Брайс уже видел главную башню собора Райчестера, когда наконец принял решение, какой следующий шаг необходимо сделать. Он уезжал из гостиницы «Герб Саксонстедов» с чувством, что нужно немедленно что-то предпринять. А сейчас, одолев последний подъем и увидев Райчестер, простершийся в низине с подсвеченными солнцем красными крышами и серыми стенами домов, внезапно все понял. Брайс не направился в центр города, а свернул на проселок, пересек северную окраину и выехал к полю для гольфа. Можно было не сомневаться, что в этот час он застанет там Мэри Бьюэри. Время для нанесения сокрушающего удара наступило.

Но Мэри Бьюэри в гольф-клубе не оказалось. Она вообще не появлялась там в этот день, сообщил распорядитель. Игрой были заняты всего несколько человек, и в одном из них, направлявшемся к зданию клуба, Брайс узнал Сэквилла Бонэма. И при виде этого молодого человека его вдруг посетило вдохновение. Мэри Бьюэри появится теперь на поле для гольфа только после обеда. Он, Брайс, пообедает в клубе, а потом двинется в сторону Райчестера той же тропой, где он устроил на нее засаду после поездки в Лестершир. А пока втянет в беседу Сэквилла Бонэма. Тот попался в расставленные силки мгновенно – Сэквилл любил поговорить, особенно о тайнах и секретах. И когда Брайс, угостив его аперитивом в клубном баре, предложил вместе пообедать, заманив в тихий угол ресторана, Бонэм сразу затронул злободневную тему.

– Слышали о том, как обнаружились украденные бриллианты Саксонстедов? – спросил он, едва они с Брайсом успели взяться за ножи и вилки. – Странный случай, не правда ли? И конечно, он связан с двумя убийствами!

– Вы так думаете? – произнес Брайс.

– А вы можете высказать иное предположение? По-моему, все предельно ясно. Выводы из той информации, которой сочли нужным с нами поделиться, пусть этого и маловато, вытекают однозначные.

– И какова же ваша версия?

– Мой отчим, а он, как вы знаете, человек проницательный, стреляный воробей, просчитал все как дважды два. Этот старикан Брэйден, как известно, владел секретом бриллиантов. Приехал в Райчестер. Но только знал тайну и кто-то другой. И он избавляется от Брэйдена. Зачем? Да чтобы секрет знал впредь только один человек – сам убийца! А для чего?

– Да, для чего? – повторил Брайс.

– Вы туговато соображаете, – заявил Сэквилл тоном превосходства, который свойственен людям его возраста. – Из-за вознаграждения, разумеется! Разве вы не слышали, что за информацию о бриллиантах сулили баснословную награду в пять тысяч фунтов?

– Нет, не слышал.

– Но это факт. Бесспорный факт. Теперь разделим пять тысяч на двоих, и каждый получает по две с половиной. А если ни с кем не делиться?

– Все пять тысяч достаются одному.

– Именно так! А на пять тысяч, – заметил Сэквилл со знанием дела, – можно много чего позволить.

– Да и за две с половиной тоже, – усмехнулся Брайс. – Так к чему же вы – или, вернее, ваш отчим – пришли? Что подозревать следует того, кто делил секрет с Брэйденом?

– Да. Примите во внимание все, что нам известно. Взять хотя бы статью в сегодняшней газете. Этот тип Глассдейл выжидает немного, пока шумиха из-за Брэйдена уляжется, а потом сам отправляется к герцогу с рассказом, где искать похищенные сокровища. Для чего? Чтобы самому получить все пять тысяч! Ясно же как божий день! Но только наши полицейские такие тупицы!

– А что тогда случилось с Коллишоу? – поинтересовался Брайс.

– Часть той же игры. Тот, кто убрал Брэйдена, устранил затем и его. Коллишоу, вероятно, что-то знал, вот и пришлось заставить его замолчать. Но сделал это Глассдейл один или у него был сообщник – вот что осталось выяснить, как говорит мой отчим. Точно определить, на ком лежит вина и за что. Увидите, все так и будет. Это подсказывает здравый смысл!

– А любой может рассчитывать на награду, назначенную вашим отчимом? – спросил Брайс.

– Меня просили не распространяться об этом, – ответил Сэквилл. – Но все же, – добавил он, наклоняясь через стол, – скажу вам одно: колесики уже закрутились! Понимаете? Все скоро выяснится. Мы не допустим, чтобы на Рэнсфорде продолжала оставаться тень подозрения. Мы должны обелить его имя. Вот почему мистер Фоллиот назначил награду. Рэнсфорд, как вы, конечно же, сами понимаете, Брайс, тоже хорош! Мог бы и сам что-нибудь сделать для себя. Но если он не желает спасать себя сам, как говорят мои мать и отчим, то придется все сделать за него.

– Очень мило с вашей стороны, – иронично улыбнулся Брайс. – Мудрый и добрый поступок.

