет. К тому же у него алиби. Если не найдем подельника… — Что тогда будет, майор Терентьев не договорил, но оптимизма его слова команде не добавили.
— Юрий Васильевич, я вспомнил! — влетел с криком Алексей. — Я только сейчас сообразил, хотя, еще когда мы разговаривали с ней, все время думал, что-то знакомое вертится!
— Ты, Выходцев, вдохни, выдохни, сосчитай до десяти и потом докладывай, — выразительно глянул на него майор. — А то оглушил совсем.
Алексей совету начальства внял. До десяти сосчитал, уселся напротив.
— Свиридова Вера Григорьевна.
— Чудно. Дальше что?
— Она обеспечила алиби Кирилина в 1955 году. Пусть не обеспечила, но здорово помогла. Если бы не ее показания, с него бы так просто не слезли, — выложил Алексей, многозначительно глядя на майора.
— Так, вот это уже интересно. Выкладывай.
И Алексей протянул ему копию протокола допроса Молчановой Веры Григорьевны.
— Как же ты сообразил, что это одна и та же личность? Фамилии-то разные, — одобрительно хмыкнул майор.
— Не сразу. Просто ситуация сложилась похожая, вот я и подумал: а вдруг?
— Да, — протянул задумчиво майор. — Так что же нам теперь делать? Подозреваемый есть, улик нет. И предъявить им нечего.
— Вызвать их сюда, устроить очную ставку, припереть к стенке! Они ведь это, Юрий Васильевич, они!
— Эх, Алексей, припереть мы, конечно, можем. Но Кирилин до сих пор держался безупречно. За то время, что идет следствие, он уже ко всем неожиданностям приготовился. И в любом случае доказательства нужны, свидетели, улики! Если бы они хоть достали — так нет, эксперты совершенно определенно заявляют, что ничего из дымохода не доставали. Искать надо, ребята, искать. Иначе дело так и останется глухарем.
Алексей с Сапрыкиным угрюмо переглянулись и молча вышли из кабинета.
