Глава 7

На следующий день спозаранку хлынул поток писем.

Леди Харт получила их около сорока – в основном от старых подруг, выражавших ужас и сочувствие, с немалой толикой приятно волнующего любопытства. Пенрок – тридцать. Джеймс – одно, от своего командира. Генри с Венис – одиннадцать на двоих. Фрэн получила шесть писем: пять от пылких молодых людей и еще одно за подписью «миссис Фитцджеральд».

Пенрока больше не отпускали гулять по холмам. Коки держался с ним скованно и говорил отрывисто. Пенрок не скрывал от себя, что, не разговаривай он с друзьями в гостиной во время того загадочного звонка в полицию, вполне мог бы сейчас оказаться обвиняемым. Он был как на иголках, лишенный возможности размяться, да к тому же терзаясь беспокойством за Фрэн. После дознания, вечером, Пенрок пришел к леди Харт – она тихо сидела в гостиной у камина и вязала носок.

– Из принципа, – объяснила она, взмахнув носком. – Вязать я совсем не умею, но долг велит хотя бы попытаться.

– Я хотел с вами поговорить, – начал Пенрок, стоя спиной к грандиозному старинному камину. – Можно?

– Конечно, можно! – Леди Харт с любопытством смотрела на Пенрока поверх очков.

– Это насчет Франчески. – Пенрок замялся, борясь с абсурдной неохотой выразить словами всю бурю своих чувств к Фрэн. – Я в нее влюбился, – выпалил он наконец.

Вид у него был такой отчаянный, что леди Харт не сразу нашлась что сказать.

– Я так и думала, милый Пен, – ответила она мягко. – Это так странно… Ты же знал ее еще совсем маленькой.

– Началось это очень давно, – с трудом выговорил Пенрок. – Она еще чуть ли не с косичками ходила. Конечно, я для нее слишком стар. Думал, вытерплю как-нибудь, она ничего и не узнает, а сейчас чувствую – не могу. Вы не будете против, если я скажу ей все и… Вы не представляете, каково это – бояться за нее, когда не вправе защитить… Я с ума схожу! Думаю о ней каждую минуту, днем и ночью… Я должен ей сказать и покончить с этой неопределенностью. Конечно, она за меня не пойдет, но лучше уж знать правду…

Он умолк, прислонившись к каминной полке и низко опустив голову.

Леди Харт, растроганная почти до слез, все же заставила себя вернуться к вязанию. После короткой паузы она сказала:

– Что же тут поделаешь. Попробовать всегда можно, Пен. Фрэн к тебе очень привязана. Может, она и согласится.

Пенрок вскинул голову. Глаза его засияли таким светом, что леди Харт испугалась, не подала ли ему ложную надежду.

– Ты знаешь, конечно, что Джеймс…

– О да! – ответил Пенрок. – Разумеется. Но таких Джеймсов уже десятки были, и ни одного не хватило надолго.

– Не знаю, не знаю.

Пенрок посмотрел на нее и вновь уткнулся взглядом в ковер.

– Во всяком случае… Вы не возражаете, если я поговорю с ней?

– Спасибо, что вначале мне сказал, – улыбнулась леди Харт. – Да ты всегда такой был, Пен, – прямой и честный. Сам знаешь, я всем сердцем желаю тебе счастья.

– Я, наверное, пойду, – сказал Пенрок.

В холле инспектор Кокрилл разговаривал с кем-то из подчиненных. Пенрок, занятый своими мыслями, не заметил, что оба полицейских бледны и их бьет дрожь. Подойдя ближе, он сказал Кокриллу с несколько принужденной веселостью:

– Не могли бы вы отозвать ненадолго своих подручных? Мне нужно поговорить с Фрэн…

Коки рывком обернулся к нему:

– А Фрэн исчезла.

– Что значит – исчезла?

– Исчезла – значит исчезла. Вы что, английского языка не понимаете?

