Мейси взялась за уголок письма и поднесла его ближе к свету.

– Опять написано карандашом и – вот, видите? – те же следы влаги.

Колм Дарби кивнул, добавив:

– Это определенно один и тот же человек.

– Да…

Мейси задумалась, читая:

Мне больше не нужна эта жизнь, это тело, этот разум. Однако прежде чем уйти, прежде чем отказаться от возможности вступить в очередной год, полный косых взглядов и унижения жалостью, я оставлю свой след. Вы раскаетесь, ох как раскаетесь, что не захотели меня услышать. Единственное, чего я хотел, – высказаться от имени тех, чьи уста запечатала нищета, а хребет согнули недуги. Я хотел высказаться и быть услышанным. Для нас, отверженных, не будет радостного ожидания праздника, не будет и самого праздника. Поэтому я прерву ваши торжества. «За счастье прежних дней».

– И что прикажете делать? В новогоднюю ночь оцепить каждую пирушку в Лондоне полицейским кордоном? – Макфарлейн нервно расхаживал перед остальными – Страттоном, Дарби, Эркартом и Мейси.

– Можем отменить публичные мероприятия. На площади перед собором Святого Павла будет полно людей, и, готов поспорить, именно это место выбрал наш отравитель.

– Возможно, – согласился Страттон. – Приходить к собору запретили, но все равно народу наберется не меньше нескольких сотен. Стоило бы направить туда конную полицию – разворачивать всех прочь. – Страттон вопросительно посмотрел на Макфарлейна.

– Разгонять пьяную толпу в канун Нового года – сомнительная затея. – Макфарлейн сделал паузу. – Однако нужно с чего-то начинать. – Он коротко хлопнул в ладоши. – Так, я хочу, чтобы скопления народа тридцать первого декабря во всех известных местах запретили. Всем гулякам велеть разойтись по домам.

– Шеф, некоторым это не понравится, – заметил Дарби.

– Лучше иметь дело с десятком дебоширов, нежели прочесть в утренних газетах, что веселящуюся толпу на лондонской площади отравили неизвестным веществом. Что он там собирался использовать – нервно-паралитический газ? По крайней мере запрет на публичные мероприятия поможет предотвратить всеобщий хаос.

– Робби, я возвращаюсь в штаб-квартиру Пятого отдела, – сообщил Эркарт. – Я разослал своих людей по всему Лондону и хочу послушать, с чем они вернулись.

– Мы опять наступаем друг другу на пятки, Джерри.

– Зато так меньше шансов что-то упустить.

– Ты прав. Будем на связи.

Эркарт вышел, и когда дверь за ним закрылась, Мейси, откашлявшись, начала:

– Думаю, мне известно, кто пишет эти письма. Стопроцентной уверенности нет, однако я не прощу себе, если не предоставлю эту информацию для дальнейшей проработки.

– Продолжайте, мисс Доббс. – Макфарлейн устремил на нее суровый взгляд. Страттон и Дарби тоже внимательно посмотрели на Мейси.

Описывая поездку в Малберри-Пойнт, Мейси воспроизвела разговор с Джоном Гейлом. Макфарлейн, который стоял у стола, скрестив руки на груди, оперся на него крестцом, так что стопка папок с бумагами сползла набок. Не обращая на это внимания, он внимал Мейси, реагируя то кивком, то движением бровей. Он не перебивал ее ни единым словом и заговорил только, когда она закончила:

– Я бы предупредил вас насчет Эркарта, если бы мог. Он хоть и действует мне на нервы, однако имеет в своем распоряжении ресурсы, которых нет у меня. Нравится нам это или нет, наши цели время от времени пересекаются, поэтому надо постараться работать в тандеме, и это означает, что большую часть времени мы параллельно «копаем» в разных направлениях. А теперь… – Макфарлейн на несколько секунд уткнул взгляд в пол и потер подбородок. – Мисс Доббс, поезжайте к вашему доктору Лоуренсу и попытайтесь выудить у него какие-нибудь сведения. Черт, как время летит! Меньше чем через шесть часов Биг-Бен пробьет полночь. Половина Лондона уже сидит по домам.

