Выйдя из Скотленд-Ярда, Мейси посмотрела на часы. Уже перевалило за полдень. Она вкратце пересказала Макфарлейну разговор с Кэтрин Джонс, однако его реакцию можно было назвать по меньшей мере скептической.

– Оливер, черт возьми, Твист? Умереть со смеху. Если девица думает, что таким образом…

– Старший суперинтендант, я в любом случае намерена потянуть за эту ниточку. У нас слишком мало информации, и, возможно, это именно тот прорыв, в котором мы нуждаемся.

– Страттон работает по другой наводке, так что я не могу никого отрядить вам в помощь.

– Ничего страшного, даже лучше, если я буду работать самостоятельно или в паре с моим помощником.

– Звоните, если что-то потребуется.

– Хорошо.

– Завтра утром можете забрать ваш образец порошка, мисс Доббс, хотя меня за это расстреляют на месте.

– Не расстреляют, старший суперинтендант. И спасибо за доверие. Едва ли кто-то, кроме узких специалистов из особой лаборатории, сможет установить состав и свойства этого вещества, и, кажется, я знаю одного такого специалиста.

Мейси попросила водителя доставить ее в Пимлико, прямо к дому. Она пересела в «Эм-Джи» и направилась в психиатрическую больницу, рассчитывая найти там доктора Энтони Лоуренса. По пути она вновь принялась размышлять о путаных следах, оставленных человеком, готовым на убийство ради того, чтобы быть услышанным.

Мейси свернула в сторону Сити и, удаляясь от реки, поехала по Грей-Инн-роуд. Она вдруг вспомнила, как всего несколько лет назад шла этой же дорогой к Мекленбург-сквер. Тогда ее заинтересовала груда развалин на месте снесенной больницы. Больницу возвели около двухсот лет назад, и в свое время она считалась очень современной. В этом учреждении не практиковали медицину в прямом смысле и тем не менее спасали человеческие жизни. Здесь заботились о детях, от которых отказались родители; порой на крыльцо подбрасывали младенцев нескольких часов от роду. Теперь больницу закрыли, и единственное не разрушенное крыло уныло высилось на пустыре, словно символ всеобщего экономического спада. Тонкие волоски на шее Мейси приподнялись, будто бы ее кожи коснулись легкие крылышки мотылька. Она вспомнила название: «Приют для подкидышей». Расположенный среди полей и садов, изначально он давал крышу над головой детям, подобранным с улиц, тем, которые попросту могли умереть от голода и холода. Теперь этот район стал частью шумной столицы, где конные экипажи уступали место автомобилям, над землей и под землей с грохотом проносились поезда, по рельсам, дребезжа, туда-сюда ездили трамваи. Если Мейси не ошибалась, «Приют для подкидышей» не закрылся полностью, а переехал из Лондона, чтобы дети находились там, где и полагалось, – за городом.

Подкидыш. Это слово употребляли исключительно люди определенного поколения, оно относилось к эпохе, когда приют только построили, когда жизнь бедняков не стоила и ломаного гроша, а жизнь их отпрысков – тем более: еще не начавшись, она заканчивалась в сточной канаве. Подкидыш. Ребенок, брошенный с рождения, ненужный, нежеланный. Мейси мысленно прокручивала это слово. Мог ли человек, способный на убийство тысяч и тысяч, быть сиротой? И если да, каким образом он получил образование? Как кому-то из низов… Мейси одернула себя. Свидетелей этим размышлениям не было, однако щеки Мейси вспыхнули от стыда. Она ведь тоже девушка из низов, и если бы хозяйка поместья случайно не открыла ее страсть к чтению, юная служанка не получила бы ни образования, ни профессии. Ей просто повезло. Наставник Мейси, Морис Бланш, также оказывал поддержку как ей, так и другим одаренным детям из бедных семей, за что Мейси испытывала к Бланшу вечную благодарность. Однако подкидышу нужно приложить гораздо больше усилий, чтобы пробиться в жизни, и если мальчик сумел подняться наверх, его имя должно быть известным и уважаемым. Если, конечно, он не «хамелеон», не мастер маскировки. Как и сама Мейси.