Все сознание Пенрока заполнил беззвучный крик. Глаза застлало багровым туманом – как в ту минуту, когда он подходил к мертвой Грейс Морланд. Очнулся он, вцепившись в лацканы инспекторского пальто и повторяя как заведенный:

– Где она? Где? Что с ней?

– Этот дурень ее упустил, – ответил Коки, стряхивая с себя руки Пенрока.

Горящие зеленовато-синие глаза уставились в хмурые карие. Однако затем Пенрок уже спокойнее спросил констебля:

– Можете рассказать, что случилось?

– Она зашла вот сюда, сэр. Не мог же я за ней туда соваться? – Он указал на туалетную комнату. – Сказала, всего на минутку, а сама не выходит и не выходит. Я постучал, окликнул ее, потом дверь выбил. А там пусто.

У открытого окна трепыхалась на ветру занавеска. На крашенном масляной краской подоконнике остался след, но снаружи снег уже растаял, и на каменных плитах террасы отпечатков ног не было видно.

– Кто угодно мог сюда забраться, – сказал Пен, едва живой от ужаса.

– А может, она вылезла в окно, – заметил полицейский.

– Вылезла в окно! Зачем? Куда ей идти?

– Возможно, инспектор, ей надоело постоянно быть под наблюдением? – Пенрок ухватился за соломинку. – Она такая импульсивная, независимая… Такая порывистая… Господи! Фрэн!

В доме ее не было. Кокрилл прошелся до беседки в дальнем конце сада и исследовал канаву у дороги, а когда вернулся, Джеймс стоял в комнате Фрэн с распечатанным письмом в руке.

– Что вы здесь делаете? – сердито спросил инспектор.

– Письмо читаю.

– Что за письмо? От кого?

– От некой миссис Фитцджеральд, – ответил Джеймс, вновь убирая листок в конверт. – Она живет в деревне Пиджинсфорд, на улице Монкс-роу.

– Господи боже, что еще за миссис Фитцджеральд?

– Понятия не имею, – ответил Джеймс, невинно округлив глаза. – Но письма она пишет гадостные.

– А письмо хоть связано с исчезновением Фрэн? Некогда мне тут разговоры разговаривать!

– Может, и связано, – все так же неторопливо ответил Джеймс. – Она пишет, что была вчера на дознании. Высказывается крайне отрицательно о поведении Фрэн, а также намекает, что Фрэн – моя, как она выразилась, полюбовница. Еще она говорит, как ей противно видеть, что англичанка держит у себя собаку немецкой породы. По-моему, она считает Фрэн и Азиза вражескими шпионами.

Коки громко застонал:

– Да исчезновение-то здесь при чем? Вы что, предполагаете, эта тетка похитила Фрэн?

Он отчаянно озирался по сторонам. Душа инспектора жаждала хоть каких-то действий, но делать было решительно нечего.

Джеймс посмотрел на него с удивлением.

– Я думал, вы и так поняли… Вы ведь не хуже меня знаете Фрэн. Разве могла она оставить такое письмо без ответа?

Коки плюхнулся на кровать, утирая вспотевший лоб.

– То есть?.. По-вашему?..

– Фрэн терпеть не может писать письма, – сказал Джеймс.

Они встретили ее возле дома, счастливую и довольную.

– Коки, надеюсь, ваш бульдог не слишком беспокоился? Мне просто понадобилось ненадолго отлучиться… по делу, в деревню. Вы же меня туда не пускаете, даже под охраной, пришлось сбегать одной. Я попросилась кое-куда, а там выскочила в окошко.

Инспектор был вне себя от ярости.

– Вы понимаете, как всех напугали, и меня в том числе? Ваша бабушка чуть с ума не сошла, сестра сама не своя, мистер Пенрок словно буйнопомешанный, и только ваш драгоценный капитан Николл ухом не повел и, как всегда, цедит слова по одному в минуту. Фрэнсис, ей-богу, я вас за такие штуки в тюрьму посажу!