– Мы не ждем благодарности, – отмахнулся смущенный Сэквилл, не всегда понимавший, когда взрослые насмехались или даже издевались над ним. – В данных обстоятельствах любой на нашем месте поступил бы так же! Конечно, мисс Бьюэри не дочь доктора Рэнсфорда, однако она находится под его опекой, и непозволительно, чтобы ее опекуна в чем-либо подозревали!

– Значит, смазываете колесики, чтобы быстрее вертелись? – усмехнулся Брайс.

– Подождите немного! – подмигнул Сэквилл. – Порой происходит то, чего никто не ожидает, верно?

Брайс выразил согласие с собеседником и заговорил на другую тему. Он пробыл в клубе до начала четвертого, а потом, хорошо знакомый с привычками мисс Бьюэри, пошел в сторону Райчестера пешком, оставив велосипед на территории клуба. Если Мэри Бьюэри не попадется ему навстречу, он навестит ее дома. Рэнсфорд как раз отправится на послеполуденный обход пациентов, Дик будет еще в школе – Брайс застанет девушку одну. А ему важно было застать ее в одиночестве и поговорить немедленно, потому что утром у него появился иной подход к своей задаче, основанный на новой информации, и перед ним открывался шанс, какого не предвиделось прежде. Пересекая обширную лужайку, лежавшую между полем для гольфа и окраиной города, он думал о том, что ему теперь известна личность убийцы Брэйдена или Коллишоу, но остались кое-какие сомнения. Зато он мог поставить перед Мэри Бьюэри вопрос ребром: желает она иметь в его лице друга или врага? Брайс свернул на Клоуз и, приблизившись к дому Рэнсфорда, вдруг заметил, как оттуда выходит миссис Фоллиот.

У Мэри Бьюэри тоже выдался богатый событиями день. Рано утром Рэнсфорд получил телеграмму из Лондона, из-за чего, даже не позавтракав, бросился на вокзал к первому экспрессу. Мэри он поручил сделать за него кое-какую мелкую работу, поскольку замены Брайсу еще не нашел, а также договориться с одним из практикующих врачей, который согласился бы заняться его пациентами в случае необходимости. А потом ей пришлось расположиться в приемной и сообщать больным, приходившим к доктору, что сегодня он отсутствует. Вскоре заглянул мистер Фоллиот и принес огромный букет роз.

– Рэнсфорд ушел? – спросил он, располагаясь на диване в столовой. – Наверное, у него обход в такое время?

– Нет, он уехал, – объяснила Мэри. – Отправился в Лондон на раннем экспрессе, и мне пришлось постараться, чтобы его пациенты не слишком расстроились.

– Он уже слышал о находке бриллиантов Саксонстедов? Думаю, что нет. О ней не было известно, пока не доставили утренний выпуск нашей еженедельной газеты. Очень странное дело! Сами вы, конечно, в курсе?

– Доктор Шорт рассказал мне, – ответила Мэри, – но без подробностей.

Фоллиот внимательно посмотрел на нее и произнес:

– Здесь должна существовать связь с теми, другими делами. Рэнсфорд что-нибудь предпринимает по этому поводу?

– По какому поводу, мистер Фоллиот? Мне не совсем ясен смысл вашего вопроса.

– Я имею в виду подозрения и все прочее. Не слишком приятная ситуация для человека его профессии. Он должен полностью очиститься от них. Кто-нибудь обращался за наградой, которую посулил Рэнсфорд?

– Мне ничего не известно об этом. Доктор Рэнсфорд способен сам позаботиться о своих делах. А на ваше объявление откликнулись?

Фоллиот поднялся из кресла и покачал головой.

– Даже не знаю, что происходило за это время в конторе моего адвоката, – ответил он. – Но дело скверное, и с ним важно разобраться. Плохо, что над головой Рэнсфорда нависло грозовое облако.

– Вы только поэтому решили назначить награду за информацию? – спросила Мэри.

Но Фоллиот предпочел уклониться от ответа. Промямлив невнятные слова о необходимости хоть кому-то что-то предпринять, он удалился, к облегчению Мэри. У нее не было желания обсуждать таинственные события в «Райском уголке», особенно после вчерашних заверений, полученных от Рэнсфорда. Но уже ближе к вечеру к ней заявилась миссис Фоллиот – редкая гостья в их доме – и завела разговор на ту же тему.

– Я хочу побеседовать с вами, моя милая мисс Бьюэри, – сказала она. – Надеюсь, вы позволите мне выражаться откровенно по поводу некоторых вещей. По праву старшинства… Ну, и так далее.

– В чем дело, миссис Фоллиот? – спросила Мэри, внутренне напрягаясь в предчувствии того, что может последовать дальше. – Это действительно настолько серьезно? И простите за бестактный вопрос, но разговор будет о том же, о чем со мной заводил речь мистер Фоллиот нынешним утром? Если так, то я не хочу обсуждать это с кем-либо вообще!

– Я и понятия не имела, что мой муж побывал у вас сегодня, – удивилась миссис Фоллиот. – О чем же он завел речь?

– В таком случае скажите сами, что хотите обсудить, – предложила Мэри. – Хотя я не готова разговаривать об этом даже с вами.