Мейси встала, собравшись уходить.

– Я еду немедленно.

– А почему вы одна, без вашего помощника, Била? Где он?

– Надеюсь, на пути домой. Я бы предпочла, чтобы он встретил Новый год с сыновьями.

– Жалеете его?

Пропустив комментарий мимо ушей, Мейси сняла с вешалки шляпку и перчатки.

– Перезвоню сразу же, как будет что сообщить. Хочу застать доктора Лоуренса в больнице.

Мейси торопливо покинула Скотленд-Ярд и на полной скорости направила «Эм-Джи» к психиатрической лечебнице, прозванной просто «Дурдомом».

– Мистер Краучер, добрый вечер. Я могу повидать доктора Лоуренса?

– Нет, мадам. Доктор Лоуренс уже ушел, и в ближайшие два дня его не будет.

– Какая досада. Послушайте, мне необходимо просмотреть медицинскую карту одного из бывших пациентов, и безотлагательно.

Краучер медленно покачал головой:

– Я не вправе предоставлять какие-либо данные без разрешения доктора Лоуренса.

– Хорошо, тогда можно поговорить с сестрой-хозяйкой?

Краучер снова покачал головой:

– Прошу прощения, мадам. Приходите после Нового года.

– Мистер Краучер, это вопрос жизни и смерти. Пожалуйста, проводите меня к миссис Кеннеди.

– Мадам, я ведь уже сказал вам… – немного мягче произнес Краучер, словно устыдившись собственного резкого тона. – Поймите, сегодня канун Нового года, уже поздно, и миссис Кеннеди тоже ушла. Обычно она на посту до самой ночи, но…

Внутри у Мейси все напряглось. Минуты таяли, стрелки часов неумолимо приближались к полуночи.

– Мистер Краучер, я прошу вашей помощи. Не знаете ли вы, был ли среди пациентов человек по фамилии Оливер, Стивен Оливер?

Краучер вздохнул, опустил глаза в свой журнал и отрицательно покачал головой:

– Никогда не слышал этого имени, мадам. Я знаю всех, кто поступает и выписывается. Если бы такой пациент существовал, я был бы в курсе.

Мейси обвела взглядом Краучера – его лысеющую голову, обвислые щеки. Похоже, только здесь, на этом посту, он чувствовал себя уверенно.

– Благодарю, мистер Краучер. Вы были очень любезны.

Мейси развернулась и пошла к выходу, но у парадной двери задержалась и посмотрела через стекло на привратницкую. Краучер явно куда-то спешил: Мейси видела, как он суетливо натягивал пальто и инструктировал другого привратника, тыча пальцем в какое-то расписание на стене. По его движениям было понятно, что решение уйти принято спонтанно; Краучер волновался и, уже взявшись за ручку двери, которая вела из привратницкой в вестибюль больницы, отдал последние распоряжения напарнику, а затем быстро пошел прочь.

Мейси, скрытая в тени кустарника, шагнула в сторону, чтобы он ее не заметил. Краучер сильно торопился. Выйдя на холод, он поднял воротник, спустился по ступенькам и исчез, растворившись в сгущающемся смоге.

Мейси метнулась к «Эм-Джи», завела мотор и двинулась вдоль обочины. Наконец она заметила силуэт Краучера: неуклюже переваливаясь, он бежал к остановке и успел запрыгнуть в автобус, когда тот уже отъезжал.

Некоторое время Мейси следовала за автобусом, держась на расстоянии. На Мэрилебон-роуд Краучер сделал пересадку. Мейси не сомневалась, что он приведет ее к автору писем с угрозами, который убивал невинных животных и людей. Что он за человек? Видимо, став отверженным, он, в свою очередь, сам отверг жизнь до такой степени, что начал с легкостью отнимать ее у других.