Подъезжая к больнице Принцессы Виктории, Мейси плавно снизила скорость, припарковала «Эм-Джи» недалеко от главного входа, взбежала по ступенькам, распахнула дубовые двери и объяснила дежурному регистратору, зачем пришла.

– Доктор только что прибыл на обход, боюсь, у него совсем нет времени. Он все утро провел в больнице Королевы Елизаветы и сейчас очень занят. – Привратник просмотрел перечень сотрудников, затем сверился с расписанием обходов, которое висело на стене за стойкой.

– Да-да, понимаю, и все же когда я могла бы с ним встретиться?

Привратник достал из жилетного кармана часы на цепочке, нахмурился, провел пальцем по строчке расписания напротив фамилии Лоуренс.

– Не раньше двух часов.

– Вы позволите подождать здесь?

– Как угодно, мадам, но вам придется дожидаться с час или даже больше.

– Благодарю, мистер…

– Краучер.

– Мистер Краучер. Если не возражаете, я посижу здесь. Будьте любезны, сообщите, когда доктор освободится.

Мужчина выпрямился и снова поглядел на карманные часы, затем на настенные над кушеткой, где теперь сидела Мейси. Поджав губы, он дернул плечами.

– Что ж, пеняйте на себя, если просидите тут весь день.

Мейси достала из сумочки блокнот и улыбнулась.

– Не волнуйтесь, меня это не пугает.

Привратник, плотный и приземистый мужчина, отличался четкостью манер. Несмотря на полноту, двигался он уверенно и не суетился, однако дважды проверял все, что делал, и когда раскладывал почту по ячейкам в соответствии с отделениями больницы, и когда отдавал распоряжения другим работникам. Он по два раза повторял каждую фразу, проверял каждое свое действие, после чего проводил руками по волосам, приглаживая их. Привычка давняя, догадалась Мейси, заметив, что волос осталось не так много. Сколько ему лет? Наверное, около сорока.

Продолжая писать в блокноте, Мейси обратила внимание, что на исходе часа Краучер куда-то позвонил и осведомился, не вернулся ли к себе доктор Лоуренс. Еще через полчаса раздался резкий телефонный звонок. Краучер ответил после первого же сигнала, а затем подозвал к стойке Мейси, скрючив палец.

– Доктор Лоуренс у себя в кабинете и готов вас принять. – Он извлек из кармана цепь с кольцом, на котором висела большая связка ключей всевозможных размеров. – Я должен вас сопроводить.

– О, разумеется. Видите ли, я работала вместе с доктором Лоуренсом. Много лет назад, когда служила медсестрой.

Глаза привратника расширились от удивления, однако он лишь сухо произнес:

– Тогда вы должны представлять, как сильно он занят.

– Спасибо, Краучер, – сказал Энтони Лоуренс, когда Мейси вошла в кабинет. – Я позову вас, когда мы с мисс Доббс закончим беседу. – Он повернулся к Мейси, жестом указал на стул для посетителей и уселся за свой стол. – Мисс Доббс, не ожидал вновь увидеть вас так скоро.

– Благодарю, что уделили мне время, доктор Лоуренс.

– Чем могу быть полезен?

– Если не ошибаюсь, вы когда-то работали в Малберри-Пойнт, правительственной военно-испытательной лаборатории в Беркшире?

Лоуренс передернул плечами, совсем как Краучер.

– Это было довольно давно, сразу после войны. И весьма недолго.

– В вашу задачу входили наблюдение за психологической стороной экспериментов и оценка влияния подобной деятельности на сотрудников лаборатории, верно?

– Откуда вам это известно?

– Недавно я встречалась с Элсбет Мастерс – правда, по другому вопросу, – и она упомянула, что вы работали вместе.

– Ясно. Как я уже сказал, с тех пор много воды утекло.