Фрэн ужаснулась и принялась просить прощения. Заливаясь слезами, она обнимала всех по очереди:

– Родные мои, простите, простите! Мне и в голову не пришло, что вы подумаете, будто со мной что-то плохое случилось. Пен, мой хороший, не дрожи так, а то я себя чувствую совсем злодейкой! Бабушка, миленькая, пожалуйста, прости! Милый Коки…

– Нечего теперь ко мне подлизываться, – буркнул инспектор, от волнения швыряя в камин только что свернутую самокрутку. – Раньше надо было думать! Безобразие сплошное. Право, мне очень хочется упечь вас в кутузку. Там, по крайней мере, вы будете в безопасности. Что вам понадобилось в деревне?

У Фрэн порозовели щеки.

– Я встречалась с одной женщиной, миссис Фитцджеральд. Она мне прислала совершенно ужасное письмо, и я обязательно должна была пойти ей объяснить, что она не права…

– Господи боже, вот ребенок! Подумаешь, какая-то деревенская сплетница мелет чушь про вас с Николлом…

Фрэн подняла на инспектора полные слез глаза.

– Ох, совсем не в этом дело! Ну вообразила она, что у нас с Джеймсом роман, ерунда какая. Там было еще гораздо хуже…

На какое-то безумное мгновение Пенрок решил, что она убивается из-за глупых слов насчет собаки, но едва протянул к Фрэн руку, она бросилась в его объятия и, рыдая на его плече, проговорила между всхлипами, что она, конечно же, конечно же, не хотела насмехаться над Пайпой и бедняжкой мисс Морланд, она совсем не такая бесчувственная, ну как люди не понимают: она просто не хотела лицемерить и говорить слюнявые благоглупости только из-за того, что кто-то умер…

Пенрок понимал, что сейчас ей сгодилось бы любое плечо и она у кого угодно вытащила бы платочек из нагрудного кармана, а утерев слезы и благодарно шмыгая носом, улыбнулась бы, глядя в лицо. Но в эту минуту он обнимал ее и прижимал, всю дрожащую, к своему сердцу и несколько кратких мгновений был невообразимо счастлив.

В крохотное станционное здание в Тенфолде зашел человек и рассеянно-небрежно купил билет до соседней станции под названием Пиддлпорт. В ясном небе светила луна. До прихода поезда одиннадцать двадцать пять пассажир успел поболтать с кассиром (он же по совместительству дежурный по станции), а садясь в поезд, перемолвился парой слов с кондуктором. Когда поезд тронулся, пассажир – оказавшись один в купе – влез на сиденье, вывинтил синюю лампочку на потолке и аккуратно положил ее в угол. Пять минут спустя он открыл дверцу купе и встал на подножку, а еще через две минуты, оттолкнувшись, полетел спиной вперед в придорожную канаву. В следующую минуту он уже бежал, держась за плечо, к беседке на лугу близ Пиджинсфорд-хауса.

Джеймс тихонько постучал в дверь библиотеки.

– Инспектор, можно вас на два слова?

– Капитан Николл, входите! – бодро отозвался Коки.

Он выспался, посвежел, а главное, считал, что убийца почти у него в руках – осталось только кое-что проверить.

– Чем могу помочь?

– Я хотел бы съездить в Тенфолд, – смиренно ответил Джеймс. – Не могли бы вы меня отпустить на час-другой? Если нужно, пусть мой конвоир со мной едет. Я к нему так привязался, что даже расставаться не хочется.

– Что вам надо в Тенфолде? – спросил Кокрилл, раскачиваясь на стуле, словно школьник.

– Я хотел… Признаться, инспектор, вы наверняка посмеетесь. У меня придумалась довольно складная теория о том, как были совершены эти убийства. Я хотел проработать детали, а потом готов поделиться с вами – если, конечно, вам интересно.

Коки насмешливо улыбался.