Мейси вспомнила беседы с Морисом, когда они обсуждали психологию убийц. Одни могли скрываться годами и хранили тайну, дожидаясь удобного момента, чтобы раскрыть себя, как ожидает своего часа семечко, брошенное в глубокую землю. Другие, наоборот, хотели, чтобы их преступление, тщательно спланированное либо совершенное в порыве ярости, поскорее раскрыли и правда вышла наружу. Мейси знала много случаев, когда виновник выдавал себя грубым промахом или же мелкой оплошностью, случайно оброненным словом.

Притормозив, когда автобус вновь остановился, Мейси продолжила размышлять. Жаждет ли этот человек, чтобы его нашли и обезвредили, прежде чем он совершит новое преступление?

Краучер опять вылез из автобуса и прошел с четверть мили до следующей остановки. Мейси не видела в этом ничего необычного; если бы Билли из экономии не проделывал значительную часть пути до конторы и обратно пешком, то платил бы за три поездки вместо одной.

Мотор, мерно урча, работал на холостых оборотах. Из припаркованной у дороги машины Мейси внимательно наблюдала за Краучером, который беспокойно ходил взад-вперед по остановке, постоянно поглядывая на стену церкви, где висели большие часы. Замерз или тревожится? Мейси уловила в его движениях нервозность и страх. Краучер хочет предупредить его. Сообщить, что мы уже близко. Он идет к… Стивену Оливеру? Мейси покрутила головой по сторонам в поисках телефонной будки и увидела ее, освещенную изнутри, всего в нескольких ярдах от «Эм-Джи». Не глуша мотор, она забежала в будку, набрала номер Скотленд-Ярда и попросила к телефону Макфарлейна. При этом Мейси не сводила глаз с Краучера.

– Слушаю!

– Это Мейси Доббс.

– Что-то выяснили?

– Я звоню из телефона-автомата на Мэрилебон-роуд, недалеко от Юстон-роуд. Я преследую человека по имени Краучер, он больничный привратник. Кажется, он идет к нашему отравителю.

– Почему вы так думаете?

Мейси задумалась. Сказать прямо и честно? Сослужит ли ей службу грубая правда?

– Я просто чувствую. Аргумент для вас неубедительный?

– Чертовски более убедительный, чем все эти писульки на доске. Мы вас найдем. Не рискуйте. – В трубке послышались короткие гудки.

Мейси вернулась в «Эм-Джи», как раз когда Краучер сел в следующий автобус. Она поехала за ним по Мэрилебон-роуд, складывая в одно целое события последнего часа, с того момента, как обратилась к Краучеру за помощью. Может быть, он так спешно покинул больницу только потому, что она задержала его своими вопросами? Может, именно поэтому он торопился на автобус, тогда как в другие дни, окончив работу, успевал добраться до остановки размеренной походкой? На секунду Мейси усомнилась в собственных предположениях, но тут же покачала головой. Нет, она точно знала, куда направляется Краучер.

Туман стал настолько плотным, что, если бы не фары автобуса и уличные фонари, отбрасывавшие неясные тени, она бы и не заметила, как Краучер спрыгнул с задней площадки и пошел по Юстон-роуд, а затем свернул на Уоррен-стрит. В это мгновение Мейси ощутила, будто в затылок вонзились острые льдинки. Это болезненное покалывание всегда служило ей предупреждением об опасности и ни разу ее не подводило. Когда боль стала постоянной и пульсирующей, Мейси задумалась: а не находился ли безумный автор писем все это время у нее под носом?

Она еще немного проехала за Краучером по Уоррен-стрит. В предновогодний вечер улица была более оживленной и шумной, чем обычно, – гуляки заходили и выходили из пабов, – поэтому Мейси припарковала автомобиль так, чтобы его могла увидеть полиция, и продолжила следовать за Краучером пешком. Где же Макфарлейн? Возможно, за ней уже незаметно наблюдают, «ведут» ее?