– Доктор Лоуренс, разрешите задать несколько вопросов о вашей работе в Малберри-Пойнт?

Энтони Лоуренс положил обе ладони на стопку бумаг и подровнял ее. Сдвинул стопку в сторону, затем придвинул к себе и вновь от себя.

– Все, что происходило в Малберри-Пойнт, находилось под грифом строжайшей секретности. Не понимаю, о чем думает доктор Мастерс, звоня об этом на каждом углу.

– Полагаю, она рассчитывала, что я не стану разглашать информацию.

Лоуренс принялся раскладывать на столе ручки и карандаши – сперва по размеру от меньших к большим, потом наоборот, затем выложил их по цветам. Мейси, уже знакомая с этой его привычкой, молча наблюдала, ожидая ответа.

– Насколько я понимаю, вам известен характер работы в Малберри-Пойнт, поэтому не будет большого вреда, если я расскажу еще немного, – вздохнул доктор. – Эксперименты, которые проводятся в лабораториях, требуют наблюдения как за физиологической, так и за психической реакцией на воздействие тех или иных веществ. Лишь малую часть этих экспериментов можно ставить на мышах, птицах и собаках – а общественность, судя по всему, больше волнует благополучие животных, нежели людей, – поэтому в интересах страны часть сотрудников и подсобного персонала лаборатории добровольно вызывались на роль подопытных кроликов.

– Дело опасное?

– Да, в определенной степени риск существовал.

– Людям сообщали о возможных последствиях?

Лоуренс вновь начал перекладывать канцелярские принадлежности.

– Мисс Доббс, напомните, к чему вы задаете эти вопросы? – Он коротко хмыкнул. – Мои воспоминания о способной медсестре, какой вы были раньше, несколько расходятся с образом женщины, которая сейчас меня расспрашивает.

Мейси пропустила замечание мимо ушей.

– Исследованию подвергалось химическое оружие, использованное против наших соотечественников, или собственные разработки британских ученых?

– Одно без другого невозможно, – откровенно ответил доктор Лоуренс и продолжил так, словно объяснял азы несмышленому ребенку: – Важно быть на шаг впереди противника. Как я уже говорил, моя задача заключалась в изучении реакции человеческой психики на незримое воздействие, атаку, которую нельзя увидеть, а можно лишь ощутить.

– Ясно.

– Это все? – Лоуренс отодвинул стул, как бы собираясь встать из-за стола.

– Думаю, все, хотя, постойте… Есть еще кое-что. – Мейси подхватила портфель и встала, глядя в глаза Лоуренсу. – Вы когда-нибудь сводили личное знакомство с мужчинами или женщинами, работавшими в Малберри-Пойнт?

Доктор покачал головой и бросил взгляд на часы.

– Нет. Моя работа – знакомиться с болезнями пациентов. – Он вытянул руку в сторону двери. – Идемте? Краучер, наверное, ждет в коридоре. Он проводит вас к выходу.

– То есть среди ваших знакомых не было человека по имени Оливер?

– Боже правый, нет, конечно. Никаких имен, никакого общения, только номера. По большому счету, я вообще не знаю ни одного Оливера, пожалуй, за исключением Оливера Твиста. – Доктор Лоуренс распахнул дверь и окликнул Краучера, который немедленно явился на зов.

Мейси явно видела, что и Энтони Лоуренс, и привратник, мистер Краучер, были рады поскорее отделаться от нее. Первому не пришлись по нраву ее вопросы, а второй охотно не пускал бы вообще никого в холл больницы, где чувствовал себя полноправным хозяином. Мейси знала наверняка: Лоуренс что-то скрывает. С другой стороны, может быть, холодный прием, оказанный ей, связан с профессиональной гордостью доктора? Может быть, он не привык, чтобы его слова подвергались сомнению, да еще бывшей медсестрой? Ее вопросы наводили на мысль о недоверии, тогда как врачи, вынося диагноз, считают свое слово истиной в последней инстанции – Мейси знала это по опыту.