– Ну-ну, вы настоящий Шерлок Холмс! Возможно, вам будет интересно узнать, что я тоже построил довольно любопытную теорию о том, как были совершены эти убийства. Но поскольку вам до нее дела нет, не вижу причин лишать вас небольшой прогулки. Ваша теория ведет в Тенфолд, верно?

Джеймс опустил голову, как бы подтверждая: да, есть некоторая отдаленная связь с Тенфолдом.

– Прекрасно. Отправляйтесь! Джонсона с собой брать незачем – разве что вы и впрямь так к нему прикипели, что не вынесете разлуки. Поставлю только одно условие: без моего разрешения никому об этой своей теории не рассказывайте. Что-нибудь еще вам нужно?

– Нет-нет, больше ничего, – ответил Джеймс, бросаясь к двери. – Огромное спасибо, что разрешили мне ехать! Больше ничего не нужно.

– А я думал, вы попросите одолжить велосипед, – отозвался Коки все с той же насмешливой улыбкой.

Как выяснилось, Джеймс уже позаимствовал велосипед у кухарки. Важно крутя педали, он проехал через деревню и начал подниматься вверх по склону. Через полмили, на краю обширного луга ему попался крохотный заброшенный сарайчик. Спешившись, Джеймс завел велосипед в сарай и прислонил к покосившейся стене. Со стороны Пиджинсфорда к деревне приближался автобус – минут через десять он поднимется сюда, на холм. Джеймс пока что внимательно осмотрел сарай.

Уцелевшая часть крыши защищала земляной пол от снега и дождя. В сухой пыли виднелись отпечатки велосипедных шин, а у стены, где сейчас стоял его велосипед, остались отметины от колес. В одном месте пыль была слегка стерта, словно здесь колесо задело пол, когда велосипед выносили из сарая. Джеймс закурил и не спеша пошел дальше.

Вскоре его догнал автобус. Джеймс замахал рукой, и автобус остановился. Через двадцать минут они уже были в Тенфолде. На станции Джеймс поинтересовался, когда следующий поезд на Пиддлпорт.

Дежурный по станции посмотрел как-то странно, однако заверил, что поезд будет через час.

– Отсюда не много людей ездит? – спросил Джеймс небрежно и предложил дежурному сигарету.

Дежурный от сигареты отказался, а на вопрос ответил, что да, в самом деле не много.

– А какой последний поезд? Одиннадцать двадцать пять? – спросил Джеймс.

Дежурный ответил утвердительно.

– Полупустой ходит, наверное? – заметил Джеймс, закуривая.

– Как когда, – ответил дежурный.

Джеймс терпеливо вздохнул. Расследование зашло в тупик, а собеседник стремительно превращался в противника. Прислонившись к неудобному дверному косяку, Джеймс бренчал мелочью в карманах и ждал вдохновения. Наконец его осенило.

– В такие снежные ночи здесь, должно быть, совсем нечем заняться? – предположил он, беспечно подбрасывая на ладони монету в полкроны.

Реплика произвела поистине магическое действие. В самом деле, заняться ну вообще нечем, охотно согласился дежурный, поправив на голове фуражку и привалившись к двери с другой стороны. В ту ночь, когда убили несчастную мисс Морланд из Пиджинсфорд-коттеджа, погода была очень холодная, хотя не сказать чтобы сильный снегопад. На поезд садились всего человек пять-шесть. Большинство, наверное, в Медликомб ехали – это единственная крупная станция за Пиддлпортом. Знакомых он не видел – да он здесь недавно служит, в лицо только жителей Тенфолда узнает. На следующую ночь было еще холоднее, и снег валил – просто страшное дело. Дежурному это особенно запомнилось, потому что на станцию пришли всего трое пассажиров: парочка и еще один тип, он на платформу влетел перед самым отправлением, прямо вырвал билет у дежурного из рук и вскочил в пустое купе. Запыхался вконец, бедолага, – вот-вот жила лопнет. Раньше дежурный его вроде не видел… Если только накануне – как раз в ту ночь, когда мисс Морланд убили. Кажется, из тех пяти-шести пассажиров один пожилой был очень на этого похож.