Краучер шагал и шагал, а Мейси недоумевала, почему он не вышел из автобуса раньше, напротив станции метро «Грейт-Портленд-стрит», ведь оттуда можно было просто перейти на другую сторону улицы. Она увеличила дистанцию. Ей пришло в голову, что Краучер может догадываться о слежке и проверяет свою догадку, кружа на пути к цели. Чем больше Мейси удалялась от густо заселенного района Уоррен-стрит, тем яснее понимала, что действует на свой страх и риск.

Снова поворот, на этот раз в северную часть Кливленд-стрит. Краучер змеей петлял по соседним улочкам, пока наконец не остановился перед ступеньками, ведущими в подвальный этаж. Он обернулся, и Мейси пришлось отступить в тень. В сумраке она видела только расплывчатый силуэт, однако поняла, что Краучер начал спуск, лишь убедившись в отсутствии «хвоста». Мейси осторожно приблизилась к дому и огляделась по сторонам, оценивая обстановку.

Про окрестности Фицрой-сквер – а Мейси находилась недалеко от площади – говорили, что здесь пэр может преспокойно ужинать рядом с сапожником. И действительно, благоустроенные отдельные дома стояли тут бок о бок с убогим наемным жильем, роскошь соседствовала с трущобами, гулкие особняки на двоих – с тесными однокомнатными квартирками, хозяева которых не задавали жильцам лишних вопросов, пока те платили ренту. Одним приходилось видеть в окно лишь закопченные стены, другие могли порадоваться цветам в крохотных садиках, где буйство цветов восставало против унылой серости зданий, пропитанных дымом и сыростью. Краучер пришел к кому-то, кто явно жил за чертой бедности, обитая в отвратительной дыре без горячей воды. Только последний нищий согласился бы на темный грязный угол, где по ночам жильцы растворялись во мраке, да и днем казались невидимками. Здесь царили безысходность и отчаяние, липкая сырость холодила кровь в жилах, до последней капли высасывала тепло и надежду.

Перегнувшись через металлические перила, Мейси заметила бледный, постепенно нарастающий свет масляной лампы, как будто обитатель квартиры привык находиться в темноте и подкрутил фитиль только ради гостя. Она уняла сердцебиение, прижав правую руку к животу на три пальца ниже талии, чтобы выровнять дыхание и свободно двигаться. Напоследок оглянувшись – даже если Макфарлейн нашел ее, и подмога уже в пути, ждать больше нельзя, – Мейси спустилась по ступенькам и встала у стены рядом с окошком. Через несколько секунд послышались шаркающие шаги, и Мейси услышала голос. Голос, несомненно, принадлежал тому самому человеку, которого она искала. Он произносил слова невнятно, словно рот у него был набит вязкой кашей. В какой-то момент человек захлебнулся хриплым, булькающим кашлем и смог заговорить вновь, только когда отдышался.

– Краучер, не нужно меня опекать, я сам могу о себе позаботиться. Спасибо, что принесли поесть.

– Вам нужно следить за собой, сэр, лучше питаться. Я всегда могу раздобыть вам еды.

– Не беспокойтесь, в любом случае все скоро закончится.

– О чем это вы, сэр? О чем? – Голос Краучера сорвался на визг, точно от столкновения с неизбежным.

Мейси нахмурилась. Судя по интонациям, привратник пытался как-то удержать жильца, но против своей воли оказался безоружен.

– Все уже почти кончено. В полночь они увидят.

– Нет, нет, пожалуйста, сэр, не надо. Я больше не могу вас прикрывать. Сегодня вечером эта Доббс опять приходила к доктору Лоуренсу. Как снег на голову, без звонка, просто взяла и заявилась в больницу. Эта женщина разыскивает вас, сэр, и непременно найдет. Я таких знаю, она настоящая полицейская ищейка.

«Закрой рот и уходи. Сейчас же, – одними губами прошептала Мейси в холод ночи, зная, что Краучер играет с огнем. – Ни слова больше, уходи немедленно».

– Сэр, вам нужно лечь. Давайте я налью бульона или чаю. Я принес кое-какой снеди, видите? Улов сегодня невелик, но вам хватит, чтобы продержаться.