Выходя, она взглянула на часы и быстрой походкой направилась к «Эм-Джи».

Мейси припарковала машину на Уоррен-стрит, пересекла Фицрой-сквер и увидела Билли, который как раз отпирал дверь конторы.

– Билли, не закрывайте! – Последние несколько ярдов она преодолела бегом.

– Добрый день, мисс. Простите за опоздание, поезд задержался. Говорят, сегодня на линии от Эпсона все рельсы обледенели, поэтому расписание и нарушилось.

– Пустяки. Идем выпьем по чашке чая и приступим к работе.

– Раздобыли новые сведения?

На лестничной площадке Мейси отперла ключом офис. Они с Билли, как всегда, сняли верхнюю одежду и повесили ее за дверью. Мейси разожгла газовый камин, Билли поставил кипятиться чайник. Мейси, не успевшая позавтракать, проголодалась, но решила, что дело важнее и еда подождет. Через некоторое время они уже сидели за столом у окна и смотрели на разложенную карту.

– Помните «Приют для подкидышей», Билли?

– Тот, что возле Мекленбург-сквер?

– Да. Он закрылся не то в двадцать шестом, не то в двадцать седьмом году. Случайно, не знаете, куда перевезли детей? Если не ошибаюсь, заведение не ликвидировали, а просто убрали за пределы Лондона, в сельскую местность.

– Вроде бы я что-то такое читал, мисс. Мы тогда еще с Дорин говорили, мол, грустно, что малыши оказались не нужны родителям и вынуждены расти в приюте, как…

– И все-таки куда их отправили?

– Могу поклясться, куда-то в сторону Суррея. Сейчас, сейчас припомню… Доркинг? Рейгейт? Редхилл? Да, по-моему, в Редхилл.

– Выясните это как можно скорее. Мне нужен адрес и фамилия директора, начальника или как там у них называется главный. Придется мне съездить… – Мейси опустила глаза на часы. – А вам, Билли, нужно возвращаться домой к сыновьям, поэтому я поеду одна.

– Едва ли вы доберетесь туда засветло, мисс. Вы уж извините, только вам даже дверь не откроют.

Мейси издала короткий смешок.

– Тут-то мне и понадобится черный полицейский автомобиль. Или грозные слова «детектив-суперинтендант», предваряющие мой визит. – Она задумалась. – Вообще-то…

Мейси отодвинула стул, быстро подошла к столу, сняла телефонную трубку и набрала номер Скотленд-Ярда.

– Пожалуйста, соедините меня со старшим суперинтендантом Макфарлейном. – Выслушав ответ, Мейси сказала: – Тогда с детективом Страттоном. – Пауза. – И детектива Дарби тоже нет? Понятно. В таком случае попросите старшего суперинтенданта Макфарлейна перезвонить мне, как только он вернется. – Мейси назвала себя, продиктовала свой номер и положила трубку.

– Что будете делать, мисс? – поинтересовался Билли.

– Как только вы найдете информацию о «Приюте для подкидышей», я позвоню туда и предупрежу, что приеду завтра.

– А что вы им скажете?

– Не важно. Главное – добиться встречи с человеком, у которого есть доступ к архиву.

Билли кивнул, поднялся и подошел к картотеке, расположенной вдоль стены рядом с его столом. Мейси обратила внимание на серое лицо и морщинки вокруг глаз помощника, еще более заметные, чем вчера.

– Ох, Билли, простите, мне так не терпелось вернуться в контору, что я забыла спросить вас о Дорин, а ведь думала о ней весь день. Как она?

Билли закусил губу и вздохнул.