– Видите ли, моя дорогая мисс Бьюэри, необходимо, чтобы кто-нибудь сумел повлиять на доктора Рэнсфорда. Он ставит под угрозу вас всех – себя, вас, вашего младшего брата. Вы оказались в незавидном положении из-за его упрямого молчания. В таком обществе, как наше… То есть в общественных кругах небольшого городка человек, заботящийся о своей репутации, не должен отмалчиваться, когда затронуто его доброе имя.

Мэри взялась за свое шитье и сделала вид, что очень им занята.

– А доброе имя доктора Рэнсфорда чем-то запятнано? – спросила она. – Я не знала об этом, миссис Фоллиот.

– О, моя дорогая, не можете же вы быть столь… наивной? – воскликнула миссис Фоллиот. – Все эти слухи распускаются злонамеренными и жестокими сплетниками, но от них никуда не денешься. Боже мой! Да о докторе сейчас только и разговоров!

– Не думаю, что моего опекуна волнует обывательская болтовня, миссис Фоллиот. Как и меня саму.

– Никто из нас – людей с положением в обществе – не может позволить себе игнорировать слухи и эту самую болтовню, – заявила миссис Фоллиот. – Если кто-то из нас, к несчастью, становится предметом пересудов, то наш долг состоит в том, чтобы оправдать себя в глазах друзей и всего общества в целом. Если бы, к примеру, моя милая, я бы узнала о чем-то, что марает мой моральный облик и пятнает репутацию, я бы немедленно приняла самые жесткие меры, чтобы положить этому конец.

– Надеюсь, вам никогда не придется заниматься реабилитацией своего безупречного морального облика, миссис Фоллиот! – бросила Мэри, склоняясь над шитьем.

– Вы даже не пытаетесь настаивать, чтобы доктор Рэнсфорд принял меры с целью обелить себя, – продолжила миссис Фоллиот. – И это сейчас, когда возникла подобная необходимость!

– Доктор Рэнсфорд вполне способен постоять за себя. И не мне диктовать ему, что он должен делать, или лезть к нему с советами. Если уж вы заставили меня заговорить на эту тему, то скажу откровенно: я не верю, чтобы хоть один достойный человек в Райчестере всерьез подозревал доктора Рэнсфорда в чем-то или сомневался в его порядочности. Его собственных слов, когда он отрицал свою причастность ко всем этим прискорбным событиям, вполне достаточно. Вам прекрасно известно, что во время второго следствия доктор Рэнсфорд заявил, причем под присягой, что ему ничего не известно об этих делах. И я готова повторить: ни один здравомыслящий человек в нашем городе не сомневается в правдивости его слов!

– Вы заблуждаетесь, – возразила миссис Фоллиот. – Разумеется, всем известно, что заявил доктор Рэнсфорд в том случае, на который ссылаетесь вы. Но ведь в тех обстоятельствах он и не мог сказать ничего другого, верно? А людям нужны доказательства его невиновности. Причем я могла бы назвать имена многих видных граждан нашего города, которых очень волнует данная проблема.

– Вы и себя причисляете к ним? – сухо промолвила Мэри. – Я так должна трактовать ваши слова, миссис Фоллиот?

– Ну, конечно же, нет! В противном случае я бы не стала делать того, что сделала для полного оправдания упрямца!

Мэри отложила шитье и удивленно взглянула на гостью.

– Вы? – воскликнула она. – Вы пытаетесь установить невиновность доктора Рэнсфорда? Но для чего вам-то себя утруждать?

Миссис Фоллиот немного помолчала, а потом произнесла:

– Вероятно, будет лучше, чтобы вы об этом узнали от меня, мисс Бьюэри. Разумеется, когда все печальные проблемы только усугубились после второго несчастья – ну, вы понимаете, я имею в виду смерть того рабочего, – мне пришлось сказать своему супругу, что кто-то должен проявить инициативу, видя, как доктор Рэнсфорд упрямо не хочет сам себя выручить из беды. Деньги не столь уж важны для меня и мистера Фоллиота, и я настояла, чтобы он назначил тысячу фунтов вознаграждения тому, кто поможет прояснить дело. Мой муж – человек щедрый и великодушный – полностью поддержал меня и передал поручение нашему поверенному. И ничто не доставит нам больше удовольствия и радости, моя милая, чем появление человека, который честно заслужит эту награду! Если нашим семьям суждено породниться, к чему идет дело, то это будет затруднительно, поскольку на докторе Рэнсфорде останется тень подозрения, пусть он всего лишь ваш опекун. Будущая жена моего сына не может, сами понимаете, иметь…

Мэри снова отложила в сторону рукоделие и удивленно посмотрела на гостью.

– Миссис Фоллиот, неужели вы считаете, что я хочу выйти замуж за вашего сына?

– У меня есть для этого все основания.

– Нет у вас никаких оснований! – резко заявила Мэри, забирая шитье и направляясь к двери. – Я не собираюсь становиться женой Сэквилла Бонэма! Об этом даже думать абсурдно!

Через пять минут миссис Фоллиот с пунцовыми щеками вышла из их дома. А Мэри, глядя ей вслед, заметила, как к воротам сада приближается Брайс.