Дежурный провел рукой по губам и заметил, что от разговоров страшная жажда разыгрывается.

Джеймс считал, что за такое блестящее изложение нужных ему фактов жажду следует утолить, и потому щедро вознаградил дежурного по станции, после чего отправился в деревню Тенфолд.

Сколько он ни расспрашивал, никак не удавалось выяснить, где живет сестра Бунзена. Джеймс помнил, что она не замужем, однако никто из местных жителей слыхом не слыхал о мисс Бунзен. В конце концов он просто объяснил, что эта леди очень пожилая и сильно болеет, а брат у нее служит дворецким у мистера Стивена Пенрока в Пиджинсфорд-хаусе. Тут деревенские жители закатились дружным хохотом и сообщили, что ему нужна мисс Горелл.

Поскольку больше никто в деревне описанию не соответствовал, Джеймс в некотором замешательстве отправился к дому мисс Горелл. Медсестра, обрадованная его приходом, объявила, что пока он посидит с больной, она сбегает за диетическим питанием.

Сестра Бунзена слегка напомнила Джеймсу леди Харт – такая же благовоспитанная и властная. Джеймса она встретила очень приветливо и немало повеселилась, слушая рассказ о том, как трудно было ее отыскать. Брат, наверное, до сих пор не понял, в чем шутка, объяснила она добродушно. Много лет назад мисс Венис Харт и ее сестричка мисс Фрэн, в то время совсем еще девочки, переименовали его в Бунзена, в честь бунзеновской горелки. Мистер Пенрок давно позабыл, что у дворецкого есть и другое имя. Разве на дознании джентльмен не слышал его настоящую фамилию?

Джеймса в то время занимали исключительно мысли о собственной роли в происходящем, но он не потрудился этого объяснить, да его собеседница и не ждала ответа.

– Он такой хороший брат, сэр! Так обо мне заботится. И вчера, и позавчера приезжал, хотя погода совсем не для поездок на велосипеде…

– А вы видели его велосипед? – азартно спросил Джеймс.

Мисс Горелл очень удивилась:

– Велосипед? Нет, не видела. Брат его всегда оставляет в сарае.

В первый из двух вечеров ей было совсем худо. Ногу так свело, думала уж, вот и срок настал, сперва ноги отнимутся, а там и все остальное. Одна ее подруга четыре дня так пролежала – в первый день правую ногу не чувствовала, на другой день обе ноги, а потом еще два дня онемение поднималось все выше, пока до сердца не дошло. Доктор принес мисс Горелл те же таблетки, что бедной Марте давал – беленькие такие, кругленькие. Конечно, она перепугалась. Тем более что у Марты живот болел, а у нее сердце…

Джеймс прервал этот поток воспоминаний, сказав, что приехал задать мисс Бунзен – ох, простите, мисс Горелл – очень важный вопрос. Как он сам рассказал на дознании (тут сестра Бунзена сочувственно погладила его по руке), его жена Пайпа Ле Мэй на самом деле не была в родстве с мисс Морланд. Вот он, Джеймс, и подумал: если человек так долго прожил в здешних краях, как мисс… э-э… Горелл (на этот раз правильно!), то уж наверное знает и местную историю. Все кругом гадают, кто во что горазд…

Выражение лица старушки неуловимо изменилось. Она резко заметила, что людям бы лучше не совать нос в чужие дела, не то могут узнать такое, что им совсем не понравится.

– Я бы вам помогла, капитан, только не должна я болтать о том, что знаю, вот вам и весь сказ. Одно вам скажу, может, вам легче станет: отец мисс Пайпы был человек добрый и хороший, каких мало. Матушка у нее была дурная женщина, голову ему, бедолаге, заморочила, так что он уж и соображать перестал, что правильно, а что нет. За то и расплатился сполна горем да раскаянием и до самой смерти боялся, как бы все дело не вскрылось… О деньгах уж и не говорю. А у жены вашей, у мисс Пайпы, и его кровь текла в жилах, не только материна. Она тоже добрая была и великодушная по-своему. Это все от него, я так считаю. Теперь она, бедная, умерла, а вам, сэр, может, утешением будет знать, что отец у нее был прекрасный человек.