Мейси поморщилась от звона и грохота. Что-то полетело на пол, наверное, горшочек, банка или что-то еще. Человек смахнул дары Краучера со стола? Мейси затаила дыхание и прислушалась.

– Прекратите жалеть меня и не смейте указывать, что мне делать! – Произнося слова, неизвестный издавал губами втягивающие звуки.

«Это он, он!» – подумала Мейси.

– Я только хочу помочь…

От звука глухого удара лицо Мейси исказилось. Человек зашел слишком далеко? Ударил Краучера – может быть, крепкой тростью с металлическим наконечником или медной ручкой? Мейси представила, как трость под определенным углом с силой бьет по голове, и поняла, что Краучер упал и, вероятно, лишился сознания, а то и вовсе умер.

Мейси закрыла глаза и попросила Бога, в существовании которого так часто сомневалась, о помощи, ибо чувствовала нутром: покинув дом, этот человек пойдет убивать, и его жертвами станут сотни и тысячи. Вдалеке пробили часы. Половина девятого. Площадь перед собором Святого Павла уже заполняется людьми, многие сидят в пабах. Стоит лишь пройтись по Шарлотт-стрит, чтобы увидеть, как богатые и бедные вместе веселятся и пируют, провожая старый год. Мейси неслышно поднялась по ступенькам и осмотрелась. Никого из Особой службы. Совсем никого. Она надеялась, что полиция увидит ее приметную «Эм-Джи» и сразу же прочешет окрестные улочки. Если человек собрался выходить, нет времени дожидаться подмоги. Мейси должна остановить его, пока он не ступил за порог. Она его не выпустит. Пусть даже ценой собственной жизни.

Опустив стул, человек смотрел, как из проломленного черепа Краучера вытекает кровь, собираясь в лужицу. Человеку стало холодно, и не из-за того, что комната не отапливалась. Во всяком случае, он давно привык к зябкой сырости, хотя порой из-за нее обессиливал настолько, что не мог высунуть носа из-под одеяла. Нет, это был иной, леденящий душу холод. Оцепенение охватило человека, распространилось по жилам, как ртуть, набегающая по столбику термометра, заполонило собой каждую клеточку его тела, лишило всяких чувств, всякого страха, поэтому, разглядывая Краучера, который уже начал коченеть, человек не испытывал эмоций. Ни стыда, ни ужаса, ни скорби… ничего. Если у него и осталась душа, ее он тоже не чувствовал.

Человек смотрел на Краучера, словно наблюдал за ходом эксперимента. Глядел, как вытекавшая кровь остановилась, потом начала густеть. Если тронуть лужицу пальцем, по ней пойдет рябь. Человек впервые убил одним ударом. Это не в его правилах. Впрочем, не важно. В конце концов, что вообще важно? Человек подтянул к себе тетрадь в кожаном переплете, развязал шнурок, которым она была перетянута, взял карандаш. Провел большим пальцем по грифелю, досадливо поморщился, нащупав деревянный заусенец. Прошаркал к буфету, достал оттуда нож и точильный брусок, вернулся на место и сел, почти завалившись набок. Стал водить узким бруском вверх-вниз по лезвию ножа. Брови его были нахмурены, все внимание устремлено на инструменты. Убедившись в остроте лезвия, он убрал брусок и принялся обстругивать карандаш, пока не заточил грифель на добрую четверть дюйма. Отложил нож в сторону и начал писать.

Человек провел на странице зигзагообразную линию, закрыл тетрадь в кожаном переплете, перевязал шнурком и сунул в карман своего ветхого пальто.

Мейси вгляделась через стекло в полутемную комнату. Человек подкрутил фитиль в масляной лампе, вновь подошел к буфету, достал банку, наполненную то ли вязкой жидкостью, то ли порошком – Мейси напрягла зрение, но все равно не рассмотрела, – взял в руки пробирку и спички. Мейси понимала, что не вправе выпустить его за дверь, позволить ему снова отнять жизни. Она отошла от окна, шагнула к двери и постучала.