– Я не хочу оставлять ее там, мисс. Будь моя воля, я бы просто забрал Дорин домой, да только уж и не знаю, как быть. Может, дома ей станет хуже, но… Видели бы вы ее, мисс. Не понимаю, что за методы лечения в этой больнице. По-моему, они вовсю стараются встряхнуть ее рассудок, чтобы она стала такой, как раньше, и примирилась со смертью нашей Лиззи, а Дорин все никак не отпускает дочурку, держит ее в сердце. Только ведь Лиззи больше нет, и, хоть я тоже по ней тоскую, у нас растут мальчишки, нужно думать о них и нашем будущем, а лечение что-то не помогает…

– Присядьте, Билли. – Мейси тронула его за локоть. – Я сейчас же позвоню доктору Мастерс и узнаю, как там дела с переводом. Попрошу ускорить процедуру оформления.

– Видно, я неудачник, мисс. Ничего-то у нас не выходит. Как только жизнь начинает выправляться, тут же налетает новая волна, и нас опять смывает за борт. А дети – они все понимают, будьте уверены. На них это ведь тоже сказывается. – Билли так глубоко вздохнул, что, казалось, сейчас закашляется, однако он продолжил говорить: – Раньше я глядел на этих бедолаг, что не могут найти работу и выстраиваются в очередь за тарелкой супа, и думал: ну, нам хотя бы это не грозит. А теперь я уже и не надеюсь на лучшее. Удача отвернулась от нас с Дорин.

– Все будет хорошо, Билли, обещаю. Поставьте-ка чайник на плиту, а я переговорю с доктором Мастерс.

Билли кивнул и принялся расставлять чашки на подносе, а когда вышел, Мейси сняла телефонную трубку. Она не хотела звонить в его присутствии, опасаясь, что результат будет не таким, как они надеялись.

– Доктор Мастерс?

– Да. А, Мейси, голубушка, это вы. Я еще со вчерашнего дня собиралась вам позвонить, но от работы голова кругом идет. В это время у нас всегда наплыв пациентов – Рождество и Новый год доводят людей до сумасшествия. Вы звоните насчет миссис Дорин Бил, верно?

– Верно. Есть какие-нибудь новости для меня?

– Есть, и отличные. Мы можем принять миссис Бил в ближайшие дни, нужно только чуточку подождать, пока спадет поток больных. – В трубке зашуршали бумаги. – Да, думаю, мы примем ее в понедельник, четвертого января. Я оформлю необходимые документы и отправлю в Уичетт-Хилл машину.

– Огромное спасибо, доктор Мастерс.

– Не за что, не за что. Насколько мне известно, бедняжка в ужасном состоянии, так?

– Да, и страдает от жестоких процедур.

– Я займусь ею немедленно по прибытии. Не беспокойтесь, мы ее подлечим.

– Еще раз большое спасибо.

– Как только я услыхала ваш голос, Мейси, то сразу подумала: она звонит либо насчет миссис Бил, либо насчет Энтони Лоуренса.

– Вам есть что еще сказать по поводу доктора Лоуренса?

Голос Элсбет Мастерс звучал рассеянно, как будто ее что-то отвлекло.

– Я ведь говорила, что он впервые за много лет дал о себе знать?

– Да.

– Собственно, никакой интриги. Доктор Лоуренс пишет книгу о влиянии нервно-паралитических и других летучих отравляющих веществ на человеческую психику. Естественно, он опирается на исследования, в том числе на те, которые мы вместе проводили в прежние годы, поэтому и попросил разрешения повторно использовать часть материала из научных работ, выполненных нами в соавторстве.

– Ясно. Он не волновался, что вы можете опубликовать эти материалы первой?

– Он может быть совершенно спокоен, – засмеялась Мастерс. – Все мое научное наследие – это работа с пациентами. Если я и предоставляла теоретические материалы на конференциях, то ради всеобщей пользы. Ой, у меня совсем мало времени, – спохватилась она. – Так о чем я? Ах да. Эта сфера исследований очень переменчива. В будущем нас станут нещадно критиковать, и, как ни больно мне об этом говорить, все уже созданные научные работы, посвященные так называемым неврозам военного времени и боевым посттравматическим синдромам, необъективны в силу причастности к политике.