Джеймс вышел из коттеджа с ощущением глубочайшего стыда. Если верна его теория, лучше бы бедную старуху и впрямь забрала смерть еще в ночь первого убийства – начиная от ног и постепенно дойдя до сердца, как это принято в Тенфолде. Однако на кону стояли и более важные вещи, чем мирная кончина деревенской старушки, которая и так уже одной ногой в могиле.

В подавленном настроении Джеймс вернулся на станцию и сел в полуденный поезд.

День был чудесный. Над холмами летали птицы, снег сошел и на травянистых склонах там и сям паслись овцы. Поезд миновал деревню Пиджинсфорд и начал, пыхтя, подниматься на холм близ Пиджинсфорд-хауса. Джеймс открыл дверцу купе и повис над землей. Когда поезд замедлил ход на подъеме, Джеймс прыгнул. Прокатившись кубарем по земле, он вылез из канавы, весь в грязи и в синяках, и по берегу речушки дошел до ворот сада.

Он слегка подвернул ногу, однако довольно бодро проковылял через деревню к сарайчику среди холмов. Встречные на него оглядывались, так что он остановился, кое-как отряхнулся и поправил воротничок и галстук. В конце концов, спешить некуда. Старик, да еще с мозолями, наверняка шел еще медленнее.

Джеймс двинулся дальше, мужественно преодолевая боль в щиколотке. Добраться бы только до сарая, там его ждет велосипед, а дальше долгий спуск и совсем чуть-чуть в горку, от деревни до Пиджинсфорд-хауса. Забирал ли Бунзен велосипед после того, как убивал своих жертв, или вначале заходил за ним в сарай, потом вершил свое черное дело и как ни в чем не бывало возвращался домой? Убив мисс Морланд, он, конечно, оставил велосипед возле трупа и побежал за Пенроком, прикидываясь испуганным и дрожащим.

Велосипед мирно стоял в сарае у стеночки. Джеймс, морщась от боли, взгромоздился в седло и покатил вниз по склону.

Коки ждал его на террасе.

– Приятная прогулка? – все так же насмешливо поинтересовался он.

– Не очень, – буркнул Джеймс, с трудом поднимаясь по ступенькам.

– Вы, кажется, упали, – с лицемерным сочувствием заметил Коки, помогая ему войти в дом. – Ногу подвернули?

– Да.

Он никак не мог понять, отчего веселится инспектор.

– Знали бы вы, что я при этом доказал, вы бы так не радовались!

Кокрилл завел его в туалетную комнату на первом этаже и бесцеремонно пихнул на сиденье унитаза.

– Ногу покажите-ка… Фу ты, как распухло. – Намочив полотенце, инспектор бережно обернул им поврежденную лодыжку. – Я думаю, просто растяжение. – И добавил, улыбаясь:

Джеймс изумленно воззрился на него:

– Вы меня видели?

– Нет, не видел, – беспечно отозвался Коки. – Просто мой сотрудник вчера себе плечо вывихнул точно таким же образом. Не повезло вам – снег у железной дороги уже сошел. В сугроб мягче, и не так далеко падать. С другой стороны, вы же не старик.

– Значит, вы давно до всего додумались, а я только сейчас сообразил? – возмутился Джеймс.

– Это смотря что вы установили, – благосклонно ответил Кокрилл. – Удалось вам разговорить дежурного по станции в Тенфолде? Он вообще-то хапуга, но я ему заранее позвонил, велел поделиться с вами информацией.

– Так вот отчего он излагал как по писаному! – разочарованно протянул Джеймс.

Кокрилл расхохотался.

– Надеюсь, вы старушку не расстроили? – добавил он уже серьезнее. – Мы сами собирались к ней сегодня съездить, но я подумал, может, с вами она будет откровеннее… Скорбящий муж и все такое.

Джеймс потер ноющую лодыжку, плотнее прижимая к ней холодное полотенце.

– Ну знаете! Это просто бессовестно! Я тут надрываюсь, чуть шею себе не свернул на этом старом драндулете – я-то, который в жизни никакой физкультурой не занимался… Рисковал, что кухаркин велосипед стащат из того замшелого сарая. Как дурак, искал по всей деревне мисс Бунзен и потом еще с риском для жизни прыгал на всем ходу с поезда. А вы на все это преспокойно смотрели и посмеивались! Черт возьми, я мог упасть на рельсы, меня бы разрезало пополам! Или валялся бы до утра без сознания в канаве. Даже утонуть мог – вдруг в канаве оказалась бы вода? Мог ногу к чертям сломать…

Кокрилл уже не слушал. С безумным огнем в глазах он схватил себя за пушистые белоснежные волосы, повторяя:

– Орудие!.. Орудие убийства!..

Джеймс, все еще с мокрым полотенцем на лодыжке, на одной ноге попрыгал в холл. Коки у телефона требовал срочно позвать доктора Ньюсома. Через минуту он спросил, понизив голос:

– Док, это вы?

В трубке затрещало.

Кокрилл нетерпеливо прервал:

– Хорошо, хорошо, я вас не сильно задержу. Что за деревня такая, каждый день младенцы родятся! Слушайте: вы в своей врачебной практике видели когда-нибудь человека, которого переехал поезд?

В трубке снова затрещало.

– Так и знал, что вы это скажете. А я думаю, что на самом деле видели, – промолвил Коки.

На этот раз трубка трещала долго.

– Вполне согласен, – произнес наконец инспектор и хлопнул трубку на рычаг.

Обернувшись, он увидел Джеймса – тот так и стоял на одной ноге, будто аист.

– Что вы здесь делаете? – рявкнул Кокрилл.

– Думаю, – словно очнувшись, ответил Джеймс.

Кокрилл за локоть повел его в библиотеку.

– Ах, вы думали! О чем же, любопытно знать?

– О том, что после одиннадцати двадцати пяти других поездов нет, – ответил Джеймс, оседая на диван.

Кокрилл вытащил бумажку, табак и задумчиво свернул очередную самокрутку.

– Верно, – сказал он наконец.

В блестящих карих глазах больше не искрилось веселье.

– А выскочить из поезда и одновременно подсунуть труп под колеса того же самого поезда невозможно. Даже если труп уже имеется.

– Разве только поезд очень длинный, – сказал Джеймс.

– Ну, одиннадцать двадцать пять – совсем короткий поезд. – Инспектор покачивался на каблуках, греясь у огня. – И трупа под рукой тогда еще не было. Кажется, мы с вами немного поторопились.

– То есть вы не думаете, что Бунзен… Слушайте, инспектор, он же совершенно точно оставлял велосипед в сарае! Доехал до холмов, поставил велосипед, поймал автобус в Тенфолд, посидел с сестрой до двадцати минут двенадцатого и вернулся поездом. Спрыгнул с поезда без двадцати пяти двенадцать или около того… По времени оба раза точно совпадают с убийством. За счет поездки на поезде сэкономил полчаса времени. Дальше только велосипед из сарая забрать… Я сам видел следы от колес возле стены!

– Следы всего лишь доказывают, что кто-то оставлял в сарае велосипед. – Инспектора вновь охватило бесовское веселье. – Не забывайте, мои ребята еще до вас прошли тем же маршрутом.

Джеймс не удержался от смеха. Все его изощренные построения рухнули в один миг.

– Вы хотите сказать, что старикан, как и говорил, торжественно прикатил, крутя педали, в Тенфолд, а потом обратно, через метель и вьюгу? Значит, он вообще ни при чем?