– Даже если у автора такое громкое имя, как у доктора Лоуренса? Когда я с ним работала, у меня сложилось впечатление, что он один из лучших специалистов в своей области.

– Он был и остается одним из лучших. Однако когда человек посвящает жизнь работе, а большая часть этой жизни уже позади, он начинает задумываться, как бы сделать так, чтобы слава о нем осталась в веках.

– Понимаю.

– По большому счету, смерть есть смерть, и тут ничего не попишешь, а сейчас я должна прервать наш разговор. Мистер Бил, случайно, не рядом с вами? Если можно, дайте ему трубку, я хотела бы кое-что сказать.

Билли только что вошел в комнату. Мейси протянула трубку и одними губами произнесла: «Доктор Мастерс». Когда он взял трубку и стал внимательно слушать, Мейси приблизилась к окну, возле которого на столе была расстелена карта. Она оглянулась на своего помощника, и ей показалось, будто морщинки вокруг глаз Билли разглаживаются.

– Не знаю, как и благодарить вас, доктор Мастерс, – растроганно произнес он, потер лоб, пряча слезы, затем попрощался и нажал на рычаг отбоя.

– Дело почти сделано, – улыбнулась Мейси.

– Мисс Доббс, я уж боялся, Дорин застрянет в этом Уичетт-Хилле навечно, правда-правда. – Билли подал Мейси чашку чая. – Я так вам благодарен, так благодарен…

– Не стоит, Билли, лучше раздобудьте адрес и телефон «Приюта для подкидышей». Говорите, он где-то в Суррее?

Десять минут спустя Мейси уже звонила доктору Ригби в «Приют для подкидышей», переехавший в Редхилл. Они договорились, что Мейси приедет туда завтра в девять утра.

Мейси настояла, чтобы Билли отправился домой пораньше. И хотя по ее рекомендации Дорин должны были перевести в другое учреждение, где с пациентами обращались более гуманно, психиатрическая лечебница оставалась психиатрической лечебницей. Мейси доверяла своей интуиции и надеялась, что в Клифтонской больнице дела Дорин пойдут на лад, что та постепенно выплывет из глубин депрессии, выздоровеет и вернется к нормальной жизни.

Мейси уложила две папки с документами в старенький кожаный портфель, надела темно-синее пальто, шляпку-клош, перчатки и набросила на плечи бледно-голубой кашемировый палантин, легкий и очень теплый. Палантин был подарком Присциллы – подруга вручила его, когда Мейси приезжала во Францию.

Напоследок оглядев помещение, Мейси выключила свет, заперла дверь и вышла на улицу. Грязный желтовато-коричневый смог моментально окутал ее в зимнем сумраке по пути к «Эм-Джи», густой туман эхом отражал стук каблучков по мостовой, создавая впечатление, будто кто-то идет за ней следом. Прежде этот звук мог бы напугать Мейси, она остановилась бы, прислушалась и даже окликнула бы: «Эй, кто здесь?», однако сейчас Мейси чувствовала себя более уверенно: она знала эти улицы, знала всех лавочников, а в случае опасности всегда могла забежать в пивную «Принц Уэльский», где кто-нибудь непременно бы пришел ей на выручку.

Мейси отперла дверцу машины, поставила портфель на пассажирское сиденье и уже собиралась сесть за руль, как вдруг заметила в клубах тумана хромого мужчину. Припадая на одну ногу, он проковылял мимо нее. Хотя головного убора на нем не было, Мейси все равно не удалось четко его разглядеть. Она видела лишь, что мужчина передвигался нарочито медленно, словно боялся потерять равновесие. После него в воздухе остался кислый запах, затхлая вонь, характерная для бездомных. Мейси даже хотела побежать следом и всунуть ему в ладонь несколько монет, ведь бедолага явно побывал на войне, и это самое меньшее, что она могла сделать, однако он уже ушел, стуча по тротуару металлическим наконечником палки, скрылся за ядовитой завесой из тумана и дыма.