– По всей вероятности. А девушку кто-то положил на рельсы, уже мертвую. Голову отрезало колесами поезда…

– Черт возьми, да не может Бунзен быть в стороне! Он все-таки отец Пайпы – слишком уж большое совпадение!

– Отец мисс Ле Мэй? – Коки вдруг насторожился. – Вы уверены?

– Конечно, уверен! Так сказала его сестра. Должно быть, мисс Морланд все узнала, потому он ее и убил. Наверняка слегка повредился умом за тридцать лет раскаяния.

Кокрилл позвонил в звонок. Явился Бунзен и скромно встал у порога.

– Звонили, сэр?

– Мне нужно с вами поговорить. Входите и закройте за собой дверь. А теперь скажите мне вот что: давно вы живете в Пиджинсфорде или где-нибудь поблизости? Ваша сестра нам сообщила, кто родители мисс Пайпы Ле Мэй, и мне нужно ваше подтверждение. Что скажете?

Потрясенный, Бунзен вытянул дрожащие старческие руки по швам и уставился в пол.

– Если уж она вам рассказала, сэр, то, наверное, были причины. Тридцать лет назад она поклялась, что в деревне никто не узнает, и по сей день хранила молчание. Сэр, вы, надеюсь, не собираетесь это обнародовать? Миссис Морланд, то есть матушка мисс Грейс, конечно, все знала, но она была святая женщина и сделала скидку на слабость человеческую. И ребенка в приют пристроила, а позже, когда викарий скончался, взяла девочку к себе – будто бы это его племянница, что ли. Мисс Грейс так и не узнала правды. Она тоже хорошая женщина была, мисс Грейс, но все же не такая, как мать. Мисс Морланд была святая, вот как есть святая.

– А мать ребенка?

– Она была по фамилии Порт. Скверная женщина, хоть и видная собой. Тогда же уехала из деревни. Кажется, она давно умерла. По крайней мере, ни ребенка, ни викария она больше не тревожила. Он ей, конечно, деньги посылал и о ребенке позаботился…

– Викарий? – воскликнули Джеймс и Кокрилл.

– Ну да, сэр. Бедный джентльмен! Доброй души был человек, но большой жизнелюб, а эта особа в него так и вцепилась… Вы еще учтите, что он молодой был. Сестра моя была повитухой, так обо всем и узнала – Флосси Порт к ней приходила за советом. Только мы с ней и знали, что да как. Бедный викарий с нас взял слово, и миссис Морланд еще потом перед смертью, что мы никому ни словечком не обмолвимся. Я и сейчас вам только потому говорю, что сестра, видно, решила, так надо. Пожалуйста, другим не рассказывайте, сэр! В деревне такое никому и в голову не пришло бы…

Коки, немного опомнившись, постарался успокоить старика:

– Я думаю, Бунзен, в этом не будет необходимости. Постараюсь сохранить все в тайне. Строго говоря, ваша сестра нам ничего конкретного не сказала, просто из ее слов мы сами сделали вывод, что… отцом был викарий. Верно, Николл?

Джеймс вскочил.

– Да-да, а то как же! Мы никому, правда, инспектор? – И добавил, умоляюще глядя на Кокрилла: – Наверное, лучше Бунзену не говорить сестре об этой нашей маленькой беседе? Мы же просто так, уточнить, незачем об этом распространяться.

Коки, мрачно улыбаясь, с ним согласился.

Джеймс тронул старика за рукав:

– Не волнуйтесь, Бунзен! Выяснили и забыли.

Бунзен просиял:

– Спасибо, сэр! Спасибо, инспектор! Вы так добры! Не хочется, чтобы через столько лет попусту трепали имя бедного викария…

Он ушел, шаркая больными ногами и с облегчением качая головой. Невинный старый дворецкий не подозревал, что несколько часов кряду был в глазах двоих человек трижды убийцей, да в одном случае к тому же еще и убийцей собственной дочери.